Когда я училась в седьмом классе, мое сочинение по литературе оказалось самым лучшим среди пяти седьмых классов нашей школы. Потом был районный литературный конкурс, и снова удача: я заняла второе место, а вот на городском призовое место уже взять не получилось, а только четвёртое.
Спустя несколько дней в школу пришёл дядька, он мне тогда показался дядькой, а было-то ему всего ничего, двадцать восемь лет. Боже мой, моему старшему сыну сейчас тридцать четыре, и я конечно же не считаю его дядькой.
Ну так вот дядьку звали Виктор Ш, он потом стал очень известным журналистом. Он уже и в то время, когда пришёл ко мне в школу, пользовался успехом у читателей, его статей ждали. Он вызвал меня с урока и спросил:
— А хочешь, Татьяна, работать в газете «Дружные ребята»?
Я удивленно посмотрела на него и ответила:
— Нет.
Он вытаращил глаза и спросил:
— Как так? Почему нет?
Я пожала плечиком и ответила:
— Не знаю. Не хочу.
Виктор был удивительный человек. За буквально десять минут он смог переубедить меня, рассказав пару баек из жизни журналиста, сдобрив их интересными для девочки моего возраста подробностями.
И вот ровно через неделю я стояла перед ответственным секретарем газеты в редакции. Это была очень красивая женщина лет примерно сорока. Тогда она мне конечно показалась очень взрослой, если не сказать старой тетенькой. У неё были длинные пальцы с красивыми красными ногтями, и я как заворожённая следила за этими пальцами. Иногда Наталья Степановна (так звали эту даму) возвращала меня с небес на землю коротким возгласом:
— Танюш? — и был такой странный акцент у этого много раз мною слышимого «Танюш», но больше так никто и никогда не мог сказать мое имя.
Меня это возвращало в реальность, и я продолжала ее слушать. Все мне было там интересно: и без конца трезвонившие телефоны, трубки которых она снимала и клала на стол, а там кто-то орал:
— НатальСтепанна!
Но НатальСтепанна была занята. О, Боже, эта важная женщина была занята мной! Я с интересом рассматривала все головы, которые без конца заглядывали в кабинет, а Наталья Степановна махала на них своими руками с длинными пальцами и красными ногтями, меня просто притягивал ее стол, огромный, я никогда раньше таких не видела. Он был завален бумагами и газетами. Боже, у неё был такой замечательный беспорядок, за который моя мама просто бы убила меня.
Наталья Степановна говорила мне, что Виктор освещал наш литературный конкурс, и что его не увлекли работы призёров, а понравилась моя и ещё одной девочки, которая вообще не заняла никакого места. И что они хотят взять нас юнкорами. От этого чудесного слова «юнкор» я чуть не свалилась со стула.
Так я стала работать в газете, и проработала в ней четыре года. Написала очень много разных статей, я до сих пор храню газеты, где они вышли.
После десятого класса я поступила в иняз. И снова помог Виктор, за что я ему очень благодарна, он отговорил меня поступать на журфак, сказавши:
— Тебя уже сейчас возьмут на работу все редакции, которые есть в этом здании. Поэтому иди и получи серьёзную профессию. Ты — уже журналист!
Потом я вышла замуж и писать перестала, и не писала очень долго. Тридцать лет. За это время многие, кто даже не знал о моем, так сказать, литературном прошлом, говорили, что я прекрасный рассказчик, что у меня хороший слог, но я никогда не придавала этому никакого значения.
И вот вдруг пандемия, карантин, мы заперты в четырёх стенах бетонной многоэтажки в центре города. Жизнь становится другой, местами очень пресной и скучной. Как следствие, я впадаю в депрессию, и моя близкая подруга советует мне заняться чем-то новым, ибо ни вышивание, ни декупаж, ни английский язык, ни чтение книг не спасают от тоски, вызванной крушением всех грандиозных планов на весну.
И подруга вспоминает, что я раньше хорошо писала.
«Пиши снова», — говорит она.
И я призадумалась. О чем писать? О том, как я «провел лето»? Как прошёл день? Что писать?
Я рассказала мужу, а он мне тут же предложил несколько сюжетов:
-Тань, да ты что! Ты вспомни, сколько всякого происходило с нами. А с твоей мамой? Ну хоть вот эта история с девочкой? Помнишь?
И я вспомнила! Действительно много лет назад моя мама попала в очень интересную историю.
Я села и настрочила рассказ за минут пятнадцать. Потом про то, как мы познакомились с Аркадием, а потом еще один интересный случай вспомнился.
Написав восемь историй, я иссякла, но решилась показать свои рассказы сестренкам.
И они обе, прочитав и одобрив, стали наперебой напоминать мне разные случаи из жизни, которые я знала и не знала.
Поэтому мои ранние рассказы немного наивные и похожи на девичий дневник.
Ну это почти так и есть.
Я безумно благодарна за поддержку своему мужу Аркадию, своей подруге Ирине и другим моим подругам, своим сестрам!
Но самое главное, я очень благодарна лично тебе, МОЙ читатель.
Да, я пишу для себя, но мне конечно же, как любому человеку хочется признания.
Ведь оно окрыляет.
Вот иногда говорят, что я не люблю критику. Неправда. Я не люблю хамства и жестокости.
Мне много раз писали — Ты графоманка.
Не пиши больше, у тебя не получается.
Какая гадость твои рассказы.
Но как хорошо, что этого было очень мало. А в основном ты, МОЙ милый читатель, меня воодушевлял и сподвигал все-таки писать и публиковать. Я ни на что не претендую, я просто рассказчик. У меня бывают ляпы, ошибки и несоответствия. Профессиональные писатели сказали, что у меня очень мало художественного вымысла. Все так, все признаю. Но не писать не могу.
Благодарю вас мои дорогие, что читаете и доверяете мне свое свободное время.
Друзья! Вот он самый первый, очень короткий и совсем простой рассказ.
Я посвящаю его своей маме.
АНГЕЛ
На старости лет Фаине Ивановне пришлось переехать ещё раз. Давненько переезды в ее жизни закончились, а вот опять случилось.
Родилась Фаина Ивановна в 1937 году. О своём самом первом переезде помнила очень отчётливо, был он страшным, да и переездом его трудно назвать, потому что убегали от войны и от голода в 1942 из Сталинграда.
Переселений было ещё потом много, но они все состоялись тогда, в раннем детстве. Проехали почти всю Среднюю Азию, ища лучшей доли, сытости, благополучия. Жили в Душанбе, во Фрунзе, в Ташкенте, ну и наконец в Алма-Ате. Фая считала этот город своим родным, потому что прожила в нем пятьдесят шесть лет, вышла замуж, родила двух дочерей.
И вот переехала снова, в Ташкент, где жили во время войны, где пошла в школу, и где теперь жила ее младшая дочь. Уж очень хотелось быть ей рядом с ней и с внуками.
Но тяга в Алма-Ату не отпускала, и взвивалась каждое лето с пущей силой. А потому каждое лето Фаина Ивановна отправлялась в город своего детства на месяц, а то и на два. Останавливалась у родной сестры, ходила в гости к подругам и многочисленным родственникам.
Ездила всегда на поезде. На перроне в Алма-Ате ее обычно встречала сестра с мужем, а в тот год что-то не задалось со встречей.
Вышла Фая на перрон со своими многочисленными картонками и сетками, прям как та дама из известного стихотворения, только что без собачонки, и поняла, что ее никто не встречает. Что делать? Она хорошо понимала, что даже с места не сдвинется со своими узлами и коробками, ибо всегда везла сестре и ее детям и внукам подарки из солнечного фруктово-овощного Ташкента.
Даже если тогда уже были бы сотовые телефоны, бесполезней вещи для связи в другом государстве не придумать. Ну а про бесплатный вайфай и слыхом тогда не слыхивали.
Как же быть? Фая оглянулась по сторонам. Народ уже практически рассосался, и лишь какие-то запоздавшие встречающие, запыхавшись, пробегали мимо, да одинокие носильщики пасли свои тележки в тени деревьев.
Никого, кто бы мог помочь! Да и как помочь-то?
Стоя на раскалённом асфальте, Фая стала размышлять, что же произошло? Почему сестра не приехала ее встречать? Ведь она точно знала, что у Фаи много вещей, и она не сдвинется с места, а если и сдвинется, то нет у неё денег местных доехать до дома сестры. Почему ж не приехала?
«Надо бы позвонить», — подумала женщина.
Но где же взять жетончик, чтобы позвонить, и как отойти от вещей? Вокзал, известное дело, ворон не любит. Только отвлёкся, и вот он жулик — тут как тут.
Время шло, и отчаяние у женщины нарастало, просто лавина безысходности какая-то накрывала с головой. Фая даже принялась тихонько плакать.
Перрон был девственно чист, не прибыл больше ни один поезд, даже постоянно орущая дама, там где-то в диспетчерской, утомленная жарой, примолкла, хотя эти дамы на станциях и вокзалах никогда не умолкают.
И вдруг бедную женщину кто-то нежно тронул за локоть, она резко и пугливо обернулась и увидела маленькую девочку. Малышка была в нежно-розовом очень нарядном платьице, в таких не приезжают на вокзал. Золотистые локоны украшал огромный шёлковый бант, на ножках красовались лаковые белые туфельки. Девочка ангельской красоты посмотрела на Фаю своими огромными синие-золотыми глазами и протянула руку, на маленькой розовой ладошке красовались два новеньких жетончика для телефона- автомата.
Фая заворожено взяла эти жетоны, девочка села на чемодан, а Фая быстро пошла в сторону здания вокзала. Нет, она не шла, она будто плыла. Женщина вмиг стал такой легкой, что не чувствовала своих ног и не чувствовала земли. Она действительно словно летела или плыла. Фая не помнила, как оказалась около телефонной будки.
Войдя в нее, она сделала первый звонок, но он оказался неудачным. Фая неправильно набрала номер и не туда попала.
Набрав номер сестры второй раз, после трёх призывных звонков, она услышала сонный голос сестры. Но она сразу взбодрилась, как только Фая поздоровалась и спросила:
— Вы почему меня не встречаете? У вас все хорошо?
Сестра ойкнула:
— Как же так? Мы тебя завтра ждём.
— Нет, — выдохнула Фая, — я уже приехала, вы перепутали, приезжайте скорее, я буду вас ждать на перроне.
Фая не спеша вернулась к своим вещам, девочка, сидя на чемодане, посмотрела долгим пронзительным синим взглядом, словно спрашивая: «Ну как?»
Затем она улыбнулась, кивнула, словно поняв, что все хорошо, встала и ушла в никуда.
На перроне по-прежнему никого не было.
Татьяна Алимова
