Кирилл Аваев
-Некурящие?... Может, скажешь, есть еще и непьющие?!
-Есть и непьющие...
-И летают?..
Из Х.Ф. "Небесный тихоход"
Все фамилии в книге вымышлены. Все совпадения с реальными событиями - не случайны
Поезд шел мимо Байкала. Точнее, не шел, а медленно продвигался вместе с нескончаемой очередью других поездов - пассажирских и товарных, проезжая несколько километров и снова останавливаясь. Дорога петляла, огибая сопки, и на ее изгибах и впереди, и сзади была видна бесконечная вереница составов.
В одном купе с Борей Елиным ехали старушка, девушка и краснопогонный старший лейтенант. Старлей пытался девушку «склеить», но почему то молча. Он садился рядом с нею на диван и как бы случайно придвигался к ней, а она, читая книжку, отодвигалась от него к окну, пока не оказывалась зажатой между стенкой, столиком и военным. Тогда она клала книгу, привставала и начинала вылезать в проход, спотыкаясь за ко лени ухажера. Поэтому ничего не оставалось, как выпустить ее и занять исходное положение у входа в купе в ожидании ее возвращения для новой атаки. Когда они в очередной раз оказались у окошка, бабуля не выдержала: - Ох ты, господи! - сказала она тихонько, но так, чтобы все слышали.
Боря в свои шестнадцать тоже не умел общаться с дамами и, наблюдая за потугами старлея, радовался: уж если офицер теряет дар речи в такой обстановке, то ему, Боре, отсутствие красноречия простительно. Неожиданно старлей заговорил: – А Вы не знаете, – обратился он к девушке, – почему, если человек выпивает стакан горячей воды, то его температура опускается на один градус, а если выпивает стакан холодной воды, то его температура поднимается соответственно на один градус?
Девушка, ничего не ответив, вышла в коридор. Вмиг покрасневший и вспотевший военный посидел с полминуты и последовал за ней.
Боря не любил военных: они казались ему олицетворением тупости и дисциплины. Дисциплину он просто ненавидел. Но любил самолеты… В мечтах видел себя пилотом военного самолета, лучше всего – МиГ-двадцать первого, считал, что если это не сбудется, он будет самым несчастным человеком на свете, и поэтому ехал поступать в Барнаульское Высшее Военное Авиационное Училище. Он мечтал, чтобы на его самолете постоянно отказывали двигатель, управление и все остальное, а он бы героически выходил из всех этих передряг, и за это готов был терпеть и тупость, и дисциплину.
Конкурса в училище не было, после прохождения медкомиссии и психотбора остался один человек на одно место, так что Боря совершенно напрасно несколько дней в поезде зубрил физику и математику. Принимали и с тройками, причем, если абитуриент все-таки умудрялся получить «два», его направляли на пересдачу. Проблемы возникали у тех, у кого после нескольких дней жизни в казарме пропадало желание быть краснозвездным соколом, чтобы не поступить, недостаточно было завалить экзамен, надо было сделать это три раза подряд. Впрочем, нашлись двое, желавшие поступить, но не сумевшие сдать математику и с третьего раза, они узнали, где живет начальник училища, подкараулили его у подъезда и промямлили:
– Примите нас, товарищ полковник, мы будем хорошо учиться...
Их приняли.
Полагая, что летчики не курят, Боря перед поступлением бросил курить, но, как выяснилось, зря. Добрая половина будущих курсантов курила, причем как раз в это время в Барнауле был табачный дефицит, в продаже было только кубинское термоядерное курево, и абитуриенты ходили по училищу с «гаванами» во рту. Он закурил снова.
После поступления – курс молодого бойца. Получена форма, пришиты голубые погоны. «Обязанности солдата и матроса», «Боевое знамя части», первые наряды вне очереди, «Так точно!», «Никак нет!», «Ура-а-а!». Гоняют по-честному. Распорядок дня выполняется по секундам, даже покурить с удовольствием некогда. Письма на родину пишутся по нескольку дней в перерывах между бесконечными занятиями, построениями, мероприятиями. Хронический недосып. Как-то после отбоя, когда в казарме усилиями сержантов была установлена полная тишина, Илюша Ермолаев из первого взвода, прозванный уже тогда "Старым полковником" за неторопливость движений и снисходительное отношение ко всему окружающему, громко сказал: – Если такое дрочево на четыре года, то не лучше ли всю жизнь у станка стоять?
Илюша за это встал в наряд на кухню, хотя под этой мыслью подписалась бы половина курса.
Конечно, все догадывались, что «дрочево» продлится не все четыре года, и вскоре пришло подтверждение этого: с полетов приехал четвертый курс. Выпускников привезли на автобусах, они оказались поголовно пьяными. Начальство бегало, суетилось, пытаясь их построить, но это было невозможно. Они не торопясь вываливались из автобусов, вынимали из карманов фуражки без пружин – «плевки», напяливали их на головы и брели толпой к казарме, таща чемоданы и помогая друг другу не упасть. Орущее начальство они просто не замечали.
Им предстояли госэкзамены и «голубой карантин» – несколько дней ожидания приказа о присвоении лейтенантского звания. Все это время у них не прекращалось пьяное веселье, а стоять на тумбочке дневального в их казарме и выбрасывать пустые бутылки начальство послало первокурсников: сами они отказались делать что бы то ни было… Патруль по городу инструктируют: «Если курсант четвертого курса лежит в городе головой в сторону училища – его следует отнести в казарму, а если головой от училища – то на «губу». Теперь Боря знал, чего нужно достичь в результате боевой и политической подготовки.
Началась учеба…
(Продолжение следует)