Та самая ночь
В ту ночь небо было синим-синим и из-за обилия снега казалось необычайно светлым, не ночным. Кособокие крыши покрывали голубые перины, пухлые и никем не тронутые. Улица утопала во мраке, точно залитая китайской тушью, и лишь верхний ярус города был озарен бледным светом фонарей.
Один из таких фонарей, похожий на полную луну, и привлек его внимание. Ангел летел по залитому синими чернилами небу, разгребая рябыми крыльями хрустящие колкие звезды. Летел так долго, что притомился и, выбрав крышу возле фонаря, спикировал на нее, оставив на девственно ровном пласте снега неглубокую борозду.
— Бр-р! — поморщился он, обнимая себя за плечи.
Зябко переступив с ноги на ногу, ангел осмотрелся и увидел подходящее местечко за печной трубой — да, в этом городе иногда еще попадались трубы и настоящие печи. Туда он и направился, высоко поднимая птичьи ноги.
В тени от трубы было уютнее. Он присел прямо на снег, подмяв под себя полы серого пальто, и принялся дуть на заледеневшие пальцы. Ангел не привык к таким низким температурам. Еще недавно он парил бесплотной душой и для полета ему не требовались ни крылья, ни хвост, а тело не уставало, потому что его в принципе не было…
Усевшись поудобнее, ангел сложил крылья за спиной, так что их острые концы перекрестились. С такой высоты он походил на обычного пестрого дрозда, но вряд ли кто-то додумался бы поднять голову — люди вообще редко смотрели наверх, а уж если бы и посмотрели, то увидели бы лишь птицу. Такова их натура.
Ангел глядел на желтые квадраты окон, из которых лилось уютное тепло и полосами меда ложилось на заснеженные козырьки подъездов. Дома были живыми, и в них билось множество сердец. В квартирах перекатывались разноцветными огоньками гирлянды и слышалась музыка. Его невыносимо тянуло туда, в тепло, и не только из-за холода. Конечно, он был ангелом и не мог заболеть, но какие-то не до конца атрофировавшиеся механизмы его эфирного тельца все еще работали, и ангел с прискорбием шмыгнул носом.
Мир был невообразимо синим и неестественно ярким — нахохленные, украшенные к праздникам дома, волшебные гроздья фонарей, разноцветные огни витрин, небо с крошевом сверкающих звезд, почерканное спутанной сетью проводов…
Ангел выдохнул в воздух облако пара. Ночь была тихая, безветренная и спокойная, ее не нарушали ни шалопай-ветер, ни метель. Мир казался неподвижной, нарисованной картинкой: ни людей, ни машин, ни птиц.
— Сидишь? — раздался скрипучий голос.
Ангел обернулся. Рядом с ним на ровную, идеально гладкую поверхность спикировал другой ангел — как истинный профи, он опустился ногами сразу в снег и величаво сложил остроконечные, похожие на чаячьи белые крылья. Отряхнул невидимый иней с рукавов пальто и выдохнул, любуясь исчезающим в небе белым облачком. Сложно удержаться и не воспользоваться преимуществами материального тела.
— Сижу, — буркнул младший ангел. Поджал под себя тонкие птичьи ноги, отчего стал еще сильнее напоминать нахохлившегося воробья.
— Замерзнешь, — со знанием дела отметил его наставник и тоже сел рядом, расправив на снегу похожий на раздвоенную вилочку хвост. Оба надолго замолчали, любуясь перемигиванием гирлянд и постепенно гаснущими желтыми глазами домов. Наконец спустя какое-то время старший ангел снова заговорил: — Знаешь, мы ведь тоже можем кое-что чувствовать. Такие молодые, как ты, — сильнее старичков вроде меня. Я-то уже почти забыл, каково это — мерзнуть или уставать… А в тебе, малыш, осталось еще много живого.
Младший только фыркнул. Быть «живым» нравилось ему в разы меньше, чем наставнику. А ведь когда-то он действительно был живым и находился среди них, людей, в теплом лоне одного из таких вот домов — впрочем, сейчас в это совершенно не верилось. Казалось, его ничто не связывает с миром смертных.
Ангел не помнил ничего о своей жизни и не испытывал никаких чувств к людям. Он был чист и пуст, как все новорожденные ангелы, ему только предстояло наполнить себя светом, но никак не эмоциями — последние были доступны исключительно созданиям из плоти и крови.
Ангел нервничал, и настроение от этого не улучшалось. Он боялся, что не справится со своим заданием, а значит, не быть ему настоящим ангелом. И что тогда? Что его ждет?
— Боишься? Не дрейфь! — старший дружески похлопал его по спине, и все перышки новичка встопорщились от волнения. — Все через это проходили. И я в том числе. Тоже, помню, сидел на крыше и дрожал, как осиновый листочек, а наставник меня успокаивал! И ничего — как видишь, вот он я перед тобой! А во времена моей стажировки, как это сейчас модно называть, жизнь была совсем иная, суровая. Тебе-то больше повезло. Моя тогдашняя подопечная жила в блокадном Ленинграде, и это был сущий ад, а не жизнь. Ты даже не представляешь, что нам с ней довелось пережить и чего мне стоило избавить ее от тяжкого груза сожалений и горечи.
— И что с ней случилось потом?
Наставник не ответил. Он смотрел, запрокинув голову и откинувшись на руках назад, на круглую, сырной головкой прилипшую к небу луну. Луна источала бледное голубое свечение и будто бы тоже на них смотрела. Ангел почти видел ее асимметричное лицо, и от этого его еще больше мандражило. Мир был сложен, многогранен, и он бы не удивился, если бы луна и впрямь за ними наблюдала.
— Почти все справляются, — с легкой улыбкой продолжил старший, не сводя глаз с неба, и лицо его тоже было голубоватым. Пожалуй, для людей оно было не запоминающимся, да и сам новичок никак не мог к нему привыкнуть: лицо наставника не имело конкретных черт, точно слепленное из пластилина, легко меняющего форму от малейшего прикосновения. — Недаром же тебя назначили ангелом! Значит, знали, что справишься. Малыш, далеко не каждый удостаивается подобной чести!
— Знать бы, за что меня так «наградили», — проворчал ангел. — И что, были же те, кто не справился? Что с ними стало?
— Ты справишься, — с нажимом произнес старший, вновь проигнорировав его вопрос. — Бесики сильны, но только потому, что сбиваются в стаи. По одиночке они пфук — мелочь пузатая! От тебя ничего особого и не требуется, кроме как оберегать от них своих подопечных да найти то самое чудо. Да что я объясняю — ты сам все поймешь! Поверь моему опыту. А теперь давай я познакомлю тебя с твоей семьей!
Наставник встал на вороньи, черные с синевой лапы и славно потянулся, вытянув руки и крылья. С хитрой улыбкой покосился на своего ученика. Тот словно примерз к месту. От холода шевелиться категорически не хотелось. Под настойчивым взглядом старшего ангел заставил себя тоже подняться — его худенькие и короткие лапки хуже переносили непогоду. Он уже помалу ко всему привыкал, но тело все еще помнило привычки из прошлой жизни.
Новая нежизнь была совсем иной и пока что представлялась ему слишком сложной. Он был ангелом — или скорее стажером, что, конечно, сути не меняло, — и, чтобы стать полноценным, обязан был творить благие дела. Каждое благое дело лишало его материальной приземленности, меняло строение его естества.
Кое о чем он, правда, не подозревал, зато знал его наставник. Тот ясно видел нить-плаценту, связывающую ученика с этим городом, которая еще не успела оборваться. Видел и усмехался.
— Пойдем. Нам сюда, — старший махнул рукой, указывая вниз, и без предупреждения прыгнул — ангел и охнуть не успел, а наставник уже раскрыл белые крылья и заскользил на воздушном потоке, точно по ледяной горке, плавными кругами снижаясь. Он слетел на два этажа вниз и бумажным самолетиком опустился на заснеженный водоотлив, оставив в снегу бороздку. — У-у-уф!
— Подожди! — второй ангел торопливо спрыгнул следом, от волнения не рассчитал и кувырком, не успев даже раскрыть крылья, полетел вниз. Перед глазами замелькали снег и синее небо, а потом его схватила за воротник сильная рука и рывком, неожиданно крепким для крохи-ангела, забросила на отлив.
— Ты-то, конечно, не разобьешься, но крылья переломаешь! — предупредил наставник, помогая ему подняться. Ноги дрожали, а грудь вздымалась и опускалась. — Ну-ну, выдохни хорошенько и вспомни наконец, что у тебя нет легких!
— Я помню, — молодой ангел все равно не мог отдышаться, — но это не помогает.
— Пройдет, — беззаботно заверил наставник. Отряхнул его, как маленького, и ангел смущенно покраснел. — А теперь иди ближе, не бойся. Смотри-ка сюда!
Он протер локтем налет серебристого снежка на стекле, образовав темную, похожую на лунку проталину. Ученик только диву давался: они не могли ни к чему прикасаться, ведь тела их были эфирны, но при этом стояли на снегу, или вот его наставник спокойно протирал стекло…
Он попробовал сделать то же самое, но зачерпнул рукой лишь пустоту.
— Нет, ты делаешь неправильно! — встрял старший. — Ты забываешь, кто ты. Ты ангел! Ты одновременно в реальности и вне ее. Просто думай о том, что тебе в данный момент нужнее: быть материальным или нет. Вот так.
Он сделал проталину шире, так что теперь оба могли в нее заглянуть. Ангел, все еще красный от смущения, тоже прильнул к окну. Внутри в полутемной комнате горел слоник-ночничок на тумбе у кровати. Всюду были разбросаны мягкие игрушки, а под потолком висел смастеренный из цветной бумаги и проволочного каркаса корабль с драконьими крыльями.
Вдруг откуда-то снизу выскочило круглое лицо и уставилось на них огромными серыми глазами. От неожиданности ангел беззвучно вскрикнул и свалился спиной в снег. Старший же отреагировал по-ангельски флегматично. Повернувшись к товарищу, с едва сдерживаемым смехом произнес:
— Дети иногда способны нас видеть. Если ты этого не хочешь, просто будь менее материальным.
— Можно было предупредить, — в который раз за ночь ангел выбирался из снега. Крылья и пальто промокли и начали студить тело.
Уже более осторожно, пряча свою суть, он подобрался к окну. Девочка все еще испытующе смотрела на улицу, но, судя по всему, никого больше не видела. Тогда, нахмурившись, она спрыгнула на пол и с криком побежала в соседнюю комнату:
— Ма-а-ам! Я видела ангела!
— Дорогая, ангелов не бывает. Это просто птичка, — раздался усталый женский голос.
— Но это правда был ангел! Маленький, как воробушек.
— Да-да, — мама издала понимающий смешок. — Ложись спать, ты время видела?
В детскую они вошли уже вдвоем: девочка и женщина, молодая еще, не старше тридцати пяти, с подернутой грустной вуалью красотой, собранными в короткий хвостик русыми волосами и носом с горбинкой. Поверх домашнего платья на ее плечи была накинута шаль.
Девочка ложиться не хотела и вредничала. Женщина вздохнула. Она выглядела крайне усталой — такая усталость обычно откладывается на лице в пятьдесят, а никак не в тридцать с хвостиком! Под веками и возле губ пролегли первые морщинки, а сами глаза были тусклыми и безжизненными. У женщины не было сил упрашивать дочь; она просто хотела, чтобы та поскорее легла и ее оставили наконец в покое.
У малышки характер был явно папин, не мамин. Энергия так и била из нее ключом. Бойкая, как трехмесячный котенок, она ёрзала под одеялом. Мама на автомате поглаживала ее по рыжеватым волосам, а та морщила носик-кнопочку и все косилась на окно. Ей были куда интереснее «ангелы», чем сон.
Вскоре малышку все же одолели собственный организм и нажим матери, и глазки ее стали слипаться. Мама выдохнула и тихо выскользнула из комнаты.
— Что здесь не так? — ангел ощущал некую неправильность, но не мог пока понять, в чем именно.
— Идем, — наставник повел его по карнизу к соседнему окну. Протерев стекло, без объяснений кивнул.
Женщина зашла в гостиную и без сил упала на диван лицом вниз. Сначала все казалось нормальным, но затем ангел заметил, что ее плечи подрагивают, и услышал приглушенные, смешанные с каким-то шипением всхлипы.
По спине пробежал холодок. В отличие от комнаты дочери, здесь определенно было что-то не так. В углах, за шкафами и под ножками мебели ульями повисли гроздья черной, точно живой пыли. В клубах этих иногда мелькали кожистые крылья и доносилось змеиное шипение.
— Вижу, заметил, — довольно произнес наставник, — вот в этом и состоит главная проблема.
Теперь ангелу стало совсем не по себе. Эти гроздья живой пыли вызывали у него содрогание самого естества и подсознательный трепет.
— Вот за этой семьей тебе и поручено присматривать, малыш.
Молодому ангелу стоило огромных усилий отвести взгляд от черной пыли. Он с тревогой рыскал глазами по комнате, лишь бы не смотреть в ту сторону, пока не остановил внимание на фотографии на стене. На ней вся счастливая семья была в сборе: мужчина и женщина, улыбаясь, обнимали девочку в костюме феи, сжимающую в одной руке сладкую вату на палочке, а в другой — воздушный шарик в виде попугайчика.
— Милая семья, — выдавил ангел, — а где муж?
— Муж скончался, — безэмоционально ответил наставник, — полгода назад. Это их первый Новый год без него. Можешь считать это своим проходным экзаменом в настоящие ангелы. Видишь ли, эти двое опустошены его гибелью. Темные помыслы пожирают их семью изнутри. И чем больше они грустят, тем больше кормят бесиков своими страданиями, тем больше накапливается новой грусти, и так по кругу, пока боль и горечь не высосут их до капельки. Мы не можем этого допустить.
— Ох, как все печально, — вздохнул молодой ангел. — И что мы можем сделать?
— Разорвать этот порочный круг, а уж как — тебе решать, тут я не вправе вмешиваться.
Теперь, присмотревшись, он различал и черные нити, присосавшиеся к плачущей женщине. По нитям перекатывались комки, как будто из несчастной что-то выкачивали.
— Если мы ничего не сделаем, никак не помешаем, еще до Нового года она последует за мужем, — вздохнул старший. — Твоя задача — не дать этому случиться.
Перспектива настолько ужасала, что ангел онемел и застыл, не сводя взгляда с жуткой картины. Тем временем бесики их заметили и довольно оживились. Ангелов они явно не боялись. Из клубка пыли высовывались тонкие крылья с перепонками и корявые лапки-иголочки. Шипение становилось громче, а вместе с ним громче всхлипывала и женщина.
— Ну, дальше сам! Вперед, стажер! — наставник сильно хлопнул его по спине, так что ангел невольно отшатнулся к стеклу. — Я буду за тобой приглядывать, не переживай.
— Но я… не знаю, что должен делать…
— Как что? Твори добро, дари чудеса, помогай людям, копи силы… Будь ангелом, в конце концов!
И, не желая давать больше подсказок, наставник расправил крылья и рыбкой влился в ночные потоки; молодой ангел с нарастающей паникой смотрел, как его уносит декабрьская ночь, как он становится все меньше, меньше, пока не превратился в белую искорку, одну среди тысяч таких же на синем шатре неба.
Ангел не был уверен в своих силах. Он даже толком не знал, на что способен. Снова прилипнув к окну, он посмотрел на плачущую женщину. В груди противно заныло от этой картины. Гостиная выглядела бедно без елки и украшений; хотя декабрь только вступал в свои права, весь город уже казался сошедшим с праздничной открытки, и лишь отсюда веяло тоской.
От бесиков не укрылось, что наставник улетел, и они стали по одному слетаться к окну. Черные, как капельки нефти, с кожистыми крылышками, тонкими ножками и острыми мордочками, похожими на клювы, — только красные глазки и видны, — они издевательски прохаживались по подоконнику, поворачиваясь к ангелу задом и крутя попой, а затем высовывали язык и хихикали.
Вдруг на окно с шипением упало что-то белое, и ангел снова свалился на спину, а бесики кинулись врассыпную. Кошка бросила на ангела презрительный взгляд и, молнией перепрыгнув на диван, свернулась у шеи женщины, яростно сверкая голубыми глазами во мрак. Бесики, не получив по лысым задикам, вновь осмелели и стали дразнить ее из углов. Кошку они тоже не боялись. Знали, что ничего она им не сделает.
Потирая собственную ушибленную попу, ангел направился к краю откоса, оставляя за собой вилочки следов. Тут было спокойнее и можно было немного проветрить голову. Ему не нравились эти отголоски материальности. Боль, холод, даже рудиментарный голод — все ему мешало. Но, по крайней мере, он не был противной кошкой.
Что ж, ангелу предстояла уйма работы, а он все еще понятия не имел, что же значит быть ангелом!
Автор: Фалена