Судьба-17
— Ну, дочка, вот тебя и выписали. Я тут костыльки сладил. Больничные, гляжу давят под руки, а эти поудобней будут. Садиться тебе нельзя, давай подмогну подняться. Ты мне за шею цепляйся и вставай. Доктор не велит садиться ещё с пол года, а потом всё хорошо будет. Ты у нас живучая, выправишься. Дома-то натирать будем, да разрабатывать кости. Залёживаться нельзя, хрящами обрастёшь и совсем окостенеешь — наклонившись к дочери, сказал Николай..
Мария обхватила шею отца, он подхватил её под руки и она встала на ноги.
— Ну вот, Господи благослови. Давай-ка на костылёк обопрись, вот этот под другую руку — подавая дочери костыли, Николай поддерживал дочь. Мария, уперевшись на костыли, пыталась сделать первые шаги. На больничных костылях она научилась стоять, но сделать первый шаг не было сил, всё тело дрожало.
— Счас Сарка подбежит, мы вдвоём тебя на сани вынесем. С минуты на минуту Полинка одёжу принесёт, они с матерью всё новое купили. Переоденут тебя, да в Саркин тулуп закутаешься и до дома. Там Валентинка ждёт. Соскучилась наша Егоза.
— А с кем девчонки-то, если вы все здесь, с Ниной?
— Ой, дочка, Серафим у нас другую жену себе привёл, Панной зовут. Заявление с ней подали, вечер справлять хотят. Пока в твоём доме живут. Ты у нас поживёшь, поправишься, на ноги встанешь, а они там сами себе.
— О, сестрёнка уже на ногах, вот и хорошо— входя в палату радостно воскликнула Поля. Она подбежала к Марии, поцеловала в щёку
— Ну привет, сестра, мы вот с мамой свежее бельё тебе взяли — в это время в палату вошла Пелагея и положила на кровать большой свёрток.
— Здравствуй дочка. А ты, батя за дверь иди, мы счас Марию переоденем, тогда ваш черёд будет
— А Серафим-то где? — спросил у жены Николай.
— Обещался скоро, зазноба, видно задержала. Всё никак не намилуется — со вздохом произнесла Пелагея.
— Ну, ладно, девки, я за двери, вы тут занимайтесь. А там и Сарка подбежит.
— Пап, а Иван в какой палате? Может, попросишь, чтобы меня пустили. Я только погляжу на него. А то уедем, когда я смогу сюда добраться, не ходячая-то.
Николай застыл в дверях. Такой просьбы он не ожидал.
— Хорошо. Пока Сарки нет, я добегу до его отделения, узнаю. Как он. Хотя я уже говорил тебе, что он так в себя и не приходит.
— А вдруг он не выживет, а я с ним так и не повидалась
— Ты давай, долго не стой, переодевайся — он вышел из палаты и прикрыл дверь.
— О, Господи Ты Боже мой, хоть бы Сарка быстрей пришёл. Как ей сказать-то? Ох беда, беда.
— Ну чё, бать, готова Мария — спросил Серафим, вбежав на второй этаж и оказавшись перед отцом.
— Да переодеваются. Тут другая беда. Про Ивана спрашивает, к нему в палату просится. Чё вот говорить-то?
— А ничё. Замотаю в тулуп, вынесу на улицу и домой, и весь разговор — ответил Серафим.
— Девки, вы готовы? — спросил он, постучав в дверь.
— Готовы. Заходите — бойко ответила Полина.
Серафим как сказал, так и сделал. Закинув сестру себе на плечо, быстро пробежал по коридору больницы, спустился по ступенькам вниз и поставил сестру у вешалки. Быстро снял с крючка свой тулуп и укутал в него Марию. Закинув вновь её на плечо, вышел на улицу и пронёс Марию через площадь, к лошади и уложил сестру в сани.
Родственники только успевали за ним бежать следом.
Каждый день с самого утра Николай занимался с дочерью. Он натирал ей всю тазобедренную часть жгучим перцем, потом пихтовым маслом, смешанным с керосином и растительным маслом. После натирания заставлял ходить по дому. Первое время с трудом Мария делала за один день десять шагов. Потом двадцать шагов и десять приседаний. С каждым днём добавляя шаги и добавляя приседания, держась за костыли, Мария превозмогая боль, училась заново ходить.
Чтобы дочь быстрее восстанавливалась, Николай каждый день топил баню. И каждый вечер Марию парили берёзовым веником, натирали пихтовым маслом с керосином и, после такой экзекуции она укладывалась спать.
С самого утра каждого дня начинались натирания и упражнения и так до вечера. Через полтора месяца Мария отбросила в сторону костыли. Теперь она делала усложнённые упражнения, с грузом на каждую ногу. Грузом служили речные камни, набранные в вёдра, к дужкам которых была сделана петля из ткани. Повиснув на петле и обхватив перекладину руками, Мария раскачивала ноги с грузом.
Николай всегда был рядом с дочерью и контролировал весь ход занятий. К свадебному вечеру брата, она уже могла неплохо двигаться.
— Папа, ты уже три дня не был у Ивана, а вдруг он очнулся?
— Сегодня собираюсь, вот тебя натру, ты без меня тут позанимайся, а я в больницу съезжу. Может что хорошего и узнаю. Но ты, дочь, к плохому, тоже готова будь, такое вот дело.
— Я понимаю, пап. Как есть, так и скажи мне. Я ко всему готова.
— Ну коли готова, так я и скажу как есть. Крепись дочь, нет больше твоего Ивана. Не мог тебе сказать сразу, берёг. Слаба ты была. Тебе жить и за себя, и за него.Тебе дочь растить.
— Давно? — упавшим голосом спросила она.
— Давно. Через месяц пол года отводить будем. Елена-то с нами не якшается. Мы без неё и девять, и сорок дней отводили, и похороны Сарка на себя взял. Всё сделали, как полагается. Думаю, что на нас он не в обиде. Царствие ему небесное.
Тут вот какое дело, у Сарки с Панной через две недели вечер свадебный. Не время бы сейчас веселится, но Иван-то не кровный ему, чтобы год траур носить. Полгода минет и застолье собирать можно. Как вот ты? Тебе–то рано ещё.
Но Мария его уже не слушала, она легла на кровать, чтобы как-то пережить своё горе.
Валентинка, увидев, что мама легла, заскочила к ней на постель и стала прыгать, весело смеясь.
— Ну-ка те, чёго на мамке распрыгалась? Иди-ка сюда, озорница, будем с тобой пирожки сладкие стряпать. Пусть мать одна отдохнёт — снимая внучку с кровати, приговаривала Пелагея. Валентинке скучно, Поля больше не приводит Валюню, в садик её оформила.
Постряпав с бабушкой пироги, Валентинка села в свой уголок и стала играть в куклы. Она играла так тихо, что все про неё забыли. Мария повернула голову в сторону дочки и увидела, что вокруг неё серебристо белое прозрачное облачко. Мария закрыла глаза, потом открыла, но облачко никуда не делось. Лишь только когда Валентинка почувствовав пристальный взгляд матери, обернулась, облачко исчезло.
— Что это со мной? Чего бы плохого не случилось — с тревогой подумала она.
Но плохого ничего не случилось, наоборот! Через две недели Серафим и Панна поженились.
Перед ЗАГСом Серафим решил предупредить свою мать, чтобы никаких молитв и икон на свадебном вечере не было
— Мать, ты не вздумай нас размалёванными досками встречать. Мы новое поколение, мы атеисты. Так что не позорь меня.
— Ещё чего придумал! Вот когда сам своих детей женить будешь, чем хочешь, тем и благословляй. А мне не указывай. Это не я выдумала, так наши родители женились и детей своих так благословляли. Так что сын, потерпи уж. Твой позор за стопкой забудется, а наш позор вечным будет, если не благословим.
— Ой, да делай что хочешь — махнул он рукой.
— Ну, вот и славно. Поперёк рода в такой день грех идти — заключила она и отправилась по срочным свадебным делам. Свадебные хлопоты, самые ответственные хлопоты, здесь ничего упустить нельзя!
Из ЗАГСа молодые пошли в родительский дом мужа. У порога их встречали родители с обеих сторон.
Пелагея к этому дню испекла круглую пшеничную булку, с вмятиной на макушке, в которую, насыпала соли. Положив булку на расшитое полотенце, отдала Полине и велела ей стоять рядом. Марие поручила держать икону, которую дарят для образования новой семьи, для её крепкого союза, увеличения и достатка.
Для такого случая она приобрела в церкви икону Казанской Божией Матери, обернула её в красивую расшитую и обвязанную кружевами, салфетку.
День выдался тёплым, даже с крыш звенела как весной бойкая капель, блестя и сияя на солнце.
Серафим хоть и был одет в чёрный костюм и белую праздничную рубашку, но она была расстёгнута до третьей пуговицы, а костюм вообще не застёгивался. Широкий, коренастый, он неожиданно для всех, очень волновался. Поэтому лицо его было красным, а походка в развалочку.
Панна тоже волновалась. Белый шёлковый шарф, на её голове, в мелкий голубой цветочек, подчёркивал её бледность. На плече была накинута короткая чёрная цигейковая жилетка. Платье, из такой же ткани, как шарф, было с широкой юбкой, что делало её фигурку более хрупкой. Шаг её был мелкий, семенящий. Она смущалась и тоже, как и Серафим, не поднимала свои глаза.
Пелагея встречала молодых с иконой Божией Матери. Николай встречал с иконой Отца Вседержителя. Иконы были накрыты красиво расшитыми полотенцами, а у их ног был расстелен ковёр, на который и опустились молодые на колени.
Николай и Пелагея, читая одновременно молитву для новобрачных, благословили иконами вначале она сына, а он невестку, потом поменялись. Отдав Николаю свою икону, она взяла у Поли хлеб и, приговаривая пожелания о сытой жизни, о здоровье, о рождении здоровых детей, перекрестила каждого булкой и велела встать. Но в это время, пробираясь через столпившийся на крыльце народ, к молодым выбежала Валентинка. В красивом платье, с большим атласным красным бантом на голове, она подбежала к невесте, обвила её шею руками и сказала
— Ты и моя тоже будешь мама.
Потом так же обняла Серафима, но ничего ему не сказала, а побежала в дом. Валюня, которая тоже вышла на крыльцо, побежала следом за младшей сестрёнкой.
Когда молодые поднялись с колен, Пелагея передала сыну хлеб, а невестке передала новую икону, которую взяла у Марии. Отец Панны и её мачеха тоже сказали свои пожелания. Но ничего символического не преподнесли. После чего родители отошли в сторону, а гости расступились.
Серафим сунул хлеб в руки Панне, и подхватив её на руки, перешёл порог родительского дома. Как только молодые переступили порог, зазвучала очень радостная мелодия, это друг Серафима, Григорий заиграл на баяне.
У дверей внутри дома, по обе стороны, стояли друзья и родственники, и по очереди, под музыкальное сопровождение, осыпая молодых, кто хмелем, кто зерном, провожая их до места за столом, говорили свои пожелания.
— Ну-ка молодые, разломите булку, да поблагодарите своих родственников, за то, что они пришли на вас праздник — предложила Пелагея.
Серафим взял булку в руки и разломил её на две половины. Эти половинки быстро пошли гулять среди гостей, пока полностью не исчезли.
Серафим был счастлив. Он не пил спиртного, а искренне радовался, от всего сердца. На крики "горько" целовал Панну, бережно взяв в свои ладони её лицо, в худенькие, бледные щёки.
— Ой! Всё равно "горько", жених целоваться не умеет — кричали захмелевшие гости.
— Жених в губы невесту только в спальне целует— смеясь, отвечал он.
А вскоре, взяв свою балалайку, стал играть вместе с Григорием и петь частушки. Гости веселились, плясали, пели. Веселье шло полным ходом. Серафим, играя на балалайке и не заметил, как Панны не стало за столом.
Вдруг кто-то крикнул
— А где невеста? Украли? Невесту украли!
— Как это украли, кто? Зачем? — удивился Серафим. Ему стало очень обидно, что кто-то посмел такое сделать. Он отбросил в сторону балалайку
— Готовь жених выкуп, кто украл, спрячет и за выкупом придёт — кричали ему гости.
— Кто украл? Кто видел, как украл? Кто? Или говорите или я сейчас все столы переверну нахрен — рассердился жених.
— Серафим, успокойся, лучше выкуп готовь, если проворонил — посоветовала Пелагея.
— Я им приготовлю, я всем приготовлю! Если сейчас же не вернёте мне Панну, разнесу всех и вся! — он подошёл к столу, схватил графин с водкой, налил себе стакан и опрокинул.
Гости, зная его буйный характер, предчувствуя не доброе, стали быстро собираться домой.
— Стоять! — крикнул Серафим, тем, кто ещё не успел уйти.
— Стоять! Пока не вернёте Панну, никого никуда не выпущу! — он встал у дверей, расставив ноги и собравшись в комок, продолжал требовать свою жену.
— Не знаем мы, где твоя жена, не видели, кто её и куда умыкнул — наперебой отвечали ему гости.
— Выпусти нас, домой пора, засиделись мы — просила одна часть гостей, а другая предлагала поискать.
— Товарищи, ну давайте поищем, ну не на морозе же её прячут! В бане надо посмотреть, в сарае — говорил один из друзей, его поддержал другой
— У них омшаник есть, там глянуть надо.
— Найду того, кто украл, все кости переломаю— наливая ещё один стакан водки, предупредил Серафим.
— Сашок, мы с ребятами сейчас пробежимся по соседям. Может у знакомых или родных где-то рядом прячут — сообщил друг Серафима, Сергей и небольшая компания во главе с ним, отправилась на улицу.
— Давайте, ищите. Вы тоже в ответе за мою жену — негодовал Серафим.
— А мы вот в подполье посмотрели, на печи, под кроватями, нигде нет — сообщили, обступившие Серафима, гости.
— Айда на улицу. Сеновал, курятник, коровник, всё будем проверять — объявил Серафим, и первым кинулся в двери, остальные гурьбой вслед за ним.
— Сват — обратилась Пелагея к Евдокиму Изосимовичу — случаем, не домой ли усверкнула твоя дочь?
— Так, а в чём? Валенки её вон стоят, пальто висит. Не голая же она в мороз домой отправилась!
— Да если захотела сбежать так и в чужой одёжи могла уйти. Ох и что вы за люди, свадьбу собственной дочери и ту ладом справить не можете — упрекнула свата Пелагею
— Так, а мы-то в чём виноваты? Свадьбу у вас проводим, вы и ответ держать должны. Это вы мне должны ответить, где моя дочь! — загорячился изрядно подвыпивший Евдоким.
— Ишь ты, он по- русски заговорил! Ты на меня тут голос–то не повышай, ты в моём доме — резко ответила ему Пелагея.
— Ну и разбирайтесь сами, а мы с Катериной домой поедем. Можа и вправду дочь дома — он кинулся к вешалке и стал одеваться.
Серафим вышел на крыльцо, ночь, мороз, зима.
— Неужели домой сбежала? Так в чём? Всё же на вешалке весит. Ну где она? Где? — он набрал в грудь воздуха и крикнул своим сильным зычным голосом
— Па-а-ан-на-а-а! Па-а-ан-на-а-а! Па-а-ан-на-а-а! — но никто ему не ответил. Подбежали друзья, доложили, что ни в бане, ни в курятнике, ни в омшанике его невесты нет.
— Ты где-е? Па-а-на-на-а-а-а — и снова и снова он стал звать жену, крича во весь голос, что было сил
С непривычки, готовясь к встрече жениха и невесты, Мария очень утомилась, и как только молодые сели на свои места , первая поздравила их и ушла в свою комнату.
В комнате дочь и племянница играли в куклы.
Она, не разбирая постели,прилегла на кровать. Ложилась Мария на самый край кровати, чтобы удобнее было вставать, не садясь. Валентинка, увидев, что мать зашла в их комнатку, быстро прибежала к ней. Взяв в своём уголке книжку–раскраску со стихами Агнии Барто, карандаши. перелезла через Марию к стене и они стали читать стихи и раскрашивали картинки. Под детский лепет дочери, не заметно для себя, Мария уснула.
Валентинка, чтобы не мешать, матери спать, собрала карандаши и книжку, и вернулась к Валюне, в свой уголок. Немного поиграв, девочки тоже захотели спать и улеглись на кроватку и быстро уснули.
Проснулась Мария от крика под окном комнаты. За окном её брат кричал на всю округу, имя своей жены. Она решила выглянуть в окно и узнать, что там происходит. С зади себя она услышала мирное посапывание, повернувшись, она увидела, что под самой стеной рядом с ней спит её будущая невестка.
— Чего это он на улице-то её кричит, когда она рядом со мной спит?
Мария осторожно поднялась, чтобы не разбудить невестку, и тихо ступая, пошла к выходу. Всунув ноги в тёплые валенки с печи, накинула на плечи пальто, и вышла на крыльцо. Ночной мороз ударил в лицо. Вокруг Серафима толпились гости и обсуждали, где ещё нужно посмотреть невесту, где ещё она могла прятаться.
В это время в ворота ввалилась целая компания девчат и парней
— Николаич, соседи ваши нас даже в дом запустили, но ни у кого Панны нет — сообщил один из них.
— Серафим, пошли со мной. Вы ребята не мёрзните, заходите в дом— предложила Мария. Он не говоря ни слова, поднялся на крыльцо и пошёл за сестрой. Следом в дом потянулись и гости.
Мария зашла в дом и обратилась к матери
— Мам, гостей приглашай за стол, намёрзлись они, согреть их надо. Где батя-то, в печь подкинуть бы надо, да всех чаем горячим напоить
— Невестку-то нашли, где была?— спросила Пелагея.
— Нашли. Дома она, спит.
— Ну, Слава Те, Господи. Нашлась бабушкина потеря у дедушке в штанах.
А чё чаем-то, будто у нас согреться нечем. В печь я полешко-то подброшу, да закуску подогрею. А батя-то он спит давно. Чё не знаешь, что как стопку выпьет, так под кровать спрячется и дрыхнет. Ему хоть гром с молниями, ещё крепче спит. посыпохиват.
В это время в дом влетел Серафим.
— Сестра, чё звала?
— Ну, так иди сюда, иди, иди.. посмотри, кто мирно спит — заведя в свою комнату, она указала рукой на свою кровать.
— Уморилась. Хрупенькая она, устала. Пусть спит, не мешайте. А мы гулять пойдём, наш праздник продолжается — сказал Серафим и пошёл к столу.
— Гости, давайте, проходите, проходите. Давайте-ка за стол, согреться надо. Пропажа нашлась, спит вон в спальне— приглашая всех гостей к столу, говорила Пелагея, вытаскивая из печи гречневую кашу тушёную со свиным мясом и овощами.
Расходились гости утром, а Серафим снял с вешалки тулуп, бросил его на пол у кровати, где спала Панна, и уснул крепким сном.
— Ну, вот моду взял, напьётся и на пол спать падает. Быстро же она его к своему польскому порядку приучила. Ох, сынок, сынок, толи ещё будет — сокрушалась Пелагея.
начало 1 части Скудара1
начало 2 части повести Русская дочь военнопленного немца 1
продолжение 18
© Copyright: Валентина Петровна Юрьева, 2022
Свидетельство о публикации №222121201084
.