Не помню – когда я посмотрела этот фильм от начала и до конца. В 1974м году, когда он вышел на экраны, мне было 6 лет и мне было не до перипетий жизни Егора Прокудина. Посмотрела я его уже в подростковом возрасте и, так сказать, вынужденно. Я гостила в деревне у деда и тетушки, на улице шел какой-то занудный дождь и мне просто некуда было выйти из комнаты, где стоял телевизор и где вся семья смотрела этот фильм. И тогда судьба бывшего зека меня никак не взволновала, а вот сам Василий Макарович Шукшин заинтересовал – уж очень он был похож на моего отца. Не чертами лица, а именно деревенской жилистой фигурой, жестами и манерой говорить. Особенно, когда он пытался что-то кому-то доказать.
В общем, фильм я смотрела только из интереса – «ну надо же как на папку похож». В моей семье никогда не было «сидельцев» и то, что в фильме происходило с главным героем, с его «метаниями и терзаниями» меня вообще ни капельки не трогало. Антураж деревенской жизни тоже не волновал – я в нем жила и ничего интересного в этом фильме я не видела.
Длилось это мое пассивное любопытство до сцены с матерью главного героя. И то, не она меня зацепила. Бабушку было жалко, конечно, не более. По молодости лет я еще не задумывалась о материнской любви, об одиночестве старушки, о предательстве сына. А вот когда началась сцена, где Егор плачет, а Люба его утешает, вот тут меня просто вывернуло на изнанку. У меня было чувство, что Шукшин, как актер (что он режиссер фильма я тогда не знала) каким-то образом подсмотрел за нашей семьей. С одной стороны потрясение, что человек в телевизоре откуда-то знает нечто о моей семье, что в принципе никто не может знать, а с другой стороны – очень неприятное чувство, как будто чужие глаза за тобой подсматривают.
То, как вел себя Шукшин в той сцене, я наблюдала за своим отцом не то чтобы часто, а периодически и только в моменты, когда отец был очень-очень пьяным. Вот только ни моя мама, ни мы, дети, в такие моменты не пытались отца утешить, мы к нему даже не подходили. Это было его личное горе, которое он всегда держал в себе и позволял вырваться ему наружу только когда был сильно пьян.
Я не застала свою бабушку. Она умерла за два года до моего рождения, когда отцу было 25 лет. Умерла от рака желудка в Тюменской онкологии на руках отца. Они с младшим братом по очереди за ней ухаживали. Я не знаю, на каком уровне лечение рака было в 1966м году, но отец рассказывал, что бабушка умерла не от болезни, а от голода. Из-за рака желудка ей просто не давали есть. И вот эту голодную смерть матери он всю жизнь не мог себе простить. Не мог простить еще и потому, что мать и так всю жизнь голодала, отказывая себе во всем ради детей, так еще и в тот момент, когда дети выросли, когда голода уже в принципе не было, она вынуждена была умереть именно от него. Отец очень часто рассказывал случай, когда они уже все работали в колхозе (отцу было 19 лет), был очень урожайный год и на трудодни выдали хороший запас пшеницы. Они и продали что-то, и на еду оставили. И бабушка, держа в руках краюху горячего белого хлеба, произнесла слова: «Деточки мои рОдные, век не думала, что белого хлеба когда-нибудь поем…» Как вам? Человек, который всю жизнь прожил в деревне, даже не мечтал поесть белого хлеба ((((( Из своего детства отец часто рассказывал, что у них в школьном классе самыми обеспеченными были дочь почтальона и сын фельдшерицы. Потому что у их родителей была ежемесячная зарплата, а не ожидание выдачи по трудодням раз в год. Вот такие «мажоры» в деревне конца 40-х годов.
Ну да я отвлеклась. Отец всю жизнь себя корил за такую тяжелую смерть матери и время от времени срывался. Выглядело это всегда одинаково. Он напивался в одиночестве и совершенно молча. Просто сидел и пил. Мы уже все понимали и ходили чуть ли не на цыпочках. Потом для нас всех был знак: он начинал петь…
Ой, бедна, бедна девица
Родилася на свет…
Судьба моя злосчастная,
Что доли-счастья нет…
Всегда песня ограничивалась только одним куплетом. Потом он начинал плакать и вот в точно таких интонациях, как плачет Егор Прокудин в фильме, начинал разговаривать с матерью. Сначала он очень-очень себя винил за песню : «Мама, да что ж я тупица ( вместо «тупица» и других обозначений себя был мат) всех слов у тебя не запомнил, только один куплет помню…» Всегда корил себя за эту песню. Казалось, что то, что он не помнит остальных слов этой «маминой песни» - это самый большой его сыновний грех. Потом просил прощения. Причем, просил прощения за все – и за её тяжелую жизнь, и за голодную смерть, и за то, что так мало ей помогал, мол гулянки, пьянки, бабы в молодости все время отвлекали. Потом он засыпал и я так и не знаю – помнил ли он наутро эти свои слезы, никому в голову бы не пришло ему об этом напомнить.
Уже 12 лет отца нет. Но у меня нет повода корить себя за то, что я что-то для него не сделала. Нет, не так…. Я сделала нечто, за что могу смело себя похвалить – я сделала, я успела!
В 2003м году случайно начала смотреть документальный фильм об актрисе Нине Усатовой. О фильме с её участием в «невыносимом кино» у меня будет другая статья. Здесь же смотреть передачу меня заставила её реплика, что она родом из Курганской области, а это фактически землячка. Её деревня от Тюмени примерно в 200км. И вот, услышав её рассказ о детстве и села смотреть. И почти под самый занавес Нина Усатова вместе со своими подругами детства начинает петь:
Я бедна, бедна девица
Родилася на свет…..
Ааааааааа….. Как я начала метаться по квартире в поисках ручки, бумажки…Как назло, как обычно бывает в такие моменты – ничего под руку не попадалось. В общем, песня закончилась, а я успела записать то ли последний куплет, то ли последние строчки… Это был первый и последний раз, когда я «бабушкину песню» услышала от начала и до конца и не в папкином исполнении. Что делать? Подсказку дала та же передача. В самом её конце прозвучало название театра, в котором служит Нина Николаевна и я решила написать ей письмо.
Написала пространное письмо, в котором высказала отношение к её актерскому таланту и рассказала о том самом фильме, который больше не буду смотреть никогда и ни за что именно из-за её душевынимательной игры. И рассказала о своем отце и «маминой песне». Попросила написать слова. Вложила вместе с письмом в конверт еще один, пустой конверт со своим адресом, чтобы она не смогла мне ответить из-за необходимости идти куда-то и покупать конверт. Я не очень надеялась на ответ. У каждого человека бывает миллион собственных хлопот и дел, чтобы найти время еще на ответ кому-то совершенно незнакомому.
Но 27-го февраля, в ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МОЕГО ОТЦА я получила от неё ответ. Это было что-то…у меня руки тряслись, когда я распечатывала конверт.
Я дождалась вечера, радуясь, что у меня есть время взять себя в руки и несколько раз «отрепетировать» песню. Вечером позвонила папке, наговорила ему слов поздравлений-пожеланий и сказала «Пап, у меня для тебя есть подарок… Только ты сядь, пожалуйста…» На что он в традиционной своей манере ответил мне: «не придумывай всякой херни, не нужно мне никаких подарков…» Даже не знаю, сел он или стоя слушал. Пока я пела, с той стороны не доносилось ни звука. Когда песня закончилась, какое-то время стояла тишина, а потом папка только выдохнул шепотом «ой, доча….» и бросил трубку. Никогда потом, до самой смерти он не вспоминал мне тот мой подарок, хотя слова песни я сразу же отправила ему письмом. Но никогда больше и не плакал пьяный.
Почему мне до сих пор так важно, что именно я нашла и спела ему ту песню? Отношение отца ко мне всегда было особенным, по сравнению с братьями. И не только потому, что девчонок отцы априори выделяют. Один раз отец рассказал случай, который на многое мне открыл глаза. Когда бабушка уже умирала, отец не выдержал и расплакался. И бабушка, гладя его по голове сказала: «Сыночек, ну что ж ты плачешь? Я никогда тебя не брошу. Подожди немного и увидишь, что я к тебе вернусь…» Бабушка умерла в апреле 1966-го, а в апреле 68-го родилась я. Часто не в детстве, а уже когда я была взрослой, были моменты, когда я что-то с упоением говорила, размахивала руками, смеялась, а отец менялся в лице и кричал: «Замолчи, замолчи немедленно!!!!» Потом успокаивался и говорил «Прости, доча, но ты так на маму была похожа, невозможно это вытерпеть….» Все бабки в его деревне мне говорили, что я «вылитая Нюрка», да еще каждый раз охали «ну надо же….» Получается, что этой песней в его день рождения я, как говорится «закрыла гештальт».
Сейчас, когда папки самого уже нет, я тем более не могу смотреть ту сцену из «Калины красной», но зато, когда совсем соскучусь смотрю другой фрагмент из этого фильма – там где Егор разговаривает с березками. Это тоже мой папка, только в хорошем настроении и разговаривает не только с березками, а со всеми кто ему попадется – с коровами, свиньями, собакой…. Он мог собирать ягоды и разговаривать с ними: «Вот какая ты хорошая у меня… Ишь, спряталась…Иди-ка вот сюда…ой, какая молодец….»)))
А теперь хочу особо сказать о Василии Макаровиче Шукшине. Я не просто его очень люблю, я преклоняюсь перед ним. Преклоняюсь настолько, что в 1997-м году, когда мне, бюджетнице, почти совсем не выплачивали зарплаты, я поехала на Алтай в Сростки на «Шукшинские чтения». Мне очень важно было побывать на его родине, посидеть, как он, на горе Пикет.
Я до сих пор, даже про себя не могу называть его просто «Василий Шукшин», мне важно называть его именно по имени-отчеству. У меня есть полное собрание его сочинений, а последний фильм, где он снимался «Они сражались за Родину» всегда вызывает спазм в груди от осознания того, что озвучивал фильм уже не он, а актер, имитирующий его голос. Не знаю почему, но не одна ранняя смерть других талантливых писателей-актеров-режиссеров не вызывает у меня такой боли сожаления, как смерть Василия Макаровича. Что бы он мог еще написать? Что бы мог снять? И как еще смог бы сыграть?
Именно Василий Макарович Шукшин, да еще Федор Абрамов смогли написать так про русского деревенского мужика, как больше никто не смог написать. Увы, сейчас этого мужика больше нет, да и писателей этих нет, но каждый раз, когда я перечитываю шукшинские рассказы или «Братья и сестры» Абрамова, я поражаюсь – откуда они могли так хорошо знать моих односельчан? Ведь они никогда в моем селе не были….