«Немецкое влияние», определившее архитектурные моды Петербурга в средине позапрошлого столетия, сейчас трудно переоценить. Собственно как и общее влияние немецкой диаспоры на «вкусы» столицы в царствование императора Николая Павловича. Пожалуй наиболее известным архитектором, активно продвигавшим в России популярное тогда в Германии увлечение неоренессансом и эклектичным сочетанием различных стилей, был Гаральд Андреевич Боссе. Но мода штука относительно массовая и один Боссе тут конечно мог сделать не очень много, а вот его последователи…
Людвиг Людвигович Бонштедт, в отличии от Боссе, родился в Петербурге, но архитектуру, как и Гаральд Андреевич, изучал в Германии. Правда не в Дрездене, а в Берлине, хотя суть это не меняет. Как и Боссе, Бонштедт был принят при дворе и стал архитектором великой княгини Елены Павловны. Но, в отличии от Боссе, его младший коллега львиную долю частных заказов получал не на строительство, а именно на перестройку и декорирование зданий в соответствии с новым трендом. Конечно это отнюдь не умаляет собственных талантов Людвига Людвиговича, а знаменитый особняк Зинаиды Ивановны Юсуповой на Литейном – вполне наглядное их подтверждение. Просто так «сложился рынок», как бы сказали в наше время. За десять лет в 50-х годах XIX века он перестроил около десятка различных зданий. В их числе и этот дом на бывшей Никольской улице, с которым Бонштедт работал в 1858-м.
Фасад старого классического особняка Людвиг Людвигович довольно легко изменил в полном соответствии с последними модами. А вот с парадной задача была сложнее. Здание совсем небольшое и пространство очень ограниченное. Вытянутый для сохранения тепла холл и совсем скромные лестничные пролеты. Но Бонштедта это не смутило. Он просто грамотно соотнес масштаб умело использовав собственные наработки и наработки коллег. Холл был облицован искусственным мрамором с геральдическими вставками.
Все пространство лестничных пролетов плотно заполнено богатой лепниной «рисунок» которой весьма схож с использованным для юсуповского особняка, работы в котором он как раз завершал в это время. Людвиг Людвигович просто уменьшил объем, убрал совсем уж тяжеловесные излишества и разместил в нужном месте, нужный герб.
Хотя самое интересное тут, на мой взгляд, сама лестница. Ранее, пусть и более масштабно, лестницу с тонкими чугунными опорами и «наборными» ступенями между чугунными же косоурами, с успехом использовал Боссе. И в данном случае, подобное решение пришлось как нельзя кстати. Оно позволило Бонштедту заметно сэкономить пространство и, при этом, создать элегантное сочетание чугуна и мрамора, которое смотрелось дорого и изящно.
«Декоративные» работы были закончены в течение года и обошлись заказчику не дешево…
Интересно, что заказчиком всего этого великолепия был государственный служащий весьма скромного чина - числившийся в канцелярии комитета главного департамента детских приютов коллежский секретарь Владислав Фердинандович Щигельский. Конечно трудно себе представить, что простой обладатель гражданского чина десятого класса мог себе позволить покупку, да еще и модную перестройку, собственного особняка в столице. Более того, на чертежах дома он указан просто как «помещик» без всяких чинов, а это только подтверждает разумное предположение, что основным источником его доходов была отнюдь не служебная деятельность. Вообще фамилию Щигельских легко обнаружить в списке «родам Царства Польского, признанным в дворянском достоинстве», но трудно сказать какое именно отношении имел к старому шляхетскому роду собственно Владислав Фердинандович. Впрочем, уже упомянутое определение «помещик» и известный польский дворянский герб – Slepowron, имеющийся в декоре парадной, убедительно намекает на то, что отношение безусловно имел.
В любом случае Щигельский владел этим особняком не очень долго. Чуть более 10 лет.
Уже в 70-х новым хозяином тут станет гостинодворский купец второй гильдии, торговец гарусом «в перинной линии» Матвей Иванович Глазунов. Ко времени приобретения этой недвижимости, отметивший полувековой юбилей Матвей Иванович был в Гостином Дворе человеком весьма уважаемым и почтенным. Заведовал общественной кассой Двора, был рядным старостой и выборным от сословия. Женат был Глазунов второй раз и новая супруга был младше его на 20 лет. В семействе было семь детей от двух браков. Собственный «барский особняк» наверняка был для Матвея Ивановича своеобразным престижным символом «успехов и достижений». Да еще и молодая жена… Примечательно, что весь этот «дворянский антураж с польским акцентом» Глазунов менять не стал. Не думаю, что у него для этого не хватало средств. Скорее всего его просто вполне устраивала сия эклектичная роскошь, да и доля своеобразного вызова сословным границам в этом деле наверняка присутствовала. «Герб ваш, а дом-то мой»… Все это предположения, но тем не менее, именно семья Глазуновых владела особняком на Никольской почти пять десятилетий без всяких заметных перестроек. Вплоть до 1917-го.
Такая вот история.
P.S. В судьбе Боссе и Бонштедта было еще одно любопытное, на мой взгляд, совпадение. Оба, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, примерно в одно время покинули навсегда Россию. Бонштедт уехал в 1861-м, а Боссе в 1863-м. Мода, на то, что они делали оказалась довольно скоротечной, наверное как любая мода…