Вступление
«Если долго мучиться, что-нибудь получится», - поется в старой доброй песне 1970-х годов.
А я когда-то мучилась одной проблемой. Хотите верьте, хотите нет, но мне супер важно было понять, как мы развиваемся. Из какой точки А мы вышли и в какую точку Б направляемся.
А как же? Разве можно жить, не зная, куда «ветер дует», каков он, основной вектор (или тренд) нашего развития. Каждого из нас в отдельности и всех вместе как общества.
А вы? Неужто никогда не задумывались над этим? А как же тогда жить? Без руля и без ветрил? Как тупое животное: с утра проснулся – над чё-то похавать; надыбал чего-нето похавать – можно поспать или попытаться спариться с кем-нето, кто пасется поблизости?
Я так жить не могла и не собиралась и потому думала над такой чисто человеческой проблемой. Много думала. Постоянно. С утра до ночи и с ночи до утра. И книги глотала, и статьи, и впитывала прочие откровения разных светлых умов.
А как же не размышлять и не глотать, если от этого зависит и смысл жизни, и цели ее, и вкус и смак ее!
С такой же интенсивностью, наверное, в свое время Д.И. Менделеев пытался понять закономерность в строении химических элементов. Для него мучительный процесс думания закончился озарением и созданием всем известной таблицы.
Возможно, мое озарение не столь значительно для человечества, как периодическая система химэлементов (впрочем, как знать!), но оно тоже случилось. Я нашла-таки, из какой точки А мы все вышли и где находится точка Б, в которую мы все эволюционируем.
Делюсь своим открытием, хотя для кого-то это будет «открытие» (в кавычках), банальщина, а для кого-то – чепуха полная. Но мне мое озарение помогло: я как будто сразу поднялась на несколько ступенек в понимании всего и вся, достигла философского спокойствия и стала по сути счастливым человеком.
Чего и вам желаю!
Особенно по прочтении моих откровений.
Часть первая: Суть открытия
Сколько себя помню, мне постоянно внушалось, что все мы, люди, равны между собой и оттого равны перед законом, равны в гражданских правах и обязанностях. А если кто-то будет говорить, что он лучше других, и будет требовать для себя особого положения в обществе, то этот кто-то, мягко говоря, будет неправ.
Не хочу покушаться на гуманную идею гражданского равноправия, но все-таки мы не равны!
Конечно, если смотреть на нас как бы извне, рассматривая нас как популяцию двуногих существ, можно и не заметить различий в интеллектуально-нравственном уровне отдельных особей. Так, как, например, представители европеоидной расы не замечают индивидуальных различий в лицах представителей других рас, и, наоборот, мы, белые люди, для монголоидов и негроидов все на одно лицо.
И это, заметьте, внешние различия, различия в форме, а что же тогда говорить о различиях в содержании: их-то выявить намного трудней.
И оттого великое число аналитиков делит нас на всякие группы-подгруппы, стараясь уловить мельчайшие различия в наших темпераментах, интеллектах, вкусах и прочем. Честное слово, иногда эта деятельность даже напоминает блохоискательство, и некоторые различия, должно быть, просто мерещатся исследователям от желания их найти и от слишком пристального вглядывания в человеков.
Хотя фундаментальные отличия, которые являются результатом множества накопившихся нюансов, лежат на поверхности, видны невооруженным глазом, но почему-то не замечаются. Может быть, из конъюнктурных соображений.
В самом деле, всякий ли из нас может выступить в роли того мальчика из знаменитой сказки Г.-Х. Андерсена и воскликнуть, когда все расхваливают новый наряд короля, что-нибудь вроде: «Ребята, а король-то голый!»?
Вот сегодня в обществе, напуганном фашизмом, терроризмом и еще кучей «измов», заявить простодушно, что есть в нем люди более развитые, то есть далее ушедшие от наших животных предков, и есть менее развитые, это значит, по меньшей мере, обречь себя на упреки в пропаганде какой-нибудь сегрегации. Но это, конечно, не так.
Многие из нас и без того чувствуют, догадываются или предчувствуют, что если представить наше развитие в виде прямой от некоей точки А до другой точки Б, то на этом пути неизбежно кто-то окажется впереди, а кто-то отстанет, как бывает в любом забеге, заплыве, заезде.
Так вот и в жизни: кому-то повезло больше – его предки находились в более благоприятных условиях для развития, оставили ему более качественную генетическую «закваску», и он оказался ближе к совершенству (точке Б), а другой получил в наследство не столь отборные гены, да еще и среда не способствует улучшению его природы, и он плетется где-то в хвосте человеческой эволюции, неспособный почувствовать что-то, что чувствуют другие, или понять то, что они уже понимают.
Важно только определить, где она, эта точка Б, в которую все мы направляемся. Вот тогда и станет ясно, кто из нас более совершенен, а кто отстал в развитии.
И на этот как раз случай нужна мировая история как наука, вот для чего историю стоит кропотливо восстанавливать и фиксировать: она показывает, как менялись взаимоотношения между людьми, понятия о ценностях, и что остается неизменным.
Из истории становится понятно, что движемся мы – хоть и очень медленно, гораздо медленнее чем хотелось бы – от такого состояния, когда нами управляют животные инстинкты, к такому уровню развития, когда в нас будет доминировать разум. И вот когда это случится – восторжествует разум – тогда, должно быть, согласно библейскому пророчеству, и «созиждется новый град Иерусалим», и наступит Царствие Небесное «яко на небеси и на земли».
Улыбнулись? Не верите в это? А зря!
Судите сами, есть в нас примитивный животный инстинкт самосохранения (выживания), именно он диктует нам: бери, тащи в свою «нору» все, что сможешь урвать, запасайся на всякий случай, впрок, чтобы хватило на всю жизнь. Даже если сейчас тебе что-то не нужно - оно может пригодиться в дальнейшем.
«Хватательный» инстинкт не дает нам останавливаться даже когда уже запасено на 2-3 жизни (кто знает, как все может обернуться, вдруг и этого не хватит!), не велит задумываться о том, что у нас это так и пролежит мертвым грузом, а у кого-то мы отняли последнее, может быть, даже обрекая его на гибель.
Этот инстинкт очень силен. Играя на нем можно формировать из людей армии и создавать империи. Правда, раньше это было сделать гораздо проще, чем сегодня. Но ведь и сейчас человеческая алчность – одно из проявлений инстинкта выживания – вновь и вновь приводит нас ко всяким экономическим и политическим кризисам.
Чего только не сделает человек ради того, чтобы обеспечить себе возможность жить как можно дольше и беззаботнее! Ради этого можно и предавать, и грабить, и воровать, и обманывать, хитрить, ловчить, закрывать глаза на несправедливость и жестокость по отношению к другим…
Представьте, что было бы, если бы только это обеспечивало человеку возможность выжить. Если бы все только грабили, обманывали и брали, брали, брали? Наверное, скоро стало бы некого обманывать и нечего брать.
Вот поэтому, должно быть, и дана человеку другая возможность выжить – созидательная. Выращивать, строить, создавать особую среду вокруг, в которой можно чувствовать себя комфортно. Как вы думаете, были бы возможны все сегодняшние блага и удобства – все эти наши высокие технологии, средства связи и транспорта и прочее – если бы человечество решало вопрос выживания только с помощью хватательного инстинкта?
Получается, что по крайней мере часть человечества направляет свои умственные усилия не на то, где НАЙТИ И ВЗЯТЬ, а на то, как СДЕЛАТЬ и что для этого ПРИДУМАТЬ. Как тут не вспомнить незабвенного нашего классика Ф.М. Достоевского, утверждавшего, что в мире бог с дьяволом борется, и что «поле битвы – сердца людей».
Наверное, пришло время четко и ясно сформулировать, что точка А, с которой начиналось наше развитие, - это потребительское отношение к жизни (а еще жестче - рвачество), а точка Б, в которую оно направляется, - созидательное (творческое) отношение к жизни.
И место человека на дистанции между двумя точками можно определить по тому, что чаще побеждает в нем: желание урвать или желание создать, хватательный инстинкт или созидательный «запал».
Собственно, многим умным людям приходило в голову подобное деление. Вспоминается, в частности, как Олег Павлович Табаков сказал в интервью, что «есть люди, которые живут вот так», - при этом он развел руки в стороны, словно раскрывая широкие объятия. – «А есть, которые живут вот так», - тут он сжал кулаки и словно притянул к себе что-то.
Да! Так и есть! Одни видят целью своего прихода в этот мир - получить, испробовать, урвать как можно больше всего: благ, удовольствий, развлечений, вкусностей, любви и внимания окружающих; другие – отдать, израсходовать свои возможности: интеллектуальные, физические, творческие – все без остатка для усовершенствования этого мира.
Когда это началось? Откуда пошло такое разделение? Чем оно определяется?
Логично предположить, что давно. Еще в те времена, когда наши предки выживали сообща первобытными группами. Уже тогда неизбежно должно было произойти разделение труда среди гоминид: наиболее сильные физически и шустрые – охотились, а те, кто не мог быть особо эффективен на охоте, все больше занимались изготовлением орудий для охоты, обработкой шкур, т.е. находились больше на хозяйстве.
Логично предположить также, что со временем охотники эволюционировали в тех самых воинов, дружинников, князей и прочих администраторов – словом, во всякий люд, который под тем или иным предлогом, по-хорошему или по-плохому, но потреблял то, что создавали приверженцы хозяйственной деятельности. Охотники стали охотиться не на диких зверей, а на продукты труда неохотников и на них самих.
Я думаю, что вы уже поняли, что примат «охотника» в человеке определяет его близость к потребителям-рвачам, а вот примат «хозяйственника» делает человека созидателем.
То, что эволюционируем мы именно в сторону творцов-созидателей, а не рвачей-потребителей, видно хотя бы потому, что сегодня большинство рвачей худо-бедно тоже работают, предпочитают если не делать что-то нужное, стоящее, то хотя бы имитировать бурную якобы полезную деятельность. Охотников воевать от поколения к поколению все меньше и меньше, а воинственный дух агрессивных армий сегодня, как всем известно, поддерживается во многом искусственно - с помощью допинга и препаратов, изменяющих сознание.
Просто мотивация к труду у потребителей отличается от мотивации у творцов: труд для них – это один из способов получить какие-то блага.
Легальный способ.
Хотя рвач вряд ли откажется от любой нелегальной возможности обогатиться. Вообще его цель – как можно меньше тратиться, отдавать и как можно больше получать.
Поэтому рвачи-потребители и работу выбирают такую, чтоб можно было, разок напрягшись и освоив алгоритм, всю оставшуюся жизнь функционировать, особо не напрягаясь. Вот почему рвачей весьма привлекает бюджетная сфера, где повсеместно в обмен на гарантированные реальные деньги достаточно лишь создавать видимость деятельности, вот почему так активно деградируют во всем мире госструктуры: заполнены-то они преимущественно людьми отнюдь не созидательного склада.
Впрочем, иногда человек с философией рвача может достичь значительного результата в науке или искусстве. Например, при написании диссертации сделать важное наблюдение или выполнить точные расчеты по готовому алгоритму (на большее в науке рвачи вряд ли способны: фундаментальные научные открытия, операции синтеза, требуют другой психофизики, чем та, которая есть у них).
А если говорить об искусстве, то рвач как личность, предельно сконцентрированная на себе, может подчас явить миру такие подробности своих переживаний, что будет очень трогателен в этой исповеди и получит живой отклик широкой публики. Но поскольку другой темы, нежели он сам, у него не бывает, публике скоро надоедают попытки входить в одну реку дважды, трижды и бесконечное число раз. А рвач, между тем, всю оставшуюся жизнь рассчитывает прожить этаким памятником самому себе, получать дивиденды от этого единожды достигнутого успеха и очень обижается на людскую неблагодарность.
Характерная особенность рвача – за все требовать воздаяния. Его очень волнует, адекватна ли оценка его трудов, таланта, не обделили ли его почетом, вниманием и, конечно, деньгами.
Есть сказка. Я читала ее еще в глубоком детстве, не запомнила тогда ни автора, ни названия, но на всю жизнь въелось мне в память, как кто-то из персонажей, задумывает строить дом и нанимает бригаду строителей – навозных жуков - которые сразу заявляют:
- Мы, навозные жуки,
Очень любим пятаки.
Мы бесплатно не чихнём.
Не вздохнём и не шагнём.
Вот и ты за каждый шаг
Будешь нам платить пятак.
За этой декларацией следовал комментарий автора о том, что навозные жуки на самом деле за каждый шаг требовали пятак. (Кстати, именно по запомненным мною строчкам интернет определил, что книжка называлась «Городок на бугре» и автор ее – Константин Лагунов. Слава всезнающему интернету! Но это так, a propos, если кто-то захочет познакомить своего ребенка с хорошей книжкой.)
Вот таким жукам, наверное, и подобны люди с философией рвача, скрупулезно вымеряющие, все ли им дали, что положено, не получилось ли так, что им заплатили меньше, чем они, по их мнению, стоят. На такие счеты-расчеты они тратят уйму времени и сил, которые могли бы быть использованы для дальнейшего движения вперед и развития хотя бы собственного успеха (не говоря уж об успехе общего дела). При этом рвач никогда не побрезгует под шумок или втихаря отхватить больше, чем ему положено. Словом, если воспользоваться определением, популярным в театральном мире, рвач всегда «тянет одеяло на себя».
«Посмотрите, до чего же я красив, хорош, умен, сколько я знаю, что я умею! Любуйтесь на меня, восхищайтесь мной, заботьтесь обо мне, хольте меня и лелейте, нянчитесь со мной!» - вот чего добивается рвач от окружающих, отводя им только роль восхищенной публики, которая должна голосовать за него кошельками, тратить на него время, силы, внимание. Даже если рвач делает широкий жест, т.е. кому-то что-то дает, то это – именно широкий жест, который должен быть замечен и оценен публикой.
А вот мотивацию к деятельности человека-творца замечательно, с моей точки зрения, определил Клемент Стоун в предисловии к знаменитой книге Наполеона Хилла «Думай и богатей»:
«Моей целью всегда было, есть и будет сделать мир, в котором живет сегодняшнее и будут жить будущие поколения, лучше».
Лучше – это, наверное, справедливей, добрей, комфортней, безопасней, красивей… Конечно, нельзя объять необъятное, да и совершенству, как известно, нет предела, и оттого у людей с философией творца всегда есть работа, всегда есть к чему стремиться.
Им некогда долго «зацикливаться» на своих былых достижениях, поскольку перед глазами все время маячат несовершенства то там, то сям, которые хочется устранить, манят идеалы, которых хочется достичь.
И потому творцы ищут среди окружающих людей потенциальных или реальных союзников, пытаются их убедить, обратить в свою «веру».
Не как зрителей рассматривают, а ищут союзников!
Они вообще широко открыты миру, постоянно взаимодействуют с ним, будучи истинными экстравертами, чутко откликаются на любые обстоятельства, события: веселое их веселит, печальное – печалит, возмутительное – возмущает. Этот живой отклик на мгновенно меняющиеся обстоятельства очень отличает их от рвачей-интровертов, которые носятся со своими обидами, лелеют их, постоянно перебирают в памяти, с трудом реагируя на смену обстоятельств.
Например, рвач демонстративно будет портить праздник своей кислой физиономией тогда, когда окружающие из кожи вон лезут, чтобы поднять ему настроение. Он не заметит этих усилий, не оценит их, не будет благодарен.
А вот творец, чтобы не портить «обедни», отодвинет на время обиды, заботы, проблемы, с готовностью откликнется на доброе отношение окружающих и готов будет за него отплатить вдвое-втрое.
Это умение видеть и ценить красоту, доброту и все хорошее, что есть на свете, позволяет творцу сохранять ровное, спокойное, дружелюбное настроение, если хотите – философское спокойствие и оптимизм, что благотворно сказывается на состоянии нервной системы. Вот почему творцы, как правило, живут дольше рвачей и долго сохраняют активность и работоспособность.
Они не превращаются в вечно брюзжащую, ноющую, жалующуюся человеческую развалину, никому не интересную и не нужную, что обычно случается в преклонном возрасте с рвачами. У творцов частенько и на 8-9-10 десятках жизни имеется «громадье» планов, несделанных дел, вокруг них – люди, которым они нужны и с которыми постоянно взаимовыгодно сотрудничают.
Жизнь ведь тоже только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других,
Как бы им в даренье! -
вот оно – жизненное кредо творца, блестяще сформулированное ярчайшим представителем этого типа людей - Борисом Пастернаком.
«Счастье – это чувство нужности!» - поделился с нами другой творец – великий наш кукольник Сергей Образцов.
Вспомните, сколько эти люди прожили, как долго были нужны и интересны другим людям. Да до последнего их дня! И, смею утверждать, сейчас тоже нужны многим.
А в основе этой нужности, вспомним, постоянная деятельность по усовершенствованию нашей жизни, стремление использовать для этого «до донышка» свои таланты, умственные и физические возможности, стремление, как сказал Пастернак, «раствориться» в том, что остается, и в тех, кто остается.
Раствориться переданными им знаниями и умениями, мудрыми мыслями, сделанными открытиями, изобретениями и усовершенствованиями, налаженными системами работы, постройками – словом, всякими рукотворными и нерукотворными памятниками.
И хотя творцы как существа небесплотные, конечно, надеются не только на добрую память потомков, но и на благодарность современников, на справедливую оценку их трудов, выраженную, в том числе, и в материальном эквиваленте, но нет в них дотошности в подсчетах полагающегося им воздаяния. Не будут они крохоборствовать, биться за каждый грош для себя. Скорее, свое отдадут, лишь бы не слыть «сквалыгой», «рвачом», зато любую услугу окажут, если можно так выразиться, «с походом», то есть сделают больше, чем обещали, будут работать «до победного», несмотря на истекшее рабочее время, лишь бы результат их труда был образцово-совершенным, а если не получится достичь этого совершенства (что в принципе невозможно, как все мы знаем), они, по крайней мере, будут знать, что сделали все, что могли, и совесть их чиста.
Да, самый страшный суд для творца – это суд его собственной совести, глас Божий, либо звучащий, либо не звучащий в нас. В них он звучит, и звучит мощно, потому что они не пытаются его заглушить, как это часто делают рвачи.
Помните Пушкина:
Ты сам свой высший суд!
Всех строже оценить сумеешь ты свой труд!
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен?! Так пускай толпа его бранит…
Тоже из этой же породы был товарищ!
Достучаться, докричаться до других, поделиться изобретениями, находками, объяснить то, что открылось в результате его собственных поисков счастья (истины, идеала), – вот главная цель творца. И вопрос вознаграждения в таком случае уходит на второй план.
Это вам не торгашеская философия рвачей: все «дашь – на дашь», «ты – мне, я – тебе», «сколько вы мне дадите, если я помогу вам решить проблему?».
Для творца решение проблем, существующих вокруг и даже, вроде бы, напрямую его не касающихся, - есть еще шаги к жизни более гармоничной. А ведь без этой гармонии невозможно и личное счастье. Творец это понимает. Творец УЖЕ это понимает, в отличие от рвача, которому ПОКА ЕЩЕ эта связь недоступна для понимания.
Творец живет в огромном мире. Это – его личное пространство, где его касается все.
Мирок рвача ограничен стенами его жилища, а то и вовсе рамками его собственного тела, и потому окружающий мир для него – нечто чужое, безразличное, о чем не нужно заботиться, а можно только оттуда брать все необходимое для выживания.
Продолжение следует...
Остальные части:
Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5