ЮРИЙ ПЫЛЬ
ИЗ СЛЕДСТВЕННОЙ ПРАКТИКИ
ИМИТАЦИЯ РАСКРЫТИЯ
В середине 80-х годов прошлого века мне, следователю областного следственного управления (тогда в составе УВД области) по югу области, поручили изучить и принять, при необходимости, к своему производству уголовное дело об убийстве Серёгина.
Суть дела или его начало простое, хотя и жутковатое. Первого января, прямо после встречи Нового года, мальчишки, катавшиеся с горки за школой, увидели в кустах за небольшой оградой лежащего человека.
Подойти побоялись, но сообщили о находке вахтёру в школе – старушке, сидящей возле гардеробной. Уроков в тот день не было, Новый год всё же, да и каникулы же начались.
У вахтёрши путь один: позвонила в милицию. Первым пришёл участковый инспектор. Маленько выпивший, но в полном сознании. Он перелез через ограду, откинул снег и увидел мужчину. Участковый повидал многое, но здесь даже ему стало не по себе. Мужик был избит, это сразу бросалось в глаза, но главное – у него в рот была вбита палка, сучок какой-то. Он не дышал, и пульс не прощупывался.
Участковый вернулся в школу, позвонил в райотдел.
Вскоре приехала опергруппа вместе с дежурным прокурорским следователем. Им оказался старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры Ш. Он произвёл осмотр места происшествия, поручил экспертам провести необходимые экспертизы и отбыл в городскую прокуратуру. Или домой, это не существенно.
Около восьми вечера ему позвонили и сообщили, что преступники задержаны и находятся в райотделе. За ним послали машину. Не хотелось следователю покидать домашний уют и тепло, но пришлось ехать.
-хх-
Слегка недовольный он прибыл в райотдел милиции. Ему с некоторой гордостью – как же за полсуток раскрутили такое дело – доложили, что убийцы трое пацанов, шлявшихся ночью в поисках приключений на свою задницу.
Ш. приободрился: если убийство совершено несовершеннолетними, то дело подследственно милиции. Это сейчас убийство в любом случае подлежит расследовать Следственному комитету, а тогда такого органа не существовало. О нём только поговаривали, дескать, скоро всех следователей объединят в отдельную контору и станут они ни от кого независимы, кроме закона. Или, скорее, Закона. Мечты, мечты!
Из трёх пацанов признался в убийстве самый младший, тринадцатилетний Митька. Признался, потому что ему сказали, что отпустят. И не соврали, так как он не мог быть привлечён к уголовной ответственности, как не достигший четырнадцатилетнего возраста. Скорее всего у оперов были и другие «аргументы», но следователь вникать не захотел. Да он никогда и не вникал. Каждый занимается своим делом и занимается так, как умеет. А о моральных принципах пусть думают… академики и правозащитники.
Он допросил мальчонку, причем без присутствия кого-либо из родителей. Опер Линьков пояснил, что мать пьяная дома валяется. Вместо педагога Линьков привел сотрудницу инспекции по делам несовершеннолетних, переодев её в гражданскую одежду. Она, конечно, педагог по образованию, но … Других пацанов Ш. допросил также. Тем более, что они ни в чём не признались. Следователь оформил их задержание по ст. 122 УПК РСФСР, как подозреваемых в убийстве.
-хх-
Всё это я узнал, изучив дело. Там дело-то было тоненькое: протоколы допросов, постановления о задержании, постановления о назначении экспертиз, заключения экспертиз и прочая мелочь.
Через трое суток после задержания, мальчишкам предъявили обвинение и повезли к прокурору для получения санкции на арест. Допрашивали в качестве обвиняемых уже следователи РОВД, причем разные. Один из них заместитель начальника следственного отделения, опытный следователь.
Настоящих имен мальчишек я не назову: время прошло много, они уже в жизни чего-то достигли, зачем им о себе такое читать. Да, хоть и не достигли… Я их имена просто изменил. Итак: тринадцатилетний – это Дмитрий; арестанты – Николай и Пётр.
После изучения материалов дела у меня возникли некоторые сомнения. То есть, если у кого-то возникло убеждение, что, взявшись за дело, я заранее решил, что арестованные и не арестованные мальчишки ни в чем не виноваты, то это не так, даже мысли такой не возникло, я просто считал, что надо довести дело до логического конца, то есть до суда, с «железными» доказательствами, а местные ребята расследование просто затянули. И вот в этом я и убедился.
Во-первых, показания обвиняемых были противоречивы. Все они по-разному указывали место встречи с потерпевшим. Во-вторых, они по-разному описывали внешность погибшего. Как на это не обратил внимание следователь, было абсолютно непонятно. Впрочем, это случилось, скорее всего, именно потому, что обвинение предъявляли, и допрашивали обвиняемых, разные следователи, а перечитывать протоколы друг друга они не удосужились. Тем более, что пацаны во всём признавались. Да, после пребывания в камере предварительного заключения около двух с половиной суток, они во всём признались.
Второе: не проведена проверка показаний обвиняемых на месте происшествия. Ни одного.
Что ж, надо исправлять ошибки коллег. Для начала всех передопросить, а начать следует с младшенького – Мити. Для чистоты следственного действия я решил допросить его дома в присутствии матери. Заодно и маму допрошу.
Машину следователю из области никто предоставить не торопился. Тем более, что преступление считалось раскрытым. Да и туговато было тогда с транспортом в милиции. Собственно, совсем плохо было. Начальников, правда, возили УАЗики, да ещё к дежурке прикрепляли какой-нибудь грузовичок с фургоном, от подшефного предприятия. По распоряжению районного начальства в виде райкома КПСС или райисполкома. Это я напоминаю название властей для тех, кто подзабыл. На этих грузовичках помдежи выезжали на семейные скандалы, мелкое хулиганство и прочую мелочовку.
Короче говоря, пошёл я пешочком, на своих двоих. Сейчас много публикаций про то, как бы иностранцы перевели наши некоторые выражения. Вот как они переведут, а главное, поймут это словосочетание «на своих двоих»? Погода стояла тихая, морозов не было давно, а десять градусов – это не мороз. Сугробы заметно осели, март всё-таки, хотя в народе говорят: «Марток – одевай семь порток». Но до конца месяца ещё немало, ждать можно всего: и снегопадов, и морозов покрепче десяти. На дороге, посыпанной шлаковой крошкой, блестит ледок в ямках и колдобинах. А тротуары чистые.
Митька жил в «хрущёвке» в «однушке» на втором этаже. Я поднялся, постучал в обитую дерматином дверь, звонка не было. Не спрашивая, кто стучит, мне открыла дверь женщина лет сорока, может, чуть моложе. Одета
в домашний халат, на ногах тапочки с помпонами. Лицо ухоженное, никак не похожее на лицо алкоголички. В ушах золотые серёжки в виде капель.
Квартира у них оказалась небольшая, но отдельная. В квартире чисто, у входа самотканый коврик, в гостиной круглый стол, три стула, не новые, но вполне рабочие. У стены справа книжный шкаф, разделённый на две половины. В одной действительно книги, а во второй посуда, не дорогая, но чистая, уложена аккуратно. Тарелки и блюдца стопкой, фужеры, рюмки рядочками. Кухня махонькая, электроплитка на рабочем столе, две табуретки, древний холодильник, грохочущий при включении.
Выяснил, что она работает прессовщиком на мебельной фабрике. Работа тяжелая и грязная. Сегодня в отгуле, поскольку я ей позвонил заранее и попросил быть дома.
Я начал с мамы, тем более это было необходимо по закону. Она рассказала, что муж ушёл от неё, когда Мите шёл всего второй год. Встретил другую. Алименты платит, но не всегда. Она часто работает в ночную смену, в это время сын остаётся без присмотра. Родственников у неё в городе нет, а в деревню, чтоб отвезти мальчишку к сестре, не наездишься. Да и потом он в школу пошёл. Учится плоховато, к нему по вечерам дружки приходят, особенно, когда она работает в ночную смену. Раза два приходили из отдела опеки, но причин лишить её материнства не находили. Читали нравоучения.
Она выпивает, но не часто, по праздникам. Мужчин в дом не приводила никогда, да и вообще никаких отношений с мужчинами не имеет.
В новогоднюю ночь она как раз работала с одиннадцати вечера. Сын об этой ночи ничего не рассказывал, но утром, когда она пришла с работы, мальчишка спал. Был грязный. Хотела наругать, но очень хотела спать сама. Первого января не выпивала, да и не с кем было. Просто спала. В милицию её не вызывали. Когда проснулась, сына дома не было, пришёл поздно. Был какой-то подавленный, но на вопросы почти не отвечал, вернее, отвечал, но как-то односложно и с неохотой. О том, что он был в милиции ничего не сказал.
Кроме того, что мать у Мити оказалась нормальной женщиной, а не пьянчугой, и что её никто даже не пытался пригласить на допрос, я больше ничего не узнал. Надо поговорить с героем всей истории.
Ещё в самом начале я спросил у хозяйки, где её сын. Она сказала, что ушёл в магазин за хлебом. И только мы закончили разговор с ней, как хлопнула дверь, в миниатюрную прихожую вошёл мальчишка. Одет в лёгкое пальто – весна ведь на носу. А, может, и одеть-то больше нечего. Скинул ботинки и вошёл в комнату.
- Здравствуйте, - ломающимся голосом сказал он.
- Здравствуй, Дмитрий, - я умышленно назвал его полным именем.
- Юрий Степанович, - надо же, запомнила, как меня зовут, - может чайку?
- Обязательно, - сказал я, - только сначала я Дмитрия допрошу.
- Может, мне уйти? – неуверенно спросила Татьяна Васильевна. Так звали маму Митьки.
- Как раз наоборот, - ответил я, - он же несовершеннолетний, допрашивать я обязан при родителях.
Я уселся у круглого стола, рядом присел Митька. Татьяна Васильевна примостилась на краешек дивана.
В общем-то я был удивлён. Ожидал увидеть этакого оторву-парня и мамашу пьянчугу, а тут вполне нормальная семья, правда, не полная, но нормальная.
Я достал очередной бланк протокола допроса и приготовился писать. В первую очередь записал данные о Дмитрии: фамилию, имя, отчество и всё такое. Затем приступил к самому допросу:
- Дима, меня интересует, чем ты занимался в новогоднюю ночь. Где был, с кем, что делали.
- Я же всё рассказал, - потупив взор, сказал Митя.
- Что ж я послушаю ещё раз. Ведь мне ты ничего не рассказывал. И мне нужна, разумеется, вся правда.
Митя долго молчал, уставившись в какую-то точку на столе. Наконец тяжело вздохнул и, оглянувшись на мать, тихо произнёс:
- Если, по правде, то я соврал тогда. Никого мы не били…
Честно сказать, я такого не ждал, не думал, но виду, что удивлён, не подал.
- А мужчину-то видели?
- Да видели, мы из подъезда вышли, хотели по домам расходиться, а тут видим на улице, мы-то во дворе были, а слева от нас подворотня. Вот за подворотней шум какой-то, крики, визги… Потом мимо нас мужик пробежал, здоровый такой, его во все стороны мотало, пьяный, однако, а за ним другие мужики бегут… Двое…
- Ну что ты так, не стесняйся.
Мальчишка оглянулся на мать. Она сидела, сжав руки в замок, глаза слегка округлились. Я её понимал.
- В общем, - снова заговорил Митька. – Они его догнали уже в подворотне…
- Ты же сказал, что они все бежали от подворотни?
- Так там двор такой, колодцем что ли, с одной стороны подворотня и с другой тоже. А дальше школа там, горка… Мужики сбили того мужика пьяного с ног и начали пинать…
Он испуганно покосился на маму и примолк. Я не стал его торопить, потому что в голове возник некоторый сумбур.
Что получается? Я шёл к Митьке, чтобы просто допросить с соблюдением процессуальных норм, а оказалось, что мальчишка развернул свои показания на сто восемьдесят градусов.
Если верить Митьке, то расследование практически надо начинать с начала.
- Ладно. Дмитрий, расскажи, как выглядят эти мужики?
- Какие?
- Да все.
- Ну… Этот, пьяный – здоровый такой в каком-то пальто, типа бушлата, на голове кроличья шапка. Чёрная, уши завязаны наверху. Лица я не помню, да и видел мельком… Мужики за ним бежали молодые. Парни, вообще. Один в костюме черном и белой рубашке, второй в осеннем пальто. Ростом не очень большие, поменьше того мужика.
Он рассказывал долго. Потом вспомнил, что когда он с пацанами убегали, то в подворотне, откуда бежали все мужики, видели ещё нескольких человек, одетых нарядно, одна женщина была одета в длинное белое платье, на плечах накинута мужская дублёнка. Всё это он заметил на бегу, лиц не разглядел, да и не глядел, потому что они испугались и убегали быстро. Их никто не пытался остановить. Женщина в белом платье прижимала руки ко рту, видимо, плакала.
хх
Полный раздумий я вернулся в райотдел, стал перечитывать показания арестованных по делу. Теперь я понял, что показания не просто противоречивы, а отличаются кардинально. У Митьки потерпевший одет в «бушлат», у Кольки в длинное пальто. Петька же показал, что мужик щеголял в болоньевой куртке. Да и цветом одежда отличалась у всех. На голове у него тоже было непонятно что. У одного кроличья шапка, а у двух других клетчатая кепка с ушами и вязаная шапка голубого цвета. Разумеется, ни Колька, ни Петька, ни слова не сказали про свадебную компанию.
По моему мнению опера Митю не били. Хотя это не исключено, но, скорее всего, было достаточно сказать, что если он признается, что они били какого-то дядьку, то его отпустят. Не объясняя, разумеется, что отпустят в любом случае, как не достигшего возраста ответственности за совершение преступления. Много ли нужно для перепуганного самим фактом задержания мальчишку. Остальных двоих сломать тоже не очень трудно. Само водворение мальцов в КПЗ – уже мощный стресс, а там тоже не всё просто. К ним подсаживают опытного ЗЭКа, прошедшего огонь и воду. Он «разговаривает» мальчишек, они говорят, что не совершали никакого убийства. Он долго якобы «размышляет», а потом даёт умный совет: «Вы, пацаны, лучше признайтесь, что били какого-то мужика, но не убивали и не знали, что он концы отдал. Вам статью переквалифицируют на хулиганку, а это совсем другое дело».
Парни и повелись, им же авторитетный человек сказал, весь в наколках.
То есть необходимо проводить «выводку» - так в среде следователей и
оперов называется проверка показаний на месте происшествия.
Дмитрия вывозить на место нет никакого смысла, он кардинально изменил показания, а значит, получается, что не знает, где найдено тело потерпевшего. Но сначала надо допросить Кольку и Петьку. На следующий день я отправился в СИЗО.
Первым я вызвал Петра Шарыгина. Привели мальчонку – метр с кепкой, на нём трико порванное и какая-то майка замызганная. Взгляд пугливый и нагловатый одновременно.
Мне невольно вспомнились строки из заключения судмедэксперта: … рос 186 см, вес 110 кг. Это про потерпевшего. Я представил Митьку и Кольку, тащивших такую тушу. Пусть был ещё и Петька. Не под силу им тащить такой груз. Это только добавило сомнений в виновности мальчишек.
- Садись Пётр, - сказал я ему.
Он уселся на привинченный к полу табурет напротив меня. Впрочем, мой табурет был также привинчен к бетонному полу, так как и стол. Что поделаешь – безопасность здесь не на последнем месте.
- Чо, начальник, дело будем закрывать? - Довольно развязно спросил Петька.
- Да уж пора бы по срокам, - ответил я спокойно, вглядываясь в его лицо.
- Давай я подпишу, что надо, - ответил мальчишка.
- И адвоката не потребуешь?
- Да на фига мне адвокат, они же все ваши…
- С чего ты взял? – несколько удивлённо спросил я.
- Да это все знают. Если денег у арестанта нет, он адвоката нанять не может. Тут вы и подсовываете государственного. А государственный работает на государство…
- Выходит, ты считаешь, что совершил преступление против государства? – придётся побеседовать с мальцом на отвлечённые темы, пока адвокат явится.
-Да я вообще ни в чём не виноват! – воскликнул Петька, и даже вскочил с табурета. Но тут же сел и замолчал.
Я сделал вид, что не обратил внимание на выкрик подследственного.
Государственный адвокат задерживался, а допрашивать несовершеннолетнего обвиняемого без адвоката я не имею права. Так что время для простой беседы у меня было. Хотелось узнать, откуда у мальца такие сведения об адвокатах и прочее. То есть о тюремной «школе» поведения молодых арестантов.
- Пётр, а ты от кого всё это слышал?
- Да, тюрьма - лучшая школа жизни! – подняв вверх палец, с важным видом произнёс Шарыгин.
- Ты прям философ, Петя…
- У нас в камере все философы.
- А сколько вас в камере?
- Четыре пацана и дядька, - не раздумывая ответил Пётр.
- А что это за дядька? Как он в камеру к малолеткам
попал?
- Так положено, чтоб порядок был…
- Он вам и рассказывает про государственных адвокатов?
- Он много чего рассказывает.
- Например, чтобы вы ни в чём не признавались?
- А вот и не угадали, гражданин начальник! – почти воскликнул Петька.
- Как это? - С деланым удивлением спросил я.
Глаза у Петьки широко распахнулись от радости, что «гражданин начальник» ошибся.
- Он, наоборот, говорит, что нужно во всём признаваться, что бы нам не вешали…
- Ну вот, - вымолвил я, - он у вас прям как воспитатель…
- Ага…
Дверь кабинета открылась, заглянул адвокат, молодой, хорошо одетый и с портфелем коричневой кожи.
«У него, поди, и ручка «Паркер» - подумал я.
Понятно, опыта нет, клиентуры мало, а то и вовсе ещё нет. Такие и работают в основном «по назначению». Там и оплата-то от государства мизерная, но всё-таки капает. Главное же накопить опыт, имя заработать. Впрочем, знаю и таких, что на делах «по назначению» зарабатывали не плохие суммы.
Дела они выигрывают редко, зато жилы рвать не надо и мозги напрягать тоже.
Правда, знаю случаи, когда адвокаты «по назначению» работают по полной программе и даже иногда вступают в конфликты с судом и следствием.
Адвокат встал чуть ли не по стойке смирно и представился:
- Костин Андрей Константинович, защитник Шарыгина.
Слово защитник он выделил интонацией, как бы подчеркнул, что он не просто адвокат, а защитник.
- Очень приятно, - сказал я, - присаживайтесь.
Костин взглянул на вторую табуретку, так же прикрученную к полу. Сел.
- У меня же другой был! - С возмущением сказал подследственно-подзащитный Пётр Шарыгин.
- Он сел в длительный процесс, - улыбнулся Петру Костин.
- Как сел! За что? – глаза у Петра округлились.
- За деньги, - вмешался я, - он в процессе другого обалдуя защищает. А тебя вот Андрей Константинович.
- А-а, - произнёс Пётр, как бы с пониманием.
Хотя, я думаю, ничего он не понял.
- Ладно, давай по делу, - сказал я, - расскажи, как вы убивали мужичка.
- Да как? – сразу же начал Пётр. – Идёт мужик поддатый. Явный «карась» (жертва ночных грабежей – пьяный человек). Мы ему по башке…
- Кто ударил-то? – Задаю вполне резонный вопрос. – И чем?
- Да я не наю, кто, - Пётр несколько стушевался, - я давал показания.
- Там ничего нет, кто ударил, чем, куда, ты уж уточни.
- Кто-то ударил, - бойко продолжил Пётр, - не помню.
- Что дальше?
- Он упал, мы карманы обшарили, тридцать рублей нашли и бежать…
- Куда побежали-то?
- Дак в ворота налево…
- Там кто-то был?
- Какие-то бабы и парень.
- Как они выглядели? - задаю я следующий вопрос.
- Парень в чёрном костюме, хоть и холодновато. Две женщины в шубах, а одна в белом платье и пиджаке на плечах.
- И всё?
- А-а, фата у ней была. Прям невеста, блин!
- Можно вопрос? – Тихо спросил Андрей Константинович.
- Разумеется, - ответил я.
- Сколько было времени? – спросил адвокат.
- Я на часы не смотрел, - немедленно ответил Шарыгин, - тем более, что у меня их и не было.
Адвокат что-то записал в своём блокнотике.
- Вот что, Пётр, - продолжил я допрос, - ты знаешь, где школа?
- Знаю.
- А спортплощадка?
- Знаю, - Шарыгин вдруг оживился, - вот мы того мужика и оттащили на спортплощадку.
- Ты же говорил…
- Забыл я, гражданин начальник, мы же его подхватили и попёрли к спортплощадке.
— Это кто тебе сказал?
Шарыгин молча смотрел на меня, как налим на рыбака. Хотя не знаю, куда налим смотрит, когда его из речки тащат.
- Что, кто сказал?
- Ладно, проехали, - сказал я, - ты скажи, зачем вы сучок ему в глотку забили?
- Какой сучок? – казалось, что глаза у него вылезут из орбит.
- Ну, ветку.
- Ничего мы ему не забивали…
Я замолчал, давая возможность адвокату отработать хоть небольшие, но всё-таки деньги.
Андрей Константинович тоже молчал.
Молчание длилось не очень долго. Было заметно, что Пётр усиленно думает, правда скрипа мозгов слышно не было.
Наконец Петя встрепенулся.
- Можно мне закурить?
- Петь, тебе сколько лет?
- Пятнадцать… с половиной.
- Так вот, - нравоучительно начал я, - маленький ты ещё курить. Вредно…
- Ага, - Пётр ехидно ухмыльнулся, - в тюрьме сидеть не вредно! А курить сидельцу нельзя?!
- Это ты сиделец? – в разговор неожиданно вмешался адвокат. И обратился ко мне. – Юрий Степанович, можно мне с Петром пошептаться? В смысле наедине.
- Разумеется, это же ваше законное право.
Я вышел. Говорили они минут десять. Я читал газету, предусмотрительно захваченную с собой.
Наконец я вернулся в кабинет. Пётр выглядел подавленно. Адвокат что-то писал в своём блокноте.
- Мы хотим сделать заявление, - сказал он, оторвавшись от записей.
- Делайте.
- Мы никого не били и не тащили! - тонким голосом выкрикнул Петя.
«Так, - задумался я. – Всё верно, только что этот мальчик скажет. Что ж послушаем».
- А кто бил?.. И тащил?
- Парень какой-то. Двое…
- Парень или двое?
- Двое.
И он повторил рассказ Дмитрия.
Теперь я был почти уверен, что пацанов заставили сделать признание. Но оставался третий. Я решил не интересоваться, кто и каким способом заставлял мальчишек признаваться в том, чего они не делали. В конце концов это прерогатива прокуратуры (в то время, сегодня этим занимается служба собственной безопасности).
Теперь передо мной стояло две задачи: провести «выводку», то есть провести проверку показаний обвиняемых на месте совершения преступления; найти настоящих исполнителей ужасного убийства.
Для выводки «годен» был только третий из пацанов, он мной не передопрашивался, о последних показаниях «подельников» знать не должен. Хотя в СИЗО межкамерная «почта» работает лучше, чем сегодня «Почта России».
Одним словом, я решил не допрашивать Николая Пешкова, а просто вывезти его на место происшествия и уже там убедиться в том или другом.
хх
Приехав в райотдел, закрылся в выделенном мне кабинете, поставил чайник и задумался.
Вот некоторые считают, что когда следователь сидит и пьёт чай или кофе, заедая кренделями, то он будто бы бездельничает. Сплошь и рядом слышно: а чо он там делает, так, штаны просиживает. Как-то недопонимают что ли: следователь, даже спать ложась, продолжает работать. У него главный рабочий орган голова. Он думает и, значит, работает.
Я сейчас думал о том, что предпринять: провести выводку последнему обвиняемому, а потом уже принимать решение о виновности или невиновности пацанов или сразу начинать проверку вновь открывшихся фактов, то есть начинать поиск настоящих преступников.
Позвонил своему непосредственному начальнику, заместителю начальник Следственного отдела УВД области.
Вкратце изложил сложившуюся ситуацию.
- И что тебя смущает? – спросил шеф.
- Да только один вопрос, что в первую очередь делать: искать настоящих преступников или решать вопрос с пацанами.
- А одновременно решать не можешь эти задачи?
- В принципе могу, конечно, только без помощников сложновато…
- Ты имеешь виду оперов?
- Ну да. Ведь у них уже «палка» в отчетах, убийство раскрыто в кратчайшие сроки, поди, поощрения получили, они на меня уже волками смотрят, показатели ломаю, так сказать.
- А ты с ними делился результатами допросов?
- С ними нет, а вот с одним следователем поделился. Вернее, просто спросил, почему он не устранил противоречия в показаниях, не провёл выводку, ну и так далее.
- Не надо было, вообще-то, но ладно. Короче так: давай объявление в газету про свадьбу, драку и прочее, проводи выводку хоть одному, подключай следователя. Того самого, с кем «делился». Я вынесу постановление о создании оперативно-следственной группы, факсом пришлю. Позвоню начальнику райотдела, поговорю маленько… Уяснил?
- Так точно, товарищ полковник, - отчеканил я.
хх
В тот же день я съездил в редакцию газеты с объявлением, в котором просил граждан, видевших драку с участием гостей свадьбы, обратиться по указанному мной телефону.
Через день я наметил провести проверку показаний Николая Пешкова и провёл это следственное действие с ожидаемым результатом. Пешков показал только, где они стояли, когда мимо проходил потерпевший. А когда я попросил показать место, где они спрятали тело, он посмотрел на меня внимательно и сказал: «Я соврал». Короче говоря, он дал такие же показания, что и Митька, и Петька Шарыгин.
Осталось решить вопрос с дальнейшим содержанием его и Шарыгина под стражей, а также о подследственности уголовного дела. К вечеру дежурный направил ко мне мужичка лет сорока, одетого в болоньевую куртку и вязаную шапку с вышитыми на лбу олимпийскими кольцами. Он оказался таксистом и в ту ночь приехал по вызову к той самой злополучной подворотне, видел группу молодых людей. На одной из девушек была фата. Они громко смеялись, кидались снежками. Мимо проходил пьяный мужик и то ли что-то сказал им, то ли толкнул кого, но между ним и парнями возникла перепалка. Затем кто-то из них ударил мужичка в голову, тот замахнулся на него. Короче, двое парней стали было его бить, но он кинулся в подворотню и побежал. Девушки пытались остановить парней, но те вырвались и побежали за мужиком.
Больше он ничего не видел, так как уехал с вышедшим пассажиром. Но этого для начала было вполне достаточно. По крайней мере для того, чтобы поверить пацанам.
Я составил отдельные поручения для оперов уголовного розыска по установлению участников свадьбы и событий, сопутствующих этой свадьбе. Начальником райотдела был подполковник Г., с которым я начинал когда-то службу в качестве участковых инспекторов, правда, я был просто инспектором, а он старшим. Отношения у нас были нормальные, но тут он сначала даже не взглянул на мои бумаги и разговаривал через губу. Ну как же – показатели им испортил. Когда разъяснил ему, что появилась реальная возможность раскрыть это убийство, стал читать мои отдельные поручения. Я его вообще-то понимал, ведь за незаконный арест, да ещё малолеток, придётся кому-то отвечать. Ну а уж начальнику райотдела в любом случае.
Дочитал, подумал, постукивая карандашом по бумагам.
- Ладно, поручу ребятам. Ты лучше скажи: тебе-то зачем вся эта суета?
- Какая суета? – переспросил я, хотя прекрасно понял вопрос.
- Ну, признались шпанцы, сидят себе, в ус не дуют, к арестантской жизни привыкают… И тут приезжает очень умный следак из области, ломает все показатели. Ты кто – следователь или адвокат?!
Ну вот как говорить с человеком, видящим перед собой только формуляры, отчёты, проценты?! Понимаю, что в наших чиновников, в том числе и от милиции, вбито это преклонение перед показателями с момента вступления хоть в какую-нибудь значимую должность; понимаю, что изменить что-то снизу невозможно, сверху… А сверху – это что считать верхом: начальника Главка, министра. Так с него эти самые показатели требуют тоже сверху: председатель правительства, с того какое -нибудь Политбюро. Замкнутый круг.
- Знаешь, Володя (его Володей зовут), - я ведь не с умыслом навредить тебе… вам, я просто помочь хотел по делу, чтоб оно в суде нормально прошло. Там ведь много было огрехов. Но вот так уж повернулось, что, оказывается, убийство совершено другими лицами, а пацаны не при чём…
- Да эти пацаны… На них клеймо некуда ставить, бродяжничают, воруют, пьют…
-Ты всерьёз считаешь, что тюрьма исправляет человека. Да они уже сейчас начинают по фене ботать. А что дальше будет?! Это первое. Второе: значит, пусть пацаны сидят, а убийцы продолжают веселиться, свадьбы гулять, жизнью наслаждаться?!
- Только давай без пафоса…
- Давай, - согласился я. – Короче, я иду к прокурору.
- Иди, иди.
Ладно, неприятно, конечно, но, главное, он поможет организовать поиски настоящих убийц.
Предстоял тяжёлый разговор с прокурором. Я решил, что районный прокурор не подпишет постановление об освобождении из-под стражи людей, которых он сам и арестовал, поэтому поехал к городскому.
Прокурора города К. я знал, не раз подписывал у него разные бумаги, получал санкции на арест разных злодеев.
Прокурор меня встретил благожелательно, но по мере изложения мной сути дела, благожелательность в его глазах угасала.
- Когда вы хотите принимать решение?
- Прямо сейчас, - решительно сказал я, - постановление об освобождении мальчишек из-под стражи готово.
Я выложил пред очи высокого начальства постановление и попросил наложить резолюцию. И печать, разумеется.
Он долго вчитывался, хотя устно я ему всё изложил в подробностях.
- Что, аблокаты давят?
Я ошарашенно вылупил глаза. «Аблокатами» юристов называют цыгане, а чтоб прокурор города!..
- Да нет, Владимир Васильевич. Они, конечно, не сегодня-завтра накатают ходатайства, но мы их упредим и защитим законные права и свободы советских граждан…
- Да уж – граждан. Какие граждане? Пацанва жуликоватая. – Он помолчал, потом прошёлся по кабинету, посмотрел в окно, вернулся в кресло. – Давай, вот что. Завтра я соберу совещание, тебя тоже приглашаю, поговорим, посоветуемся. Всё-таки «важняк»!
Я понял, что прокурор беспокоится за коллегу из областной прокуратуры Ш. Ведь это он без какой-либо серьёзной
проверки задержал Петьку Шарыгина и Кольку Пешкова.
Мне не оставалось ничего другого, как согласиться.
хх
Совещание состоялось прямо в кабинете городского прокурора, благо его размеры позволяли. Собрались все четыре районных прокурора (городской прокурор был одновременно прокурором Центрального района), начальник райотдела, где произошло убийство и, разумеется, я. Важняка Ш. из облпрокуратуры или не пригласили или он не смог явиться.
Прокурор коротко обрисовал ситуацию и сказал:
- Сейчас подключу селекторную связь с областью, узнаете подробности из моего доклада.
Все согласно покивали и приготовились внимать. Я тоже.
Пересказывать весь разговор с начальством будет нудно и долго. Одним словом, зампрокурора области выслушал все доводы Владимира Васильевича (с моих слов, разумеется), покипел для острастки и вынес вердикт: обвиняемых освободить, прекратив в отношении их уголовное преследование, дело передать в прокуратуру района. Важняка наказывать не будут, поскольку он был введён в заблуждение. На этом совещание закончилось. Прокурор города велел прокурору района подписать мои постановления и распустил высокое собрание.
Моё начальство выслушало мой доклад, который я завершил тем, что поскольку облпрокуратура решила не наказывать своего следователя, то я попросил не наказывать наших следователей, предъявивших обвинение мальчишкам и взявших их под стражу. Шеф покивал головой (так мне представилось) и велел передать дело в прокуратуру и прибыть в областное УВД для получения нового поручения.
Что я и сделал. При этом следователь районной прокуратуры, принимая от меня дело, скептически высказалась:
- Ну, посмотрим, что вы там на расследовали…
Справедливости ради скажу, чо она через несколько дней позвонила мне и сказала, что я прав на сто процентов.
По дальнейшему расследованию этого дела скажу только, что оперативники установили, что в районе убийства в новогоднюю ночь проходило три свадьбы, они (опера) продолжили работу по раскрытию преступления.
Потом я закрутился с другими делами, каков результат их работы так и не узнал.
Пацанов я поехал освобождать из СИЗО сам. Они были ошарашены своим освобождением и тем, что уголовное в отношении их прекращено. Но все эти события, немаловажные в их судьбе, они отнесли на хлопоты адвокатов. Те тоже присутствовали при освобождении и с благоговением слушали благодарственные слова подзащитных. Ну да ладно. Как сказано в «бхати-йоге», кажется: делая добро, не жди благодарности. Ты делаешь добро для себя.
хх
И в заключение: ещё до передачи дела в прокуратуру ко мне в кабинет зашла дородная женщина с сумочкой в руках. Одета скромно, волосы собраны в узел. Пробивается седина, но не густо.
Она остановилась перед моим столом и молча смотрела на меня. Но в глазах был укор.
– Ну как же так, товарищ следователь, - она вытащила из сумочки голубой платочек, промокнула глаза, хотя слёз я, честно говоря, не заметил.
- Что случилось? – спросил я, хотя начал уже догадываться о причинах появления посетительницы.
- Ведь поймали уже убийц, поймали… А вы их отпустили.
Понятно. Никак опера местные её на меня науськали. А может, не науськивали, а просто сказали, что якобы виновных в убийстве пацанов следователь выпустил на свободу.
- Вы о чём говорите? - спокойно спросил я.
- Об убийстве Сёмина, - и почти крикнула, - о жестоком убийстве!
- Вас как зовут?
- Меня зовут Клавдия Сергеевна, а дочурку мою, сироту зовут Маша…
- Сколько лет дочке?
- Да что вы меня-то всё спрашиваете! Ты зачем убийц отпустил, ирод?!
Иродом меня ещё никто не называл, да и вообще сейчас редко это слово употребляют в речи.
Я, разумеется, напрягся внутренне, но надо, надо держать себя в руках. Она ведь потерпевшая, вернее, представитель потерпевшего. Законный представитель. И гнев её праведный.
Я, конечно, должен её понимать, да и понимаю.
- Так сколько лет дочке, – утихомирив гнев, спросил я, - Клавдия Сергеевна?
- Четырнадцать, - вяло вымолвила она.
- Вы присаживайтесь, Клавдия Сергеевна.
И указал ей на стул.
Она замялась, но всё-таки села, прижимая к животу сумочку. Мой внутренний напряг уже прошёл, и я спокойно сказал:
- Вот представьте, Клавдия Сергеевна, что вашу дочь ни за что посадили в тюрьму…
- Моя дочь никого не убивала. Она вообще замечательный ребёнок…
- Я ничуть не сомневаюсь, что Маша замечательная дочь и вообще хороший человек.
Тут я остановился, потому что дальнейший разговор должен быть жёстким, что-ли. Но коль начал – надо заканчивать. Как-то не очень хочется оставаться в глазах этой женщины человеком, оправдывающим убийц.
Помолчав немного, всё-таки продолжил.
- … Вы же не хотели бы, чтобы ваша дочь без всякой вины оказалась в тюрьме?
- Да что вы говорите такое, как вам не стыдно.
Жестоко, конечно, но…
- Не хотели бы?
Она смотрела на меня с ненавистью и молчала, только губы подрагивали.
- Так вот, Клавдия Сергеевна, эти мальчишки не убивали вашего мужа. Они хулиганят, воруют по мелочи, но они не убивали. Понимаете?! – жёстко закончил.
Она заплакала беззвучно, только слёзы полились из глаз. Она опять вытащила платочек…
Наконец произнесла с трудом:
- Но как же?
- Вот так, - меньше всего мне хотелось валить вину за арест малолетних пацанов на своих коллег по службе, - ошибка вышла. Серьёзная ошибка.
- Кто же убил? – горестно спросила Клавдия Сергеевна.
- Работаем… - стандартно ответил я.
Она порывисто встала и, не прощаясь (а чего прощаться, когда и не здоровались), вышла из кабинета. Дверью не хлопала.
Так и закончилась эта история, не считая того, что мнение областной прокуратуры по поводу следователя Ш. о том, чтобы его не наказывать, а также моё мнение по поводу следователей райотдела по тому же поводу, услышано не было. Не знаю, как там с Ш., а нашего следователя, вернее заместителя начальника следственного отделения К. освободили от должности и перевели в другой райотдел рядовым следователем.
хх
Рука уже поднялась, чтобы написать: мораль сей басни такова… Но остановился, чего тут морализировать, когда каждый всё равно сделает свои выводы. Плохие опера, плохой следователь, плохая власть, в конце концов. Ведь и опера, и следователи – представители власти.
Так это или не так судить каждому человеку самостоятельно.
ПОСКРИПТУМ
Когда разослал друзьям сей опус, совершенно неожиданно получил письмо от своего старого друга Мещерякова Виктора Павловича.
Оказалось, что в описываемое мной время Виктор Павлович работал опером в Новокузнецком УВД и начальство отправило его со товарищи в тот самый райотдел, где и происходили все события с убийством в Новогоднюю ночь.
Виктор Павлович убийство раскрыл. Преступниками оказались участники упомянутой мной свадьбы. К уголовной ответственности привлечены три человека.
Пишу об этом сейчас, потому что все эти годы (а это лет тридцать пять) я не знал, чем закончилась история с незаконно арестованными мальчишками и нашли ли настоящих убийц. Нашли! Наказали!
Хотелось бы узнать и о дальнейшей судьбе тех самых мальчишек, но увы! Это уже навряд ли удастся. Хотя- Земля-то круглая.
Вот весь поскриптум.
ДТП
Это было до перестройки, т.е. до 1985 года. Значит где-то 1984-1985 гг.
Я всегда считал, что уголовные дела по дорожно-транспортным происшествиям (ДТП) простые в расследовании. Чего там расследовать: