22 сентября 1937 года в Париже сотрудники эмигрантской белогвардейской организации Русский общевоинский союз неожиданно обнаружили, что у них пропал председатель. Ушёл на встречу и не вернулся. Надо сказать, это был уже далеко не первый председатель, которого РОВС умудрился потерять. Точнее второй. За семь лет до этого пропал его предшественник, генерал Александр Павлович Кутепов. Причём пропал абсолютно бесследно, подарив нам очередную загадку истории.
А вот преемник Кутепова, генерал Евгений Карлович Миллер, в прошлом возглавлявший белой правительство на Севере России, всё-таки позднее обнаружился. В одной из камер внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке, куда его доставили сотрудники советских спецслужб после похищения в Париже. Так что тут большой загадки нет. И, наверное, не было бы и этой статьи, если бы покидая свой кабинет председателя РОВС Миллер не оставил начальнику своей канцелярии генералу Павлу Алексеевичу Кусонскому конверт с запиской следующего содержания:
У меня сегодня в 12.30 часов дня свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэн и Раффэ. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе при лимитрофных государствах, Штроманом и с Вернером, прикомандированным к здешнему германскому посольству. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку.
Ох! Чтобы стало понятно, какой эффект возымела эта записка, нужно прежде всего рассказать, кто же такой генерал Скоблин. Октябрьскую революцию Николай Владимирович Скоблин встретил в рядах Корниловского ударного полка, куда собирали всех, кто готов был отдать жизнь за Родину, пока другие митингуют. В белой Добровольческой армии он служил с момента её основания и дослужился до должности начальника Корниловской ударной дивизии - самого элитного боевого подразделения Белой гвардии. Примечательна и супруга Николая Владимировича, Надежда Васильевна Плевицкая. Император Николай II обожал романсы в её исполнении и называл её "курский соловей".
И вот теперь выяснилось, что начальник Корниловской ударной дивизии - большевистский агент, организовавший похищение председателя РОВС! Разумеется, практически каждый автор, берущийся за эту тему, задавался вопросом: что же сподвигло человека с таким сугубо белогвардейским прошлым стать по сути дела советским разведчиком? Одни объясняли этот феномен внутренними убеждениями благородного офицера, пусть и приведшими его в стан столь нелюбимых ими большевиков. Другие наоборот, видели в этом всю глубину нравственного падения представителя эксплуататорского касса, морально готового на предательство, пусть и в пользу столь почитаемых ими большевиков. В предательство Скоблина поверила вся белая эмиграция. Точнее, почти вся. Потому что отдельные голоса всё же раздавались. И они спрашивали: а в чём, собственно, заключаются доказательства вины Николая Владимировича?
Ну, во-первых, записка Миллера. Улика, конечно, убойная. Но вот, к примеру, капитан Савин на суде над Скоблиным заявил, что почерк в записке председателю РОВС не принадлежит. Но даже если её действительно писал Миллер, где гарантия, что похищение состоялось именно в ходе указанной в ней встрече? Правда полиция нашла свидетеля, видевшего Скоблина и Миллера возле здания школы для детей советских граждан в паре кварталов от указанного в записке места. И Николай Владимирович уговаривал председателя РОВС войти в здание. Вот только имя этого свидетеля ни в одном источнике не называется, да и наблюдал он данную сцену метров с сорока.
А вот что пишет по поводу своего похищение сам Миллер в письме на имя наркома Ежова: "На этих днях минуло 10 месяцев с того злополучного дня, когда предательски завлеченный на чужую квартиру я был схвачен злоумышленниками в предместье Парижа, где я проживал..." Между тем, угол улиц Жасмэн и Раффэ предместьем назвать весьма затруднительно.
Также Скоблину ставится в вину подозрительное поведение, когда Кусонский сообщил ему текст записки. Он сначала крайне удивился, а потом стал всё отрицать. То есть предполагается, что если бы Николай Владимирович был невиновен, он обрадовался бы предъявленным ему обвинениям и тут же с ними согласился? А потом Скоблин и вовсе сбежал, пока Кусонский что-то бурно обсуждал с вице-адмиралом Кедровым. Это ли не доказательство его вины?
Давайте ещё раз внимательно взглянем на эту картину. Итак, в полдень Миллер покидает здание управления РОВС и передаёт Кусонскому конверт, попросив вскрыть его часа через полтора-два, если он не вернётся. Однако Кусонский вспоминает о конверте только... в одиннадцать часов ночи, когда на ушах стоит весь РОВС. Около часу ночи в управление прибывает срочно вызванный Скоблин, выслушивает обвинения в свой адрес и покидает здание, не дождавшись, пока Кусонский натрындиться с Кедровым. Миллер пропал 12 часов назад, ну куда торопиться? Большевики поиграют с ним и отдадут.
Разумеется, поведение Кусонского также вызвало подозрения. Почему он одиннадцать часов молчал о записке Миллера? Почему остановился поболтать с Кедровым, дав Скоблину сбежать? В общем, по поводу действий Кусонского было также инициировано расследование. Павел Алексеевич покаялся в своей беспечности, и... белая эмиграция удовлетворилась таким объяснением.
5 декабря 1938 года начались судебные заседания по делу о похищении Миллера. Судили Скоблина, но ответить за всё предстояло почему-то его жене. Видимо со времён дела Дрейфуса французская полиция поднаторела в поисках козлов отпущения. Кстати, обнаружился ещё один довод в пользу обвинения - следователи сопоставили все доходы и расходы этой пары и убедились, что супруги жили не по средствам, а значит им приплачивали большевики. Я даже представил себе Николая Владимировича с кассовым аппаратом, скрупулёзно учитывающего все доходы Плевицкой специально для французской полиции.
Надежду Васильевну суд приговорил к 20 годам каторги. Она умерла в тюрьме в 1940 году, когда по Франции уже маршировали немецкие войска. Скоблин же исчез бесследно. Куда? Это будет наш следующий вопрос без ответа...
Читайте в этом цикле: