– Николай Максимович, если бы не сложилось с балетом (трудно это представить), кем бы вы стали?
– Я хотел бы доктором быть, если бы я понимал, когда я выбирал профессию (я все-таки выбрал ее в 10 лет), я бы доктором хотел – хирургом быть.
– Врачевать! Так вы врачуете души...
– Да, мне хочется верить, что я врачую души! Но лучше бы я приносил пользу руками.
– Вы не раз говорили о зрителях, об артистах из заграницы. А что у нас происходит сейчас с нашими русскими артистами? Идут ли учиться? Ведут ли родители детей?
– Конечно, ведут и очень много! Просто, способных очень мало. Вообще их всегда было мало. Это редкая очень профессия, где данные не даются каждому первому и даже каждому миллионному. Это очень-очень редкие способности.
Одно дело, когда мы учимся в школе, мы получаем образование. Другое дело, когда вы приходите в театр, как в любом деле: повезло вам с начальником или нет!
Вот я за десять лет выпустил большое количество детей. Из них реализовалось всего ничего. А все остальные... многие покинули, очень способные люди, потому что им не повезло с начальниками.
У нас в некоторых театрах труппами руководят не те люди. Это давно понятно. Они не должны руководить труппами. Их надо гнать!
Вот если этого не случится, то ничего у нас не будет. Надо возвращаться к тому, что труппой должны руководить те, кто умеет, кто что-то создал. А пока будет так, как у нас сегодня – ничего хорошего не будет происходить.
Любое растение, которое вы взращиваете, если его неправильно окучивать и поливать, оно, к сожалению, погибнет и не даст плоды. Вот и все!
– Николай Максимович, а вы помните свой последний выход на сцену?
– Конечно, помню.
– Что это было?
– В Большом театре я танцевал «Жизель», и я знал, что это мой последний спектакль, для себя я знал. Просто я не ожидал, что они мне пришлют на следующий день уведомление, что якобы они со мной расторгают договор. Не продляют, вернее, его.
Они не имели права это делать с юридической точки зрения, но им нужен был хайп. Они знали, что я буду ректором, и понимали, что если поднимут скандал, то никто никого не назначит и они мне сломают жизнь. Но у них ничего не вышло. Как обычно.
Я на их похоронах еще скручу фуэте, поверьте. Здесь я грузин.
– У нас есть некоторые основания надеяться, что мы до этого доживем.