О музыке и о музыкантах на войне читайте очерк Дмитрия Селезнёва (Старый Шахтёр).
Я иногда останавливаюсь возле этого здания в Донецке и с сожалением рассматриваю афишу. Это здание Донецкой Филармонии. Оно расположено возле площади Ленина по левую его руку, ближе к колоннам Народного Совета – я прохожу Филармонию, когда возвращаюсь домой в съёмную квартиру, расположенную неподалёку.
Удивительно – но в Донецке, после- и предвоенном, когда миллионный город, опустошённый наполовину из-за обстрелов, находился между двумя военными кампаниями в состоянии «ни мира, ни войны», когда только недавно он являлся столицей непризнанной нигде, даже в России, народной республики – осколка бывшей Донецкой области Украины – в этом городе давали концерты классический музыки.
Да ещё какие! На старой афише можно прочитать весьма насыщенный репертуар. Тут и советский Свиридов, и русский мистик Скрябин, и болезненный немец Шуман… Верди, Бетховен, Россини – читаю я знакомые со школьных уроков музыки фамилии. Также в Донецкой Филармонии пели романсы и народное песни. Симфонический оркестр обыгрывал рок-хиты и саундтреки. И наоборот: «Рокот классики» – так называлась программа, где классические произведения исполнялись в рок-обработке.
Но нарастающий рокот войны заглушил всё – тут же на стекле массивной двери вывешено объявление, гласящее о том, что «всвязи с обострившейся военной ситуацией с 18 февраля 2022 года все концерты приостанавливаются до особого распоряжения». 18 февраля 2022 года была объявлена тотальная эвакуация и мобилизация.
Заехал я в Донецк на следующий день после объявления мобилизации, и первый раз проходя мимо, исходя из своей привычки всё проверять, дёрнул запертые двери, ведущие в мир музыки. Огорчился, ещё раз прочитав афишу. Больше всего из-за Моцарта, его должны были играть 26 февраля. В программе Моцарт был со своим антагонистом Сальери – неплохим, но не гениальным музыкантом, который на самом деле был покровителем австрийского композитора при дворе, а не его убийцей. С лёгкой руки Пушкина сплетня об отравлении Моцарта Сальери стала в России мифом, миф получил мировое воплощение в гениальном фильме Милоша Формана «Амадей» – в мирной жизни я был кинокритиком, знаю о чём говорю.
А теперь я военкор. Но Моцарта слушаю даже в военных условиях. Кстати, не только я – он считается самым популярным из композиторов, мелодии которых используются на мобильных.
Моё же самое любое произведение – это опера «Волшебная флейта».
Сюжет такой. Принц Тамино влюбляется в Памину – дочку Царицы Ночи. Влюбляется, можно сказать, «по интернету» – в руки ему попадает её портрет. Сама Памина в плену у злого волшебника Зарастро – тот, в противовес Царице Ночи олицетворяет беспощадный свет. Мать просит вызволить дочь, kill’em all! – взвывает она, и Тамино отправляется освобождать девушку.
Но, как и на войне, выходит не всё так однозначно. Не всё оказалась так, как эта царица науськивала. И кто тут злодей надо ещё разбираться.
Опера, флейта, Царица, Тамино-Памино – ты о чём, не до Моцарта сейчас, Донецк бомбят оглянись, война на дворе! – скажете вы.
Ну да, я рефлексирую, отвечу. Имею полное право, это защитная реакция интеллигента. В разных обстоятельствах «Волшебную флейту» я прослушал в наушниках бесчисленное количество раз. В последней раз на войне слушал я эту оперу в Нагорном Карабахе. Кстати, есть интересная экранизация «Волшебной флейты» в жанре мюзикла. Действие происходит в интерьерах и декорациях Первой Мировой войны, где войска Царицы Ночи и Зарастро сражаются между собой. Эта экранизация мне запомнилась и теперь опера ложится в моём сознании на текущую обстановку.
– Убей! Убей! – вопит сопрано Царицы Ночи в моих наушниках. А потом играет флейта. Волшебная. Именно она вела Тамино по царству мрака и ужаса.
Есть ещё один интересный персонаж в этом музыкальном произведении. Это Папагено, птицелов. Спутник Памино, волшебный помощник, согласно морфологии сказки по Проппу. Помощник из Папагено нелепый и смешной – это странный, но весёлый персонаж. Хвастун, болтун и трусишка – есть и такие «герои» на войне.
Папагено вроде как птицелов, но и сам полуптица, не поймёшь. Его изображают в ярком оперение с шапкой-клювом, таков его сценический образ. В конце концов он находит себе подружку – тоже полуптицу-получеловека, только женского рода.
Вот и я что-то типа этого пересмешника – чудо в перьях. Чудак, который слушает Моцарта на войне. Но не только я. Как мне стало известно, почти всех музыкантов из Донецкой Филармонии призвали на фронт.
Целесообразно ли использовать такие «нежные» создания на войне – вопрос открытый. Гумилёв как-то сказал своей жене Ахматовой, что посылать таких, как Блок, на войну, все равно, что жарить соловьев (снова птицы!). Но и Блоку военная форма подошла – она, раз уж на то, всем к лицу, будь ты работяга, или вшитый интеллигент. И Гумилёв, и Блок были поэтами Серебреного века, что не помешало им примерить тяжёлую солдатскую долю и надеть кирзовые сапоги. Гумилёв успешно воевал, несмотря на свой астигматизм – посмотрите на его фото, у него глаза, как у воробушка. Но несмотря на своё косоглазие, а также, на леворукость, плоскостопие и сжатие черепа, Гумилёв ходил в разведку, и получил «георгия». «Соловей» Блок же служил в стройбате, строил фортификационные укрепления. Правда, у Гумилёва получалось писать стихи на войне, а у более «нежного» Блока – нет. Кстати, коли отвлёкся, из всех популярных поэтов Серебряного века, только они пошли на фронт. Гумилёв, как доброволец, Блок – по мобилизации. Маяковский ещё рвался, но его не взяли из-за неблагонадёжности.
Донецких филармонистов мобилизовали и кинули на Мариуполь. Ломая пальцы, руки, ноги, получая сотрясения и контузии, погибая в боях – поступали сведения о гибели нескольких донецких музыкантов – филармонисты участвовали в штурме города. Я узнал про них по материалам от коллег – к сожалению, самого меня судьба с музыкантами из Донецкой Филармонии не свела. Но зато я познакомился с артистами Филармонии Луганска.
Их тоже кинули на Мариуполь – очевидно, что одной филармонии для того чтобы взять Мариуполь, напичканный нацистами и западным оружием, было недостаточно, и к штурму города привлекли два музыкальных подразделения. Луганским филармонистом, не сказали куда их везут, и они несколько удивились, когда поняли, что находятся в другой народной республике, в ДНР.
Мобики, стальные каски, фиксики, миньоны – так ласково называют профессиональные военные мобилизованных. И зачастую неласково ругаются на них, потому что те делать толком ничего не умеют на войне и плохо организованы в военных обстоятельствах. Но филармонисты из Луганска показали себя слаженным подразделением. Что неудивительно – музыка не терпит фальшивых нот и предполагает согласованную работу в общем оркестре. Правда, луганским оркестрантам и артистам пришлось сменить музыкальные инструменты на стрекочущие автоматы Калашникова. Но при штурме мариупольских девятиэтажек и с новыми инструментами музыканты с полуслова понимали друг друга. Перефразируя Окуджаву, это был надежды маленький оркестрик под управлением войны.
Филармонисты – редкие, диковинные птицы на фронте. Некоторых из них, вообще, следовало в Красную книгу занести. Вот, например, в подразделении, служит гобоист – он остался единственным гобоистом в Луганской Республике. Его коллега, ушла в декрет и теперь временно не в строю. Вот убьют его и некому в республике будет играть на гобое.
Лично с филармонистами я познакомился на 9 мая. Мариуполь на тот момент стоял освобождённый, весь в руинах. Артистов после штурма передислоцировали в Волновахский район, село Златоустовка. Получив журналистское задание снять праздничный концерт, я взял с собой жену, приехавшую ко мне в Донецк, и на пути в это село мы весело и с лёгкой руки переименовали Златоустовку в Заратустровку. На то у нас имелся соответсвующий тезаурус – жена, как кандидат философский наук, вспомнила Ницше с его «Так говорил Заратустра», я же, как фанат «Волшебной флейты» вспомнил волшебника Зарастро. Все эти персонажи мировой культуры брали истоки из зороастризма – древнеперсидской религии огнепоклонников.
Мы съехали с трассы, ведущей на Мариуполь, и немного поплутали по плохим дорогам, останавливаясь у блок-постов с дэнэровцами и спрашивая нужный путь.
В конце концов, проехав очередную «лунную» поверхность с кратерами – война здесь не причём, дорога в Заратустровку явно не ремонтировалась со времён СССР, – мы въехали в посёлок. Нас встретил выцветший плакат украинки в венке и караваем в руках и деревянный макет мельницы. Мельница была цела, это село война пощадила – проезжая дома, видимых разрушений я не заметил. Очевидно, фронт быстро прокатился через Заратустровку, не причинив ей особого вреда. Когда мы подъехали в центр, где располагалась администрация и ДК, дорогу нам перегородил шлагбаум.
У шлагбаума стоял усатый постовой в солдатской каске советских времён, Вроде, постовой – как постовой, но сразу что-то необыкновенное в нём бросалось в глаза. Слишком уж вид у него был опрятный. А лицо его слишком было интеллигентным для войны. В отличие от суровых дэнэровцев, по лицам которых прошли русла морщин, и годы пролетарской, а потом и военной жизни наложили на них неизгладимый отпечаток, этот боец был аккуратно подбрит, опрятен и свеж. Я словил живой, умный и, в то же время, радушный взгляд. Я догадался, что мы приехали по адресу. Постовой был из мира искусства и состоял в «ЧВК «Филармония».
Он тоже догадался, кто мы – нас ждали уже почти целый час, до последнего оттягивая начало.
– Вы журналисты? Концерт только начался, паркуйтесь вот там, – отодвинув шлагбаум, он показал рукой на Дом Культуры, где проходило праздничное мероприятие.
Зал был битком. Нечасто, наверное, в сельском ДК услышишь артистов республиканской филармонии. И без худа нет добра – война предоставила такую возможность. Как мы узнали потом, артисты выступали здесь уже повторно. На первом концерте собралось лишь треть зала из любопытствующих селян. После выступления по Заратустровке быстро распространились слухи, какие райские и диковинные птицы завелись у них в огороде, и на 9 мая уже состоялся аншлаг. Филармонисты повторно завоевали село, только уже не силой оружия, а привычным для них способом, силой своего искусства.
– Мы-ы не погибли, мы про-осто ушли!
Про-осто ушли в небеса-а!
На-а безымянных высо-отах земли
Наши. Слышны. Голоса.
– звучало, когда мы вошли в зал.
По бокам от сцены ниспадали бархатные шторы, а на стене были развешены экраны, на которые проецировались кадры документальной хроники с той, далёкой и в тоже время близкой войны, которая выпала на долю наших дедов и прадедов. Чёрный задник был усеян лампочками и смотрелось, как будто артисты поют на фоне звёздного неба. Они выступали в военной форме, с белым повязками на руках и ногах – это был отличительный маркер «свой», который использовали наши солдаты в бою.
На протяжении всего концерта зал прорезали чистые академические голоса. Ни одной фальшивой ноты, ни малейшейшего неправильного колебания гортани! Голоса филармонистов были чисты, как языки пламени в древних зорастрийских храмах – огонь в них не должен был коптить.
От чистого огня горели и души. Алхимия! Это был алхимический процесс! Души присутствующих очищались от копоти дней. Я тоже прослезился. Пронять меня, обваренного, как рак, в цинизме прожитых лет уже сложно, но я не смог сдержаться, и слёзы текли из глаз. Ведь через искусство с нами разговаривает Господь, наш Бог, всеблагой и вездесущий.
На праздничном концерте ЧВК «Филармония» исполнила казачьи «Когда мы были на войне», «Ой что-то мы засиделись, братцы», «Не для меня Дон разольётся», песни про Великую Отечественную войну «Бухенвальдский набат», «Весна 45-го года», мои любимые «Журавли», и много других военных песен.
Справедливости ради отмечу, что певец, который исполнял «Смуглянку-молдаванку» в самом начале малость не вытягивал, но потом он разогрелся, и допел её под ритмичные хлопки зала. Следующую, сложную для исполнения песню «Как плачут березы» он уже исполнил идеально.
Закончился концерт предсказуемо «Днём Победы» – вышли дети с фотопортретами наших предков, которые уже побеждали нацизм.
Во время концерта я несколько раз подрывался с места и, снимая для своего репортажа, прыгал, как Папагено, перед сценой. Для меня филармонисты были главными героями сегодняшнего дня, на остальных присутствующих я не обращал внимания. А зря – в зале находился их командир, и он сидел на первом ряду.
По правилам военного этикета я должен был соблюсти субординацию и прежде всего установить контакт с ним, и, как старшему по должности и званию, засвидетельствовать своё почтение. Мол, такой-то – такой-то, военкор проекта «Варвар Гонзо», приехал снимать праздничное мероприятие. Разрешите?
Но мало того, что я опоздал и заставил всех ждать, я ещё, как оказалось, мешал командиру смотреть концерт.
У меня было неприемлемое оправдание – я был настолько впечатлён выступлением, что забыл о его присутствии.
О себе командир напомнил, когда после концерта музыканты выстроились в два ряда на плацу. Военный выступил перед артистами, разбавляя свою речь недосказанным междометием.
– Так, б. Спасибо всем за проведённое мероприятие. И выступающим, и охраняющим общественный порядок, б. Всё прошло без происшествий, благодарю за службу. Все хорошо пели, б. Особенно мне понравилась «Смуглянка-молдаванка», б.
Командир был суровый и крутой, по нему было видно, что он найдёт подход к любому солдату, неважно, слесарь тот или водитель, артист или гитарист.
Пообщавшись немного с филармонистами и сфотографировавшись с ними напоследок, мы тепло попрощались, и потом, в дороге, и после, уже дома в Донецке, мы ещё долго находились под впечатлением от концерта ЧВК «Филармония».
***
Я по привычке дёрнул ещё раз дверь. Так, на всякий случай. Вдруг открыли уже филармонию, и артисты, кто живой, вернулись с фронта? Нет, заперто. Война продолжается. Донецк бомбят. Флейта, волшебная флейта ведёт принца Тамино. Та-дан!.. Та-дан! – слышу я в наушниках начало увертюры последней оперы Моцарта.
*наш проект существует на средства подписчиков, карта для помощи
4279 3806 9842 9521
