оглавление канала
Видимо, выражение моего лица было уж очень красноречиво, потому что, посмотрев на меня внимательно, Прон снял «верхонки», в которых рубил дрова, заткнул их за пояс, и направился в дом. Я потрусила следом за старцем, совсем не обращая внимания на «егеря», который после ухода своего благодетеля, спрятался за угол, и оттуда посматривал на меня больше с любопытством, нежели с испугом. «Отходит помаленьку», - Хмыкнула я про себя, глядя не все его ужимки и пряталки. Прихватила на ходу коробку с железками и документами, и вошла следом за старцем в дом. Не раздеваясь, торжественно поставила коробку на лавку, словно там был какой-то немыслимый по своей значимости подарок. Прон глянул вопросительно на меня из-под лохматых бровей, на что я в ответ только плечами пожала, мол что сумела, то и достала. Он раскрыл коробку, посмотрел на железячки, которые там лежали, взял в руки листки со схемами, равнодушно перелистал их и опять положил в коробку. Такое пренебрежение к моим находкам меня слегка разочаровало. В своих мыслях я придавала им как-то больше значения, чем выказал старец. Мне казалось, что это очень важно. Хотя… Возможно, мне просто так показалось, а на самом деле все было вовсе не так. Нахмурившись, я проворчала:
- Думаю, Учителя смогут в этом лучше разобраться, и возможно, что они даже найдут полезной мою находку. Потому что, насколько я могу судить, в этих бумагах содержится точная схема сборки этой железяки, которую я расплавила. – Прон ничего не ответил. Сидел будто и не здесь вовсе, а где-то в другом месте, известном ему одному. Подождав еще пару минут для верности, и не дождавшись никакой реакции старца, я заговорила о том, что меня волновало пол ночи. – Послушай, я тут пыталась проанализировать всю ситуацию. Конечно, мне до тебя далеко в подобных вещах, но все же… Мне кажется, что я ему не разум выжгла, а ту часть памяти, которая была наполнена тьмой. Другими словами, он сейчас из себя представляет именно того человека, которого и создал Творец. То есть, почти чистый лист. Но ведь его опять можно заполнить, обучить, показать мир не таким, каким он его видел до этого, а таким, какой он есть. Разный, цветной, многогранный… Отличать добро ото зла. Научить его снова определять свое место в этой жизни, не исходя только из желаний владеть всем, до чего дотягиваются руки, а быть в гармонии с ним. Думаю, тебе это по силам…
Я остановилась, словно споткнувшись, подумав, что, наверное, перешла границы дозволенного. Яйца курицу не учат. Вот у меня всегда так! Вечно лезу совсем не туда, куда надо! Я уже было совсем собралась впасть в крайнюю степень уныния и самобичевания, когда заметила, как Прон смотрит на меня. С крайней степенью интереса и какого-то недоумения. То, что старик не разгневался от моих поучений, меня слегка вдохновило. Значит, не совсем глупость несу, значит есть какой-то смысл и толк в моих размышлениях. Пока я пыталась таким образом придать себе некоторую уверенность, Прон молча встал, и прошел в свою спальню, откуда появился через мгновение с толстым фолиантом в руках, который он изучал вчера, перед тем как я уехала от него. Положив книгу на стол, он принялся листать ее. Нашел нужное ему место, и торжественно ткнул в страницу своим жестким, заскорузлым пальцем.
- Вот! – Провозгласил он почти торжественно. – Смотри! Это как раз то, о чем ты только что говорила!
Я с любопытством уставилась в страницу раскрытой книги. Старый вытертый пергамент был исписан старинными буквами, которые я с трудом могла разобрать. При этом, мельком подумала, что пора бы мне уже Прона попросить обучить меня старинной арийской грамоте. Текст перемежался какими-то рисунками, больше похожими на схемы, выписанные красным цветом, и по краям разрисованными замысловатым орнаментом. Обладай я богатой фантазией, я бы углядела в них схематическое изображение человека и его головы, которую будто арбуз, поделили на некие сегменты. Но с фантазиями у меня было проблематично, поэтому, особого смысла в этих картинках-схемах я не углядела. Видя некое разочарование на моей физиономии, Прон усмехнулся, и принялся мне объяснять доходчивыми словами.
- Здесь как раз говорится о том, как в древности наши предки подвергали наказанию людей, которые злостно нарушали законы мироздания, привнося в жизнь хаос. Смертная казнь у нас была не в заводе. Вообще считалось, что жизнь вправе забрать только тот, кто ее даровал. Но с проникновением зла бороться было необходимо. Им очищали память. Но не всю, а выборочно. Те ее части, которые хранили саму причину образования хаоса. При этом, они оставались теми же людьми, только их приходилось по новой обучать нашим законам и правилам, учить взаимодействовать с окружающими миром, не нарушая его гармоничного существования. Причем процесс обучения, можно сказать, проходил в довольно ускоренном темпе. По крайней мере, намного быстрее, чем сам процесс очищения. Эти люди помнили всех, с кем они встречались когда-либо в своей жизни, только уже по-новому определяли свое отношение к ним и к различным ситуациям. Говоря проще, им давался в жизни второй шанс использовать правильно дар Творца. Процесс очищения памяти был очень долог и мучителен, не каждый из наказанных мог пережить это. Этот процесс назывался «чистилищем», и занимал от нескольких дней, до нескольких месяцев. Несколько специально обученных судей постоянно, каждую минуту пребывали с наказуемым, не покидая его ни днем, ни ночью, тщательно минуту за минутой перебирая его жизнь, словно бусы в четках, с самого момента рождения. Это был очень мучительный процесс для наказанных. Некоторые из подвергаемых чистилищу сходили с ума, утрачивая разум. И поэтому, то, что сделала ты – это удивительно! Несколько минут – и человек, словно народился на свет заново. Северьян прошел чистилище… - он замялся, подбирая правильное слово, - прошел его в ускоренном варианте, если так можно сказать, при этом утратив только ту часть, которая мешала его душе жить и развиваться по завету и установленным правилам Творца. Теперь мне предстоит заполнить его разум новыми воспоминаниями, новыми восприятиями окружающего мира. И я уже начал. Это займет какое-то время. Я думаю, его у нас будет достаточно, прежде чем Копейщики что-то заподозрят.