События начала первой Чеченской операции. Серый промозглый Моздок. Толпы жадных до информации журналистов. Кто-то из центральных и региональных телеканалов, кто-то из крупных московских печатных изданий, кто-то сам по себе стрингерствовал. Причём, телевизионщиков больше, чем кого-либо. По три-пять съемочных групп от одноименных компаний: ОРТ, РТР, НТВ.
Домик Егорова (небольшое строение - резиденция краевого губернатора) переполнен страждущими и охочими до любой информации журналистами. Там же снующие какие-то разнородные командиры и начальники всяческих мастей. Наверное, они в какой-то мере были известными людьми. Но, честно говоря не для меня. Кроме частенько наведывавшегося моложавого камуфлированного С.Шойгу, внешность которого я помнил ещё со времён осетино-ингушского конфликта, когда тот на вертолете (понятное дело - «шишка»приземлялся прямо на площадке перед зданием Орджоникидзевского ВОКУ - где располагался штаб группировки), я не знал никого.
Полная неразбериха, отсутствие какого-либо понимания, что делать и кто виноват.
А уже пошла боевая работа, первые потери со стороны федеральных войск.
Из управления информации Минобороны прилетел начальник пресс-службы полковник Владимир Никаноров. Но и это не придало ровным счетом никакой динамики информационной работе. Никаноров прибыл со «строгим указанием» никакой информации никому не давать, а получать ее из правительственного информационного центра. Что за центр и где он находился Володя не знал. И никто не знал. Но каждый день он добросовестно ходил в журналистский народ и разъяснял, где получать информацию.
В Моздок подогнали железнодорожный состав, в нем был штабной вагон, под обитание министра обороны Павла Грачёва. В одном из купе дальнего вагона поселили нас с Никаноровым, а в соседнем купе несколько журналистов из министерского пула: полковника Николая Бурбыгу - специального военного корреспондента «Известий», ИТАР-ТАССовца Михаила Шевцова и военного спецкора Интерфакса Виталия Джибути.
Все было кругом суетливо, но по-будничному спокойно. Никто даже не представлял масштабов предстоящей трагедии.
Глубоко законспирированный правительственный информцентр как, наверное, и положено было ему молчал. Елена Агапова, пресс-секретарь министра обороны, взвалив на себя не свойственные функции, грудью стояла на дальних подступах к Грачеву, дабы никто не тревожил начальство глупыми вопросами. А руководство управления информации министерства обороны затянув язык в положенное для таких случаев место, послушно пряталось за той же самой грудью, ожидая от неё каких-либо указаний (не представляю, какие указания по боевой информационной работе могла сформулировать в своей девичьей головке девушка Лена, которая к тому времени из военного опыта имела лишь некоторый гражданский стаж нахождения в военной газете «Красная звезда» в должности корреспондента отдела писем.)
А наши пустопорожние купейные разговоры долгими вечерами сводились к одному: информационной работы нет, и это отвратительно.
В вагоне кроме нас проживала проводница. У проводницы был большой чёрный кот. Джибути с присущим ему юмором, выкатывая глаза, и прыская от смеха, рассказал про этого кота историю. Кот любил пожрать лишнего. Насыпет ему проводница корма на несколько подходов (некогда смотреть за кормежкой). А тот все сжирал за раз. Чтобы умерить аппетиты кота, она привязала ему ошейник с колокольчиком. Только тот наклонялся слизнуть порцайку в неположенное время, колокольчик звенел, и кот отходил от миски. И вот, Джибути как-то углядел такую картину: стоит кот у миски и дожирает корм, зажав колокольчик лапой, чтобы тот не звенел. И, действительно, в следующий раз мы все в этом убедились: хитрый, паразит!
Это картина мне вдруг напомнила нашу информационную работу.
Я набрался профессиональной наглости и на следующий день прямиком к своему командующему войсками округа, а на то время - командующему группировкой министерства обороны по проведению контртеррористической операции генерал-полковнику Алексею Митюхину.
Тот от бессонных ночей, от навалившихся проблем был серый лицом, и на себя не похожим. Нервным, злым, усталым. Мое обращение по вопросу информационного освещения событий начала операции и работы журналистов поверг его чуть ли не в ярость: ничего и никому не давать, не сообщать и не комментировать! (Такая его установка упёртой молчаливости очень скоро сыграет с ним, лично, злую шутку, но это тема для отдельного разговора.)
Митюхин по сути и сам не знал что со всем этим можно и нужно было делать. И ничего другого не нашёл лучше, чем предложить вообще всю эту «разнузданную журналистскую информационную звиздабратию» переподчинить начальнику управления воспитательной работы округа генерал-майору Алексею Козлову, которого он привёз с собой из Группы Советских войск в Германии и мог на его профессиональную компетентность вроде как полностью понадеяться. После неприлично многих лет службы, в Германии, в том числе в должности заместителя главкома ГСВГ, он многого не понимал во многом изменившемся уже не в советском мире, как не понимал, что политработники были уже не те, а их политический, воспитательный и иной авторитет в информационной работе мало что значил.
Наш колокольчик уже прозвенел. А мы намеренно, как тот хитроватый кот, зажимали его, чтобы глушить звук, делая вид, что ничего серьезного не происходит. Никто из военно-информационного руководства не хотел взять на себя ответственность за информационное сопровождение действий Вооруженных Сил. Ждали особых распоряжений, с пониманием, что инициатива наказуема. Хотя начальник для того и нужен, чтобы проявлять инициативу в рамках своей профессии и территории ответственности.
А территория становилась все более и более отчетливой и переполненной тяжелыми событиями.
Долгое время не давала покоя мысль: по ком так и не зазвонил колокольчик?
По ком этот колокольчик не звонит сегодня?!