Сегодня у нас сломалась стиральная машина, купленная папе. Она ему очень нравилась, первое время он сидел напротив нее и смотрел, как в "иллюминаторе" крутится туда сюда белье. Машина пережила хозяина на 12 лет (хорошо пожила - 18 лет), и была его первой помощницей и, можно сказать, другом. Вещи имеют зловещее свойство - переживать своих хозяев.
А теперь о друзьях-товарищах. Без друзей папа абсолютно не мог жить из-за своей гиперобщительности. Самыми близкими друзьями (кстати, и соседями) были Скоробогатов Николай Константинович и Громов Михаил Георгиевич. Все трое остались на старости лет вдовцами. Громов Михаил Георгиевич - человек очень занятой, деловой, в отличии от дяди Коли Скоробогатова, отдыхать совсем не умел. Папа занимал где-то золотую середину -умел и работать, и отдыхать. Громов минуты без дела не мог находиться, у него была тысяча занятий: он и плотничал: настроил у себя десятка два кладовок, сараев, мастерских, и разводил пчел, и огородничал, был и садоводом, и цветоводом. Только домашних животных, кроме собаки, не имел, потому что до трёх часов не спал, читал книги и журналы, а просыпался в одиннадцать. Интересно было его послушать, на все у Михаила Георгиевича была своя точка зрения. Мы покупали у него вкуснейший мед. Он угощал нас с папой и виноградом, и грушами. До пенсии Михаил Георгиевич работал главным агрономом в совхозе.
Теперь о дяде Коле Скоробогатове. Вот уж о ком можно повесть написать! Неунывающий, пухленький, румяный, настоящий Кола Брюньон! Любил повеселиться: и выпить, и попеть. Жену похоронил давно, она была с нарушенной психикой, периодически лечилась в соответствующей больнице, но тем не менее осчастливила Николая Константиновича тремя дочками и сыном. Старшей уже нет на свете, средняя еще держится на плаву, последняя дочь была опорой и надеждой отцу в старости, а про сына ничего не знаю.
Дядя Коля болел артритом, постоянно мерз, ходил по дому в телогрейке, сделанной из ватника. Он сидел целыми днями или у окошка, или на лавочке под окном, положив руки в варежках на клюшку и подперев ей подбородок. Во дворе у него жили пять курочек и собака, в доме коты, все сытые и довольные. Ходил он плохо, с двумя палочками. Ходил частенько не один, а с папой... в кафе-бар.
Как наяву вижу: вот они идут тихонечко по дамбе, обсуждая что-то, останавливаются передохнуть. А вот какая-то бабулька подошла к ним, и обсуждение возобновилось с новой силой. Папульчик машет руками, как ветряная мельница. Интересно, что у них за тема такая волнующая: политика или погода? Наговорившись, наши старички двигаются дальше. В кафе-баре они раздеваются, причесывают перед огромным зеркалом свои седые шевелюры, прихорашиваются и идут заказывать каждый свое: папа пиво, а дядя Коля водочку. Берут на закуску свежую выпечку с мясной начинкой и топают за столик. Там культурно заседают часа полтора. Папа обязательно посещает шикарный сверкающий чистотой и хромированными деталями туалет. Намывает там с душистыми мылами руки, сушит их под автоматической сушилкой. В таком же неторопливом темпе они идут домой, прихватив в магазине, который находится через стенку от кафе, хлеба.
Папа любил ходить в гости к другу по выходным, когда приезжала младшая дочка Николая Константиновича. Она наготавливала еды на неделю, привозила и из дома вкусностей.
У дяди Коли жил соседский племянник Толя. Он приехал из Узбекистана к Аксеновым, жившим рядом со Скоробогатовыми, ещё одни наши соседи, самые веселые. Дядя Петя Аксенов был лаконичнее Эллочки-людоедочки из "12 стульев". Три его фразы, как ни странно, каждый раз оказывались к месту и звучали остроумно: "Бывает порой не доглядишь!", "Нам такЕх и надо!", "Где блины, там и мы". После каждой из них хохот и ослепительная рондолевая улыбка! Зубы у него были из рондоля, как золотые, и очень аккуратно сделанные. Дядя Петя был настоящий клептоман. Его нельзя было оставлять одного во дворе на минуту, вместе с ним уходил какой-нибудь инструмент. Какой-то идиот взял дядю Петю сторожем на стройку санатория. От унитазов, труб и всякого другого материала во дворе Аксеновым стало тесно. У него была и жена, и дети - два сына и дочка. Вот и племяш приехал из солнечного Ташкента. Жена- кормилица Нина, которая работала в санаторской столовой посудомойкой, умерла от инсульта в одночасье, дети выросли, а Петя, после всего этого, голодал, пропивая с племянником пенсию. От голода он и ум ер. А племянник Толя переселился к дяде Коле.
Там образовался клуб. Пили вино, пели песни. Мой Слава, какое-то время, когда у нас не было бани, ходил туда по четвергам. Мылся сам, намывал дядю Колю (у него уже плохо руки работали из-за артрита), Николай Константинович никому больше не доверял себя. Слава рассказывал мне, что моет его, белого, пухленького, как ребёночка, а дядя Коля песни поет. Ну, а после баньки по рюмашке. Я начала уже переживать, не сопьется ли и мой супруг в такой веселой компании. Слава Богу, свою баню поставили. А дядя Коля вскоре ум ер, как праведник: лег спать и больше не проснулся. Жил, никому зла не делал, не завидовал, трудился (шофером на грузовике).
А потом вслед за ним ушел и Толя, ещё совсем молодой. Жалко было и дядю Колю, и Толю. Царство им небесное. Самым последним из друзей покинул этот мир Михаил Георгиевич. Ему было уже больше девяноста лет.
Друзей-товарищей уже давно не на этом свете, а их дома стоят, красуются. Домам положено переживать своих хозяев, только обидно, что переходят они к чужим людям, редко бывает, что в доме живут потомки их прежнего владельца. А ведь строился он, как родовое гнездо, мечталось, что в доме будут жить и дети, и внуки, и правнуки. Где уж там! Дети разъехались по городам: кто в Москву, кто в Питер. Такова жизнь. Ее не удержишь.