В детских утренниках мне больше всего нравились подарки. Мероприятие раздражало: шум, гам, взмыленные актёры и обязанность рассказать стишок. Стих учился со скрипом, без особой радости. Со скучающим видом я вторила строчкам, откровенно зевая и закатывая глаза, всем видом показывая тщетность затеи.
На одной из ёлок , выпихнутая к благоухающему перегаром и куревом мужику в бороде и шубе, я рассказала четверостишие, накануне озвученное мамой соседке: "Дед Мороз красный нос табуреточку принес, табуреточка мала деду по носу дала". Импровизированное выступление оценили только родители деток, заржавшие дружным хором. С разных сторон одобрительно захлопали в ладоши: папы степенно улыбались в кулак, мамы размазывали слёзы вперемешку с макияжем, держались за стенку. Первые овации самые запоминающиеся. В подарок, вместо желанной вкусняшки, мне впихнули синего пластмассового суслика, что добило хлипкий праздничный настрой. С тех пор никакие уговоры не заставили меня выступить на празднике.
Пытка праздником продолжалась в очереди к фотографу. Наверное поэтому селфи для меня непонятная и раздражающая затея. Триста раз поправленная ватная корона с мишурой, платьице и подтянутые колготки, нервная улыбка родительницы, призыв к безудержной радости от возможности подержаться за руль блестящей машинки... Персональный ад. Очень хотелось нажать на педали и, крутанув руль, как у бати на камазе, умчать подальше от происходящего.
На всех снимках в моем лице читались тоска и презрение. "Вот вырастешь, будешь смотреть фотографии и думать, что все было плохо", говорилось мне каждый раз. Искренне удивляло то, что мои мучения от происходящего были непонятны гиперактивной маме и ее подружкам, активно участвующим в происходящем.
Фотографии тех лет ни разу не были открыты, так и пылятся в шкафу, без шанса вызвать воспоминания о мучениях тех лет.