В голодные годы советской власти литературная богема искала убежища на Кавказе. Одним из таких путешественников поневоле стал Осип Мандельштам.В одной из своих программных статей Осип Мандельштам сравнивает культуру с плугом, который вспахивает чернозём времени. Смысл этой статьи, где сам писатель выступает в роли пахаря, так и останется до конца не понятым, если не вспомнить про исторический контекст того времени. Мандельштам жил и творил во времена "военного коммунизма" в грязной, как выражалась его будущая жена, и голодной Москве. Нехватка продовольствия замучила его настолько, что в июне 1921 года писатель со своей будущей женой Надеждой в поисках лучшей жизни отправились в Ростов-на-Дону. Там пара по счастливой случайности натолкнулась на знакомого - художника Бориса Лопатинского, который руководил комиссией по эвакуации на Кавказ. Так Осип Мандельштам с Надеждой отправились в свою первую командировку на Кавказ: вагон служебного поезда, на котором висела табличка "для душевнобольных" вёз их через Кисловодск и Баку, Тифлис и Батуми. Бегство из Москвы на юг стало настоящим спасением: хоть в поезде у них был крайне высокий шанс заболеть холерой, уже в Кисловодске с едой стало проще - там были оладьи и рис. Когда же пара достигла Грузии, она показалась им совершенно другим миром. Ещё в поезде в Осипе и Надежде заподозрили шпионов: кто-то считал их лазутчиками белых, кто-то - красных. Уже на Кавказе Мандельштама арестовали, правда, всего на один день. За поэта вступились коллеги по литературному цеху - отдыхавшие в Батуми Тициан Табидзе и Нико Мицишвили. Литераторы, воспользовавшись своим непререкаемым авторитетом, смогли вызволить узника и устроить ему по-настоящему королевский приём. Мандельштаму в этих сытых краях нравится, он выступал со своими стихотворениями в местном "Обществе деятелей искусств". Затем вместе с Надеждой они переехали в Тифлис. Тифлис. (wikipedia.org) Новые друзья помогали Мандельштаму во всём. Рассказывают даже о таком случае, что как-то, встретив случайно потерявшихся в незнакомом городе Илью Эренбурга и его жену, Мандельштам тут же им заявил: "Сейчас мы пойдём к Тициану Табидзе, и он нас поведёт в замечательный духан". Люди искусства, всё прибывающие из беспокойной России, буквально сразу же - Мандельштам здесь не был исключением - вливались в культурную жизнь Тифлиса. Вместе с Эренбургом Мандельштам проводил занятия с актёрами "Театральной студии Ходотова", Осип Эмильевич ходил на вечера тифлисского "Цеха поэтов", где его уже ждал, например, Алексей Кручёных. Осип Мандельштам. (wikipedia.org) Спустя несколько недель Мандельштам с дипломатической миссией от грузинского руководства вернулся на родину. В раскуроченной и буквально опустошённой стране он задержался ненадолго: примерно через полгода он опять вместе с женой отправился в Грузию, однако уже советскую. Мандельштамы по традиции обратились к знакомым писателям и поселились в "Доме искусств", как тогда именовалось здание Союза писателей. Осип Эмильевич в Тифлисе получил простейшую работу референта, за которую имел два обеда в столовой - для тех тяжёлых времён предложение вполне себе выгодное. Начальник Мандельштама - полпред РСФСР в Грузии Борис Легран - первым сообщил Осипу Эмильевичу о смерти Николая Гумилёва. Мандельштама эта новость, касавшаяся его друга и поэта-акмеиста, буквально подкосила: он написал ключевое для своего творчества стихотворение "Умывался ночью на дворе". Справка о Мандельштаме. (wikipedia.org) В 1921 году Мандельштам покинул Тифлис и уехал на берег Чёрного моря, в солнечный Батуми. Там он занимался переводом грузинских стихов. Спустя несколько месяцев Мандельштам с Надеждой отплыли в Ростов-на-Дону. Поэт проживёт небольшой отрезок жизни в Грузии ещё в 1930 году. Трагическая судьба Мандельштама закольцуется на теме этой страны: его отчаянным шагом в пропасть, актом самоубийства станет публичное чтение стихотворения "Мы живём, под собою не чуя страны", посвящённом личности "кремлёвского горца" Иосифа Сталина. Особым совещанием НКВД СССР Осип Мандельштам будет приговорён к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, где, так и не отбыв срок до конца, скончается и будет захоронен в братской могиле. Мы живём, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на полразговорца, Там припомнят кремлёвского горца. Его толстые пальцы, как черви, жирны, А слова, как пудовые гири, верны, Тараканьи смеются усища, И сияют его голенища. А вокруг него сброд тонкошеих вождей, Он играет услугами полулюдей. Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет, Он один лишь бабачит и тычет, Как подкову, куёт за указом указ: Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз. Что ни казнь у него - то малина И широкая грудь осетина.