«Они [русские либералы] первые были бы страшно несчастливы, если бы Россия вдруг стала безмерно богата и счастлива. Некого было бы им тогда ненавидеть, не на кого плевать, не над чем издеваться! Тут одна только животная, бесконечная ненависть к России, в организм въевшаяся».
Ф.М. Достоевский
Сейчас вряд ли кто-то сможет с точностью припомнить момент, когда в нашей культуре слово «либерал» приобрело ярко негативный оттенок. Причем, если речь идет о какой-нибудь другой стране и её жителях, то «либерал» или «либеральный» уже не воспринимаются обывателем столь категорично. И это понятно. Ведь существует субстанция под названием «русский либерал», а это уж совсем нечто особенное.
С чего всё началось
Вечный спор между западниками и славянофилами, на самом деле, не такой уж вечный. Этому спору не более двух столетий. Не буду вас утомлять глубоким экскурсом в историю, просто лишь напомню, что к середине 19 века в общественно-политической мысли Российской империи четко определились две философские ветви – западники и славянофилы. Среди их представителей были выходцы из среды купечества, аристократии и разночинцев, в том числе именитые писатели и философы.
Серьезным толчком к более динамичному формированию этих двух противоборствующих духовно-философских ветвей стала деятельность декабристов. Их наследие, во многом стало вдохновением для родоначальников западничества. Также формирование основных идей западников проходило под большим влиянием знаменитых «Философских писем» Чаадаева, увидевших свет в 1836 году. И уже в 40-х годах 19 века сам термин «западник» прочно укоренился в российской общественной мысли.
Пророк и бесы
«В моем романе “Бесы” я попытался изобразить те многоразличные и разнообразные мотивы, по которым даже чистейшие сердцем и простодушнейшие люди могут быть привлечены к совершению такого же чудовищного злодейства».
Ф.М. Достоевский
Роман «Бесы» был опубликован в 1872 году. Задумывал Достоевский его как политический памфлет. В одном из своих писем Фёдор Михайлович писал, что жаждет высказаться о настроениях тогдашнего общества в Российской империи до такой степени, что даже был готов пренебречь художественностью произведения, в пользу его злободневности.
В ходе работы, коротенький памфлет приобретал всё большую масштабность. А когда до Федора Михайловича, жившего в начале 1870-х годов в Европе, дошла информация об убийстве некоего студента Ивана Иванова бывшими единомышленниками по революционной организации «Народная расправа» во главе с Сергеем Нечаевым, Достоевский твердо решил написать большой роман с большим количеством действующих лиц. Это страшное преступление не имело под собой не корыстной, не идейной почвы, а лишь имело цель повязать пролитой кровью всех членов революционной ячейки.
Убийство Иванова производит на Достоевского сильное впечатление. Он скрупулёзно собирает сведенья, касающиеся этого дела, что в итоге послужит сюжетной основой романа «Бесы».
Но, сейчас не об этом. Подпольная организация революционеров, растление, убийство и суициды – это все потом. Так сказать апофеоз торжества разума. А что в начале? Что стало предтечей этих страшных событий, описываемых в «Бесах»?
Портрет Степана Верховенского
Роман «Бесы» начинается с главы, в которой подробнейшим образом, не без тени горькой иронии, описывается жизнь и характер Степана Трофимовича Верховенского – отца одного из главных героев произведения. Молодость этого «талантливого и многочтимого человека» пришлась как раз на те самые 1840-е годы. То есть Степан Верховенский был западником «первого эшелона».
Его весомый вклад в развитие российской общественно-политической мысли ограничился несколькими лекциями на кафедре университета о аравитянах и диссертации, посвящённой гражданскому значению немецкого городка Ганау в эпоху между 1413 и 1428 годами. Зрелые годы свои и старость он провел в провинции, где и разворачивалось основное действие романа.
Далее, лучше меня о Степане Трофимовиче расскажет сам автор:
«Он [Степан Трофимович], например, чрезвычайно любил свое положение «гонимого» и, так сказать, «ссыльного». В этих обоих словечках есть своего рода классический блеск, соблазнивший его раз навсегда, и, возвышая его потом постепенно в собственном мнении, в продолжение столь многих лет, довел его наконец до некоторого весьма высокого и приятного для самолюбия пьедестала».
«Бесспорно, что и он некоторое время принадлежал к знаменитой плеяде иных прославленных деятелей нашего прошедшего поколения, и одно время, — впрочем, всего только одну самую маленькую минуточку, — его имя многими тогдашними торопившимися людьми произносились чуть не наряду с именами Чаадаева, Белинского, Грановского и только что начинавшего тогда за границей Герцена. Но деятельность Степана Трофимовича окончилась почти в ту же минуту, как и началась, — так сказать от «вихря сошедшихся обстоятельств».
«Он искренно сам верил всю свою жизнь, что в некоторых сферах его постоянно опасаются, что шаги его беспрерывно известны и сочтены и что каждый из трех сменившихся у нас в последние двадцать лет губернаторов, въезжая править губернией, уже привозил с собою некоторую особую и хлопотливую о нем мысль, внушенную ему свыше и прежде всего, при сдаче губернии. Уверь кто-нибудь тогда честнейшего Степана Трофимовича неопровержимыми доказательствами, что ему вовсе нечего опасаться, и он бы непременно обиделся».
«Посмотрели бы вы на него у нас в клубе, когда он садился за карты. Весь вид его говорил: «Карты! Я сажусь с вами в ералаш! Разве это совместно? Кто ж отвечает за это? Кто разбил мою деятельность и обратил ее в ералаш? Э, погибай Россия!»
Как по мне – описание исчерпывающее, не требующее дополнений. Один только вопрос приходит на ум: «Почему спустя ровно 150 лет после публикации «Бесов» Достоевский описывает нам сегодняшних поборников свободы, демократии и нравственности? Может быть русские либералы – бессмертны, или их, как тараканов, даже ядерной зимой не изведёшь?».
Кто знает….
Пророческое утешение
В самом конце романа, фокус внимания автора снова перемещается в сторону Степана Трофимовича Верховенского. Теперь он болен, по всей видимости смертельно. По началу он не очень верит в свой скорый уход из жизни, но потом под действием уговоров, соглашается впервые в жизни причаститься.
Почему-то именно в уста этого героя Достоевский вложил светлое пророчество о будущем России, которое он изрекает, после того, как ему прочли притчу об исцелении бесноватого и стаде свиней.
«…видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, — произнес Степан Трофимович в большом волнении... — это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и бесенята, накопившиеся в великом и малом нашем больном, в нашей России, за века, за века!.. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы. Вся нечистота... Но больной исцелится и “сядет у ног Иисусовых”... и будут все глядеть с изумлением...»