Эта история случилась почти десять лет назад. Мне тогда только исполнилось четырнадцать лет, сами понимаете какой возраст. Из всех щелей пёр протест, сейчас, конечно, понимаешь как все это глупо, но тогда мир воспринимался иначе, как-то острее, ярче.
Тогда только начались зимние каникулы, и вся наша семья отправилась в деревню к дедушке. Я не очень любил такие поездки, особенно зимой, ведь сверстников там у меня не было, а общение с родственниками уже через пару дней становилось в тягость. Поэтому энтузиазма не было никакого. К тому же эта поездка выпадала на мой день рождения, поэтому с друзьями отметить большой, по подростковым меркам, праздник тоже не вышло, что, конечно, расстраивало. Ну и вишенкой на торте неудач стала моя внезапная простуда, которая была недостаточна сильна, чтобы оставить наше семейство дома, но недостаточна слаба, чтобы я чувствовал себя активным и бодрым. В общем, настроение мое было, никаким, мягко говоря.
Сама поездка и пребывание в деревне тоже ничем особенным не запомнились, вплоть до дня моего праздника. В тот день я вскочил с кровати очень рано. Родители ещё спали и, конечно, поздравлять меня никто не спешил. Я вышел на кухню, чтобы выпить таблеток и найти чего-нибудь перекусить. Там уже сидел дедушка. В последние годы у него зимой болели суставы, видимо и сейчас боль подняла его из постели.
Мы с ним немного пообщались, в процессе я всячески пытался ему намекнуть, какой сегодня день, а тот будто не понимал. Впрочем, он ведь мог и забыть, что ему, как старому человеку вполне позволительно. Но подростковый разум, конечно, считал это страшным оскорблением. В конце разговора он пожаловался, что его друг обещал ему дровишек, но так и не занес обещанное. После этого дедушка посмотрел на меня, улыбнулся по-доброму, и попросил прогуляться до старого друга, тот уже как раз должен был встать. Отказать старику я не мог.
Тут стоит сказать, что в центре деревни было небольшое озерцо или, вернее даже сказать пруд, через который шел старый, но достаточно большой деревянный мостик. Дедушкин друг жил как раз за этим озером, так что, чтобы принести дрова мне в любом случае пришлось бы по нему пройти.
Зима была теплой, даже слишком, но прошедшая ночь все резко поменяла. Резкое похолодание превратило деревенские тропинки в катки, и, конечно, ранним утром, эту наледь ещё никто не успел сбить. Поэтому идти было сложно, я то и дело поскальзывался, благо не падал. Но каждая такая оплошность действовала мне на нервы.
Дедушкин друг действительно уже не спал, а во всю возился с делами во дворе. Вообще это был крепкий, работящий мужичок. Впрочем, в деревне почти все такие.
Мы поздоровались, я ему кратко описал ситуацию и тот без колебаний навалил мне в руки целую охапку кое-где обледеневших деревяшек. Напоследок он наказал мне прийти ещё раз, за второй такой же партией.
Я тащил тяжелую охапку круглых дров, то и дело поскальзываясь на обледенелой дороге. Настроение испортилось окончательно, когда часть моей ноши все же вылетела из рук. Разозлившись, я даже не стал поднимать упавшие деревяшки, решив подобрать их на обратном пути, но не прошел я и десяток метров, как вновь поскользнулся и упал на спину. Плотная куртка уберегла от ушибов, но вся ноша, естественно, оказалась на земле.
Как же я после этого разозлился! Хотелось раскидать эти бесполезные деревяшки, вернуться домой и больше никогда не приезжать в эту деревню! В бессильной злобе я принялся собирать потерянный груз, бубня сквозь зубы какие-то оскорбления, ни к кому конкретно не обращаясь. В ту минуту ярость я испытывал буквально ко всему, ко всей мировой несправедливости, что отправила меня сюда.
Закончив сборы, я развернулся и уже было хотел топать дальше, как вдруг заметил старуху, стоящую на середине моста. Она смотрела на меня с насмешкой, а уголки её губ заметно поднялись вверх. Эту бабку я видел в селе всего пару раз. Она жила одна в маленьком домике у озера и была не то грузинкой, не то армянкой, и говорила по-русски с сильным акцентом.
И вот смотрю я на её довольное лицо, на то, как она улыбается, щуря глаза на утреннем солнце, пока я валялся в раскорячку под грудой деревяшек в свой день рождения. И это меня так взбесило, так разозлило, что часть из тех грубостей, что я проговаривал, таща свою тяжелую ношу, бросил в её сторону.
Прошел мост, добрался до дома, оставил бревна во дворе, а бабка все из головы не выходит. Прямо чувствую, что нехорошо поступил, что ошибку совершил, сорвавшись на постороннего человека. И в этот момент такое страшное желание извиниться появилось, пускай она могла и не слышать того, что я ей сказал. Все же бабка стара, а говорил я не в полный голос, но…
В следующую минуту я выскочил со двора и бегом понесся к мосту, откуда только что пришел. Бабка была ещё там, она медленно шла в сторону своего домика. Оказавшись рядом, я окликнул её и хотел было начать извиняться (мелькнула даже мысль встать на колени), но старуха, обернувшись начала грубо тараторить что-то на своем языке. Лицо старухи перекосило в недовольной гримасе, а проговаривала слова она с такой злость и остервенением, что я, даже не понимая слов, испугался. Причем испугался настолько, что на глазах моих моментально заблестели слезы.
И не известно, чем бы все закончилось, если бы через секунду одна из досок старого моста не затрещала. Через секунду бабка повалилась куда-то назад, моментально проломив своим телом некрепкий лед. Дальше все было как в замедленной съемке. Вот я резко оглядываюсь и с ужасом понимаю, что никого в этот ранний час на улице нет и рассчитывать придется только на себя. Затем я двумя рыками скидываю с себя куртку и уже через секунду бросаюсь в ледяную воду за старухой. Та даже не особо сопротивлялась стихии, может из-за возраста, а может из-за шока, и уже шла камнем на дно…
Воспоминания о том, как мы с пожилой женщиной выбирались обратно на мост почти вымылись из памяти. Знаете ведь, как говорят, дескать самые страшные моменты мозг старается забыть. Вот тут, наверное, также. Помню, как сотрясаясь от холода, закрываясь моей курткой вдвоем, добирались до её хижины. Затем прибежал отец, и я оказался дома. Всё это было как во сне.
После этого купания я сильно заболел, неделю провалявшись в полубреду с высочайшей температурой. А как только мне стало легче, то наша семья вернулась домой, в город. Пожалуй, действительно, то были мои самые неприятные каникулы.
Эпилог этой историй наступил спустя пару лет, после описанных событий. Я учился уже в другой школе, в деревню я с тех пор не ездил и о бабки, конечно, не вспоминал. И вот однажды, вернувшись домой я застал отца, разговаривающего с кем-то по телефону. Он выглядел очень озабоченным и каким-то растерянным. Из контекста я понял, что его собеседник дедушка. Но подслушивать все же не хорошо, поэтому я просто отправился к себе. А спустя пол часа отец сам пришел все рассказывать.
Оказывается, что бабка, которую я тогда вытащил из воды, была местной ведьмой или колдуньей, разницы, если честно, не знаю. И вот на днях она умерла и дед, вместе с другими мужиками прорубали в её домике крышу, чтобы её душа могла спокойно выйти – поверье такое. Причем ведьму эту все считали злой и нелюдимой, оттого моя история казалась ещё необычнее. Оказалось, что она могла и порчу навести и сглазить тех, кто её чем-то не угодил. Во всяком случае так говорили в деревне. И ладно, если бы все это мне рассказывал кто-то из деревенских старожилов, так ведь нет! Тогда мне это ведал отец, человек вполне современный и городской!
И вот после этого задумываешься, а если все действительно так? Вдруг та старуха была и вправду ведьмой, и что тогда за необдуманные, сказанные в подростковом пылу слова я мог навлечь на себя, а может и на всю свою семью настоящее проклятье? От таких мыслей действительно становится страшно…