В деревне, где живет моя бабушка, есть дом. Наверное, многие истории начинаются с этой фразы. Читать её не так страшно, как слышать у костра или в темноте, глубокой ночью, когда за окном бушует гроза, и свирепствует ветер.
Этим летом 1998 года я впервые обратил внимание на то, что в деревне звук ветра звучит как-то по-особенному: более печально, безнадежно и уныло, как будто в нем притаились все те мрачные легенды, сказания и истории, которые пришли к нам из старины. Бабушка рассказывала нам много вот таких историй… до смерти дедушки.
Бабушка очень любила дедушку. Она была его второй женой, и, когда они встретились, дедушка только-только развелся. У него были дети от первого брака, но никто из нашей семьи их никогда не видел.
В гостиной на первом этаже висели часы, но они остановились практически в ту самую минуту, как умер дедушка — он умирал долго и мучительно в комнате второго этажа. Бабушка вытащила батарейку, и большая стрелка навсегда замерла между цифрами шесть и семь, маленькая — между четыре и пять. Как в больнице: время смерти…
Меня эти часы всегда пугали, как пугала фотография дедушки, которая после похорон стояла на столике в гостиной.
Потом она исчезла.
Но часы остались.
До смерти дедушки бабушка часто рассказывала нам с сестрой страшные истории про мертвецов. Потом все изменилось.
Когда дедушка умер, я учился в девятом классе, и мама попросила меня пожить год в деревне, чтобы поддержать бабушку и помочь. Ну, и чтобы у неё в жизни снова появился смысл.
— Как это? — спросил я, совсем не горя желанием провести лучшие подростковые годы в деревне.
— Ей будет ради кого жить, — пояснила мама, — представляешь, какого ей будет одной в этом огромным доме.
С часами, — подумал я, — в огромном доме с часами.
Деревня находилась в стороне от федеральной трассы, и попасть туда можно было по одной единственной дороге. После обильных снегопадов — в январе и феврале их хватало — и сильных дождей, поселение на какое-то время оказывалось отрезанным от всего остального мира. Но дороги чистили, а река не так уж и часто выходила из берегов, заливая дорогу и долину.
Десятый класс я учился в деревне.
Перед тем как выпал первый снег, наш класс поехал на кладбище, чтобы убрать могилы учителей, которые когда-то работали в нашей школе. Могил было немного, и нас распределили по группам из четырех человек. В тот день было довольно холодно. По сравнению с предыдущими днями температура опустилась градусов на шесть. Небо было серым и низким. Периодически солнце пыталось выйти из-за туч, но от этого кладбище почему-то становилось ещё более унылым и безрадостным, чем было на самом деле. Эти попытки напомнили мне агонию умирающего… нет, не так. Моральные терзания умирающего: он знает, что должен умереть, и окружающие знают об этом. Он ещё жив, но как будто уже нет.
Я отогнал от себя эти мрачные мысли, но они вернулись в тот момент, когда солнце в очередной раз попыталось пробиться сквозь плотную пелену туч. Погода как будто никак не могла определиться, и это странным образом угнетало. Давило на рецепторы, вызывая головную боль и страшную сонливость.
Этой ночью мне и приснился тот странный сон.