Кирилл Аваев
– Топлифо фот по этой труботьке попатает фот пот эту мем-пранотьку… – убаюкивал «Сказочник» с кафедры двигателей.
– Вы рождены убивать!.. – рычал «Железный Феликс» по авиационному оборудованию.
– В БВВАУЛ очень трудно поступить, но еще трудней его не закончить, – учил жизни «дядя Коля-Колбаса» – радиоэлектронщик.
– Те, кто не принимал сегодня радиотренаж, после занятий пойдут в туалет на третьем этаже и будут делать из него оазис! – воспитывал полковник Ростилов.
Первый семестр – с сентября по апрель – показался бесконечностью. Информации дают так много, что выучить все невозможно. На курсе – двести сорок человек, а количество двоек измеряется тысячами. Увольнений нет: с двойками не положено. Первокурсники ходят в наряд по кухне и обслуживают все училище, а по воскресеньям частенько в караул – сторожить всевозможные склады. Первокурсник знает, что за не очень серьезный проступок может быть отчислен: никакой ценности он из себя еще не представляет, а тогда – прощай, мечта – и в солдаты. Да и друзьями еще не обзавелись…
Тем не менее, Борин курс совершил первый свой «подвиг» в самом начале учебы – коллективную голодовку по случаю отмены в субботу танцев…
Конечно, и танцы не состоялись, и обед они в результате съели, но начальство не заставило, а уговорило их его съесть.
На весенние каникулы перед полетами не едет бoльшая часть курса. Это "академики" – те, кто остался пересдавать экзамены. Боря и его новый друг Игорь Пылюк тоже остались на академию, завалили (о ужас!) историю КПСС. Получилось это так: незадолго до экзаменов устроили проверку конспектов лекций, первоисточников и сьездовских тетрадей. Каждый курсант, помимо изучения самого предмета, за полгода должен был исписать не одну толстую тетрадь, конспектируя сочинения Ленина и решения всевозможных съездов и пленумов ЦК. Понятно, что эта работа делалась только перед самыми экзаменами, и весь курс на неделю-другую засел за переписывание друг у друга конспектов. Боря и Игорь не участвовали в этом безумии, веря, что должно найтись какое-то простое и красивое решение проблемы. И оно нашлось...
Взяв конспекты у тех, кто их уже сдал, приятели сделали новые титульные листы со своими фамилиями и выдрали задние, где преподаватель уже написал свои замечания и поставил оценку. Это они и предъявили для проверки...
Первым показал конспекты Боря. Просмотрев лекции и первоисточники, преподаватель поставил две пятерки. А в сьездовской тетради он захотел написать какие-то замечания, но в том месте, где решил это сделать, обнаружил оттиск собственной подписи с предыдущего листа, вырванного Борей... Посоображав с минуту и поняв, наконец, что это означает, он зачеркнул две предыдущие пятерки и выгнал Елина, сказав, что сдать историю партии ему теперь будет нелегко...
Боря пошел к выходу, за ним и Игорек, делая вид, будто он сюда зашел от нечего делать...
– А вы-то куда, Пылюк, давайте ваши конспекты...
– Да я вспомнил, мне надо там кое-что подправить... Я в другой раз зайду...
– Давайте, давайте! Сейчас в основном посмотрим, а потом устраните замечания и еще раз зайдете.
Он уже начал проверку, но вдруг догадался – раскрыв одновременно все три Игоревых конспекта, он обнаружил в них разные почерки...
Полеты первого курса – в Алейске. Перед отправкой туда – наземная подготовка в Калманке, она включает и «наземное катапультирование». Для этого предназначен специальный тренажер – макет самолетной кабины, из которой на несколько метров вверх торчит рельс. В целях тренировки каждый летчик дважды в год должен «стрельнуться»: сесть в эту кабину, пристегнуться и нажать на рычаг катапульты – срабатывает пиропатрон, кресло с летчиком выстреливается и едет вверх по рельсу. На самом верху, метрах на пяти-шести, кресло ловится специальным захватом, и испытуемый должен произвести «действия после отделения от самолета»: расстегнуть привязные ремни, податься телом вперед, сымитировав отталкивание от кресла, и выдернуть кольцо парашюта.
Тренажеры эти имеют плохую славу: когда-то давно курсант Грач стрельнулся, как положено, сделал действия после отделения, а захват наверху не сработал. Кресло вместе с Грачом упало с шестиметровой высоты обратно, а поскольку он уже был отстегнут, то ударился подбородком о кабину… Конечно, после такого он уже не летал. Капитан Грач преподавал аэродинамику. Все зубы у него были золотые, а тренажер, принесший ему столько бед, с тех пор так и ржавел на аэродроме – больше на нем не упражнялись и называли его «памятник Грачу».
Начальником над катапультами был прапорщик Гаврилов, человек, помешанный на пиротехнике. Первыми с ним познакомились Вовка Рыбин и Митя Кротов: их отправили в его распоряжение, чтобы помочь организовать «зарницу» для учеников Калманской школы. В соседнем лесу Гаврилов нашел огромный ров, вывалил по краям его несколько бочек напалма, а чуть поодаль зарыл заряд тола с установленной на него бочкой керосина.
Сперва он поджег напалм и заставил бедных школьников бегать туда-сюда по рву в дыму и пламени. А потом, когда они, покрытые потом, пылью и сажей, построились, устроил «ядерный взрыв» – подорвал закопанный заряд. Детей хватил столбняк при виде поднимающегося на десятки метров вверх огромного красно-черного гриба и улетающей в небо бочки, а Гаврилов орал: «вспышка справа! вспышка справа!» и раскладывал их ногами к взрыву и закрывал головы руками…
Перед тем, как катапультировать курсантов, он со своими солдатами два дня налаживал катапульту, ремонтные работы сопровождались периодическими испытаниями: на всю округу раздавался грохот, похожий на удар машины, забивающей сваи, и кресло с солдатом, звеня об рельс, неслось вверх, наводя ужас на курсантов, которым все это еще предстояло…
Когда все было готово, Гаврилов построил курсантов перед катапультой:
– Н-н-ну, п-п-приступим к с-с-стрельбам! В-в-вопросы есть?
Говорили, что заикаться он стал после того, как его угораздило попасть на какой-то полигон во время стрельб.
Вопрос был один, но очень важный. Конечно же, больше всего волновало, как бы этот тренажер не стал кому-нибудь памятником, и озвучил это Влад Тараскин:
– Товарищ прапорщик, а вот говорят, что капитан Грач с кафедры аэродинамики…
– Д-д-достали вы меня своим Г-г-грачом! К-к-кто еще раз про него с-с-спросит – с-с-спишу к едрене ф-ф-фене! К-к-как фамилия?
– Тараскин.
– Полезай в к-к-кабину!
– А че я?
– Спишу к е-е-е..!
Тарасик залез в кабину, пристегнулся и доложил:
– Готов!
– К-к-катапультироваться! – скомандовал Гаврилов.
Влад, как положено, сперва повернул рычаг аварийного сброса фонаря, а потом потянул рычаг катапульты. Рычаг за годы стояния под открытым небом намертво приржавел к креслу, и сдвинуть его с места Тарасику было слабо. Как это удавалось солдатикам из ПДС, испытывавшим тренажер до него, непонятно. Он подергал рычаг еще несколько раз:
– Так оно не это!..
– Тяни с-с-сильней!
Влад побагровел от натуги – рычаг не двигался…
Гаврилов, который тоже побагровел, но только от злости, схватил стоявший рядом двухметровый дрын и двинулся к Тарасику:
– Н-н-ну сейчас я тебе у-у-устрою!..
Убежать Влад не мог, так как был привязан. Когда разъяренный Гаврилов с дрыном приблизился, он сжался и зажмурился, видимо, ожидая удара по голове…
Гаврилов воткнул свой дрын куда-то в механизм кресла, раздался взрыв, оно полетело по рельсу и остановилось на самом верху. Ошалевший Тарасик тупо смотрел на него оттуда…
– Ч-ч-че ты на меня у-у-уставился?! А д-д-действия после о-о-отделения?..
Вечером, после отбоя, когда возбужденный стрельбами народ еще не спал, на улице опять что-то начало стрелять через равные промежутки времени...
– Опять, что ли, катапульта…
Дали очередью... Старый Полковник встал на подоконник и, высунув голову в форточку, увидел несущегося во весь дух солдата, которого догонял другой, с автоматом. Как потом выяснилось, первый шел из самоволки и спьяну зашел на пост, где часовой, как и положено, скомандовал: "Стой, стрелять буду!" Поняв свою ошибку, самовольщик развернулся и пошел назад. "Стой, стрелять буду!" – снова сказал часовой, но нарушитель бросился бежать... Караульный – за ним, изредка постреливая в воздух.
Пробегая под окном, из которого высунулся Старый, он в очередной раз заорал: "Стой, стрелять буду!"
– Че орешь-то? Стреляй! – сказал ему Илюша...
Тот нажал курок. Пули попали в кирпичи возле окна, чудом не зацепив Полковника. Половину эскадрильи хватил столбняк, другая полезла под кровати, а Старый Полковник бегал, пригнувшись почти до полу, по кубрику и шептал: " Е-мое, так и убить могут!.."
(Продолжение следует)
