После ареста Насти Марфа Игнатьевна взяла на себя заботу о внуках.
Сенька замкнулся в себе ещё больше.
Эльза была ещё настолько мала, что отсутствие матери не заметила.
Почему-то именно к Эльзе Марфа питала какие-то материнские чувства. Удивлялась с себя.
"Кромка льда" 23 / 22 / 1
Пётр Александрович заходил редко. О том, что Настя пропала, не говорил.
Документы Эльзы переделал, записал её Макаровой, но отчество оставил своё.
В колхозе Петра стали побаиваться. Неожиданным известием для многих стал его донос на отца Вари Геннадия Ефимовича.
Всё случилось неожиданно.
Ночью Марфа Игнатьевна проснулась от яркого света фар.
В дверь стучали настойчиво. Проснулась Эльза.
К ней подошёл Сенька, а Марфа пошла открывать.
На пороге стояли четверо. Уставились на Марфу, она на них. Чуть было не перекрестилась.
— Не тот дом, — крикнул кто-то из глубины двора.
Гости сели в машину, отъехали.
Марфа Игнатьевна решила полюбопытствовать, вышла на улицу.
Остановились «гости» около дома Геннадия Ефимовича.
Он вышел на порог в трусах и с трубкой.
Курил довольно вызывающе.
Крикнул с порога:
— Никак ко мне пожаловали? Отчего в такое время? Завтра ведь обещали.
— Обещали, — засмеялся один из приезжих. — Обещали, чтобы раньше времени не сбежал. Так что, Геннадий Ефимович, собирайтесь.
Марфа Игнатьевна всё-таки перекрестилась. Стали собираться соседи.
Геннадия схватили под руки и потащили к машине. Трубку у него забрал один из гостей.
Из дома кричала жена Геннадия, плакали дети.
— Боже мой, что делается-то? Что делается? Генка вроде бы мужик неплохой.
— Неплохой может быть он и есть. Да вот только денег у него нашли и паспорт заграничный и на него, и на детей пропуска. Есть переписка на буржуйском языке, открытки. Поговаривают, что сбежать он на днях планировал. Да вот Пётр Александрович вовремя узнал об этом. Так что таких меньше станет, кто за наш счёт хочет покинуть страну. А сколько таких предателей нынче развелось! А каким был правильным! Призывал к порядку, читал лекции, а сам…
Никто точно не знал, действительно ли Геннадий собирался бежать.
Но после его ареста все как-то притихли.
Мать Вари разлуку с мужем не выдержала и через неделю умерла. Варя и её младшая сестра остались без присмотра взрослых. В школе Варю попросили больше не посещать уроки.
Марфа Игнатьевна увидела на улице заплаканную девочку, пожалела её, пригласила к себе.
Накормила. Глазами голодного волчонка смотрела Варя на Марфу. Куда-то подевалась её надменность и спесь, наглость и высокомерие.
Сидела она опустив голову и держа в руке кусок хлеба. Рядом с ней её сестрёнка ела уже третий кусок хлеба.
Марфа накормила девочек от души. А они на следующий день пришли снова.
Так и ходили покушать, а ночевали дома.
Председатель захаживал к детям, проверял, всё ли в порядке. В детский дом отправлять запрос не стал. Попросил некоторых жительниц иногда делиться едой.
Как-то утром Варя проговорилась, что видела Тамару в городе. Марфа Игнатьевна сначала отмахнулась, а потом как пристала к девочке:
— Где видела? А ну говори!
— Улица была широкой, я с отцом за руку шла. Тамара спешила с девушкой куда-то рано утром. Здание там высокое и забор. Она узнала меня, но прошла мимо.
Отец мне не поверил. Сказал, что сам видел, как Тамару хоронили. А я ведь и не ошиблась.
На следующий день Пётр Александрович повёз Варю в город. Обещал, что восстановит её в школе, если она вспомнит, где видела Тамару.
Но для Вари все большие здания были одинаковыми. И почти у каждого поворота она говорила:
— Вот тут видела, точно!
Пётр понял, что занимается бесполезным делом.
Всю дорогу ругал Варю.
После ареста Геннадия Ефимовича Пётр Александрович стал побаиваться и собственного ареста.
И вроде как слизняк постоянно искал в писке знакомые фамилии и предупреждал, кого нужно, Пётр всё же нервничал.
Три раза он отправлялся на поиски Насти. Убеждался в том, что запомнить место, куда её сбросили с машины, невозможно.
Каждый метр пути был однообразен. Узкая колея дороги петляла среди высоких сугробов и не давала никаких надежд.
— По весне проедем, обочину чистить надобно будет, вот и найдём твою Настю, — подбадривал Петра водитель.
— Мне она живая нужна! — Пётр Александрович говорил грубо.
Водитель пожал плечами и резко повернул так, что Пётр ударился плечом о дверь.
— Живой не найдут в сугробе точно. Так что больше не вижу смысла тут ездить, — уверил Петра водитель.
***
Сплетницу звали Шурочка. Миловидная женщина работала в клубе завхозом. Её небольшая комнатушка-кабинет всегда была полна сплетнями. Не было такой новости, которая первой не долетала бы до Шурочки.
Её муж обладал невиданной силой. В одиночку таскал плуг, который был под силу только лошади. Его и считали как одну единицу наряду с лошадьми.
Шурочка с мужем жила более-менее сносно. Ещё молоденькой девушкой она была отдана за него отцом. Сам Глеб чувств возвышенных к супруге не испытывал, жил, как было принято в обществе. После работы приходил домой, целовал в лоб жену и детей. Иногда выпивал с трактористом Василь Василичем и приходил с работы за полночь.
Шурочка его постоянно куда-то отправляла.
— Сколько ты будешь эту железяку таскать? Да надорвёшь спину, я тебя и не подниму! Да давай уже другую работу заимей! Мне, завхозу клубному, стыдно иметь мужа, который кобылу заменяет.
Глеб молчал. В особые дни глубокой депрессии мог стукнуть кулаком по столу. Тогда Шурочка замолкала, убирала с кухни всю посуду и мужа не кормила, пока тот прощения не просил.
Глеб сначала просил, а потом перестал. И началось противостояние двух характеров.
Когда ему на работе нашептали, что Шурочка в поцелуе страстном зашлась с Егором, аж обрадовался.
— Слава богу, — пробормотал он.
Докладчики удивились, не такой реакции ожидали.
Дома Шурочка была в образе. Лежала на кровати с мокрым полотенцем на голове.
— Умираю, — сказала она мужу еле слышно. — Стыд и позор на мою голову. Егор Михайлович напал на меня на улице, поцеловал. Надобно этого чёрта проучить, Глебушка! На тебя же теперь показывать начнут.
Глеб, всячески сдерживая внутреннюю радость, сжал кулаки, велел жене подняться.
Отправился с ней к Егору.
А там уже и не стал тянуть. Попросил по-мирному забрать у него Шурочку.
Егор такого, конечно, не ожидал.
Да и сама Шурочка оказалась в таком состоянии, что Настя посмеивалась сидя за столом.
— Ах ну раз так! — Егор быстро понял, что к чему и решил подыграть. — Раз так, то оставляй, конечно. Мне рук бабских не хватает. Конюшню почистить бы, да сестра слаба, а я вроде как занят. Шурочка поможет.
Глеб поднялся на ноги, подошёл к Егору поближе и прошептал:
— Я же не шучу, Михалыч! Я по серьёзному пришёл просить. Забирай, мне она уже всю голову исклевала. Я без неё спокойно хотя бы пару годков проживу.
Выражение лица Шурочки трудно было назвать даже удивлённым.
Она была ошарашена настолько, что застыла как статуя.
Егор прохлопал Глеба по плечу и сказал:
— Да я вроде как проучить её хотел без мысли задней. Она рассказывала басни обо мне, пресечь захотелось. Вот и потерял голову. А так-то как баба она мне не нужна.
— Эх… — вздохнул Глеб, схватил жену за руку и потащил домой.
Егор слышал, как муж отчитывал жену:
— Никому ты не нужна! Язык как помело. Сиди дома теперь. Не позорься уже.
Утром Шурочка шла на работу огородами.
В кабинет свой никого не пускала, свежие сплетни слушать не стала.
Через неделю Глеб встретил Егора и поблагодарил.
— Слушай, Михалыч, по гроб буду тебе благодарен. Шурка язык проглотила. Ни слова больше не сказала с того дня. То ли ты ей язык во время поцелуя откусил, то ли ещё что. Но молчит, слова ни кажет… Приходи, я тебя наливкой угощу, самой лучшей налью.
Егор посмеялся, от наливки отказался.
Когда председатель узнал, что «сестра» Егора ветеринар, сам вызвался восстанавливать её документы.
Настя показала себя с лучшей профессиональной стороны. Её пригласили на съезд агрономов в город.
Поехала туда вместе с Егором. Уже перед выходом на сцену заметила в первом ряду Петра Александровича.
Резко сослалась на недомогание, даже обморок себе сообразила.
Выступление ветеринара отменилось и вместо него школьная самодеятельность показала несколько театрализованных представлений.
Когда возвращались домой, Егор спросил у Насти:
— Свободно ли твоё сердце, Настенька?
— Свободно, — кивнула она и заплакала.
Дома Настя рассказала свою историю. Егор предложил съездить в село, где жила Настя и всё разузнать.
***
— Сенька, ну куда ты запропастился? Сенька! Иди за Эльзой посмотри, мне выйти нужно!
Мальчик не отзывался.
Марфа Игнатьевна обыскалась его.
Побежала к Варе, та сидела на крыльце своего дома и тоскливо смотрела в одну точку. Она теперь всегда так сидела. В школу её не пускали, подружки дружить перестали. Смеялись над Варей, вражиной её обзывали.
— Варька! А ну иди сюда! Пригляди за Эльзой, я сбегаю по делам.
Варя согласилась.
Забрала из дома сестрёнку, пошла за Марфой Игнатьевной.
— Если Сенька вернётся, скажи ему, чтоб не уходил никуда. Запропастился, дурачок наш куда-то…
***
Егор помахал отъезжавшему автобусу.
Женщина, вышедшая на остановке вместе с ним, полюбопытствовала:
— А вы к кому здесь прибыли?
— Ни к кому пока что, — ответил Егор. — Может прибьюсь, место хочу выбрать хорошее.
— Ой, у нас места не сказать, что хорошие. День через день за кем-то да приезжают. Вроде знаю всех как честных людей, а их на чистую воду выводят, и не верится, что человек способен на такое. Так что вы сразу ставьте себя так, чтобы в случае сего не отправиться в тюрьму.
— Спасибо, — поблагодарил Егор.
Прошёлся по улице, ловил на себе любопытные взгляды.
У Настиного дома столкнулся с Марфой Игнатьевной. Она куда-то очень сильно спешила. Узнал её по Настиному описанию.
Когда Марфа скрылась за поворотом, зашёл во двор, постучал в дверь.
Открыла Варя. Удивлённо посмотрела на незнакомца.
— Нет бабушки, обождите тут, вернётся скоро.
Варя жестом пригласила Егора в дом, он вошёл.
Всё в доме рассмотрел, пока Марфа не вернулась.
Она тотчас стала ругать Варю, мол, пустила чужака в дом.
Егор поспешил за девочку заступиться, сказал, что пришёл с добром.
Завёл вдруг разговор об Афанасии. Сказал, что служили вместе, а навестить не получалось, вот и подвернулся случай.
Марфа Игнатьевна рассказала, что Афанасий умер, жена его умерла, дочка умерла и сама Марфа знать ничего не знает.
Егор хотел было спросить за Сеньку, так как не увидел его в доме. Но не стал.
Не заметил, как заболтался с Марфой, да не успел на автобус.
Шёл по степной дороге в надежде встретить попутчиков.
Прошёл уже большую часть пути, как вдруг увидел мальчика, сидящего на обочине.
Подошёл к нему и спросил:
— Ты чего тут, малец?
Мальчик ничего не ответил. Лишь поднялся на ноги и стал убегать.
Егор догнал его, взял за руку.
— Темнеет, куда ты собрался?
Мальчик вдруг заплакал.