Пекин, перекресток у Публички, 2010 год.
Остановился, жду, когда, наконец, загорится зеленый. Рядом со мной замер полненький китаец лет пятидесяти.
— Халоу! - произнес китаец, внимательно на меня посмотрев.
Я в раздражении воззрился на него, в ожидании стандартного изрядно утомившего всех иностранцев набора: «Ду ю спик инглиш, веир а ю фром, велком ту Чайна». Однако китаец неожиданно решил сделать ход конем. Сломать, к едрёне матрёне, устоявшийся стереотип. Нарушить многолетнюю традицию.
— Шпрехен зи дойч? - осведомился у меня он.
— Найн, - слегка растерявшись, ответил я.
По лицу китайца тенью скользнула легкая грусть, будто бы изначально предчувствуя грядущее фиаско, при этом он все же лелеял робкую надежду на чудо: вдруг ему улыбнется удача и хоть сегодня удастся побеседовать на языке Шиллера и Гёте.
— Ноубоди спик дойч, - чуть разведя руками, посетовал мне китаец и, потоптавшись несколько секунд на месте, удалился в направлении ближайшей лапшичной...