Кирилл Аваев
В Алейск для подготовки казармы к проживанию был заброшен десант: два десятка курсантов с молотками и пилами, среди них оказался Пылюк. Спали они все вместе на нескольких сдвинутых друг к дружке кроватях, навалив сверху все имевшееся в наличии теплое имущество – в конце апреля в нетопленой казарме холодно.
Дней через десять, когда половина десанта уже уехала в кал-манский лазарет с простудой, а остальные без бани и нормальной пищи стали вызывать жалость своим убогим видом, Игорь стал поэтом: как-то ночью, лежа под шинелью и трясясь от холода, он родил свои первые стихи:
Обещает быть весна долгой,
Только я не доживу, знаю.
Нас осталось человек восемь,
Да и те уже помрут к маю.
Бьют дождинки по щекам впалым,
Жить осталось нам совсем мало,
Из последних сил поем песню,
Помирать – так уж нам всем вместе.
Вот уж, кажется, примерз крайний –
Значит, нужно отдирать снова,
Не вернется он домой к маме,
А ведь так его ждали дома.
Где-то пятеро друзей наших
Варят нам уж два часа кашу,
Сапоги примерзли льдом к полу,
Умер восемь дней назад повар.
И как деды наши, в бой шли мы.
На лопатах уж застыла глина.
По субботам нам привозят фильмы,
Но смотреть их нет у нас силы.
Проорал петух – вставать нужно.
Эх, как раньше б соскочить дружно,
Но никто из нас не знал даже,
Кто сегодня снова спать ляжет…
У Бори все плохо. Летать хочется безумно. Других уже начали возить, Боря заправляет им перед полетом баки, потом слушает их рассказы об ощущениях и успехах, а сам все чего-то ждет: очереди своей, погоды, пока починят самолет… Вот уже две недели на каждые полеты ему планируют «облет района полетов» – первое упражнение в программе, – а слетать все не удается. То одно, то другое. Один раз даже запустил двигатель, шеф (инструктор) уже запросил разрешение вырулить, но полеты закрыли из-за засветки – грозового облака, которое подошло близко к аэродрому. В другой раз погода была, так Андрюха Ванечкин в полете обрыгал всю кабину. Конечно, Ванечкин должен был ее бегом вымыть, но его мутило, рыгал в полете он уже не первый раз, и дело шло к его списанию – в общем, ему было блевать, успеет Елин слетать свой полет или нет. Пока заправляли самолет, он не торопясь принес воды, тряпку и полез в кабину. Время поджимало, по Анд-рюхиному лицу было видно, что его сейчас опять стошнит, поэтому Боря, выхватив ведро, сам полез мыть Андрюхину рыготину, но шеф махнул рукой:
– Елин, не гоношись, все равно не успеем…
Но в один прекрасный день все условия невероятным образом сошлись. Двигатель запущен, и инструктор везет счастливого Борю на взлетную полосу. Самолет вибрирует на неровностях грунтовой рулежки, пшикают тормоза, в наушниках слышен радиообмен, правда, с непривычки ни одного слова не разобрать.
Самолет замирает на старте, впереди полоса, уходящая к горизонту. Сейчас будет взлет! Сколько же можно было ждать этого взлета, задыхаясь от зависти к собратьям, уже испытавшим это!.. Борю захлестнули эмоции, он ничего не слышал, смотрел неотрывно на уходящую вдаль полосу.
Тронулись… «Элка» медленно набирает скорость, трясется, водит носом влево – вправо и, наконец, в последний раз задев колесом землю, взлетает. Как это не похоже на взлет пассажирского лайнера – «Элка» не взмывает, а именно отрывается от земли, с трудом, в самом конце полосы, выжимая в жару все из своего мотора, пережившего пять, а может, и восемь кап-ремонтов. Зато какой обзор! Высота набирается медленно, скорость небольшая, все можно успеть разглядеть…Здорово! Вот самолет на одной высоте с маленькими облачками, он идет прямо в одно из них – небольшое, красивое, правильной формы, – но шеф делает крен сперва в одну сторону, потом в другую, и самолет объезжает облако, а белые щупальца пара проносятся мимо, и Боря загибает голову назад, провожая их взглядом… Он видит крыло, плывущее на фоне зеленой земли, плавно трогает ручку управления, и крыло уходит с земли и начинает двигаться по небу, – это уже его, Борино, крыло.
– Как самочувствие? – это шеф.
– Нормально.
– Держи ручку, ГП – 1200.
Боря выполняет горизонтальный полет на высоте 1200 метров, но на приборы смотреть некогда: все интересное – за кабиной. Самолет снижается до восьмисот метров, но шеф не возражает, требовать соблюдения режима в первом полете – пустое дело.
– Елин, отзовись!
– …
– Елин!
– …
– Елин, твою мать!
– А-а-а?
– Где у нас аэродром?
– Золотую стрелку видишь? Доворачиваем на нее, жми «согласование курса», все, КУР – ноль, мозги нейтрально…
(Продолжение следует)