— Взрослыми себя почувствовали,— Дима глядел на сцепленные руки,— Насколько я понял, Леля прежде жила у родителей, а теперь переехала к тебе.
Он уже знал – Вероника сказала мужу, что она от него уходит. Если и были у него какие-то прикидки, как жить дальше, сейчас приходилось спешно все перерешать. Земля ушла из-под ног.
— Я не буду делить квартиру, — сказал Дима, — Куплю себе что-нибудь: комнату, малосемейку… Продам акции.
У него было наследство от отца, который всю жизнь проработал на Севере. Прежде Дима мечтал о путешествиях, хотел посмотреть мир. Теперь вложит деньги в жилье.
— А ты мама? — спросил Антон.
Для него сейчас было второстепенно, что родители разводятся. Главное, как все теперь разместятся? Не начнут ли притеснять Лелю? Будет ли она довольна?
Рыжая вышла из спальни, притворила за собой дверь. Мальчик уснул. За весь день она не сказала Веронике ни слова, но сейчас подсела за стол, заняла свое место на семейном совете.
— У меня есть предложение, — сказала она, — Есть домик, бабушкино наследство на Алеполе. Она его мне завещала. Я его перепишу на вас. Можете переехать туда, а мы останемся здесь.
Она по-прежнему никак не называла Веронику – ни по имени-отчеству, ни (не дай Бог!) мамой. АлеПоле, Александровское Поле – был самый зачуханный район города, сплошь частный сектор. Новые русские не строили здесь особняков. Рядом – ни леса, ни речки, ни озера. Природы не было и в помине, только теснились деревянные домишки, построенные в середине прошлого века. Кто уходил на АлеПоле – тот уходил навсегда. Продать тут дом, поменять его потом на что-то более приличное было почти невозможно.
Любая на месте Вероники устроила бы скандал. С криками и битьем посуды. Меня выдворять – из собственной квартиры?! Вам надо – вы и идите. Берите ипотеку, звиздуйте на все четыре стороны! Вероника представила – сын уходит, и больше она его не увидит, если не будет бегать за ним как собачка, выпрашивать знаки внимания. Леля настроит Антона против нее. Скажет – твоя мать захотела остаться в трехкомнатной одна, а нас стряхнула, как навоз с лопаты. Еще хуже будет, если Дима уйдет, а они станут жить в этой квартире — Вероника и молодые. Леля будет смотреть на нее, как на
пустое место. И так – день за днем, месяц за месяцем, потому что Вероника не пожелала вписаться в ее планы.
— Хорошо, я уйду в этот домик,— сказала Вероника.
— Там есть все удобства, — Леля расщедрилась на пояснение, — Мы все оформим через МФЦ, чтобы было законно.
И чтобы не было обратной дороги. Даже Дима — равнодушный к быту Дима — посмотрел на Веронику с удивлением. Не думал, что она согласится. Вот так, за несколько минут, они согласились отдать рыжей девице все, чем они владели, что было накоплено за долгие годы.
— Я пойду, лягу,— Вероника встала. У нее и в горле пересохло, но она не хотела при них затевать возню с чаепитием, налила себе из крана стакан воды, молочно-белый от хлорки, выпила залпом.
— Завтра МФЦ открывается в девять, — сказала ей вслед Леля.
Голос рыжей был почти благожелательным. Возможно, она не думала, что победа достанется ей так легко.
Вероника прошла в спальню, не зажигая света, расстелила кровать, легла. Завернулась в одеяло, как в кокон. Скоро придет Дима, ляжет рядом, ему ведь некуда больше деваться. И они заснут, каждый повернувшись в свою сторону.
… Все удалось сделать удивительно быстро, как будто окончательное решение приняли не они сами, а кто-то свыше. Документы оформили влет. Всегда приходилось выпрашивать, уточнять, бегать по десять раз за каждой бумажкой, а тут…
Дима купил комнату в тринадцать метров. Дом — бывшее общежитие. В самой комнате — хороший ремонт, шикарный вид из окна — весь город расстелился внизу. А все прочее — туалет, душ, кухня — как в грязной, убогой общаге времен девяностых. Дима тоже согласился едва ли не на первый вариант, который предложили. Точно каждый из супругов рвался прочь, хотел скорее остаться один, неважно где.
Вероника взяла с собой ноутбук и сумку с вещами. Антон и Леля с переездом не помогли. Сыну нужно было в институт, Леле — в больницу. Она работала медсестрой в платном отделении. Пластическая хирургия. Самое дорогое удовольствие.
Леля объяснила, как добраться, дала связку ключей:
— Это от дома, это – от бани, кажется, это — от гаража, от летней кухни, в общем, разберетесь.
Вероника села на «двойку», доехала до конечной. Она знала, что автобус идет мимо храма, но будто впервые отметила взглядом золотые купола, перекрестилась, едва намечая движения, незаметно для других. Начиналась новая жизнь. Сначала «двойка» была забита под завязку, а потом в салоне осталось две бабки. Они открыто разглядывали Веронику. За долгие годы путешествий – в город и обратно, бабки знали уже всех, кто ездит с ними. Эта женщина была новенькой.
Автобус медленно описал круг, остановился. Тут было средоточие местной жизни. Все вокруг маленькое, как игрушечное. Крошечный магазин продуктов, на вывеске написано «Хороший». Даже парикмахерская тут была. Вероника представила, что эти же самые старушки, которые ехали с ней, всю жизнь приходили сюда делать прически. А теперь уже и парикмахерша состарилась вместе с ними, и стрижет клиентов почти вслепую, ощупывая их головы. Эту глупую картинку никак не удавалось прогнать из головы.
Вероника долго блуждала, держа в руке бумажку с адресом — улица Победы, дом 14. Все встречавшиеся по дороге внимательно ее разглядывали.
— Что вы ищете? — наконец, окликнула ее пожилая женщина, — Я тут все знаю, раньше работала почтальоном.
Вероника смутилась и, вместо того, чтобы назвать адрес, почему-то описала ту фотографию, которую Леля показывала ей в телефоне:
— Я ищу такой дом…. Он коричневый, с голубыми ставнями.
— Э, да тут много таких, — сказала женщина, — Голубые ставни повсюду… А доски, сами понимаете, имеют коричневый цвет.
Наконец, Веронике объяснили, где эта самая улица Победы. Почему-то, даже тут ее знали не все. Это была даже не улица, переулок. Вот «богатый», кирпичный дом в два этажа. И рядом с ним – ее избушка. Покосившийся забор, деревянные стены, когда-то выкрашенные в шоколадный цвет, рябина под окном — птицы еще не успели склевать все ягоды, и красные грозди глядели из-под пушистых снежных шапочек.
Вероника пошла к своему дому, проваливаясь в снег, как еще недавно Леша. Только тут не было никакой тещи, никакой жены. Она, Вероника — уже фактически ничья жена. Леля сказала ей: «Там есть газовый котел». Но сын не остановил: «Куда ты поедешь, мама? Нищий частный дом… Подожди хоть до весны, когда станет тепло. Ты же не умеешь топить этот самый котел… Давай, хоть я с тобой поеду, покажу тебе…»
На остальных она и вовсе не могла надеяться. Леша при деле, лечит жену и уже не пытается от нее сбежать. Дима сидит под крышей общежития, раскладывает бесконечные пасьянсы. Ему — трава не расти, лишь бы были интернет, электричество.
У нее в домике электричество было. Перед этим Вероника долго возилась с замком, подбирая к нему ключ. Вроде подошел, но никак не желал поворачиваться, а у нее уже обледенели пальцы. На улице Победы – ни единого человека, некого позвать на помощь. Наконец, ей удалось открыть замок, вынуть его из железной петли.
Крошечная веранда… или сени. Пол тут отчего-то покатый. И сгрудились вещи, про которые хозяева решили, что они не нужны. Старый буфет – не какой-то там антиквариат, просто советский буфет с потускневшими стеклами. Сломанный венский стул, свернутые половики, какие-то тазы, тряпки.
Кухня была полутемной – единственное окно выходило на высокий дощатый забор. Стены, окрашенные зеленой краской, приоткрытый холодильник, покрыт плесенью внутри, плита на две конфорки...
Вероника повернула выключатель – свет был. Но и только. Дура она, дура, даже не спросила – проведена ли в дом вода. Кажется, нет. Над заржавевшей раковиной – бачок, на полу – ведро. Направо от кухни маленькая комната. Полутемная тоже, окно выходит на тот же забор. Только и помещается тут, что узкая кровать и двустворчатый шкаф в ногах.
И как холодно, как же везде холодно! Вероника прошла в другую комнату, побольше и посветлее – тут было целых три окна. И… совершенно пусто. Только овальное зеркало на стене встретило ее, когда она вошла. А в том углу, наверное, висели иконы. Тут давно никто не жил, обои видели и зимнюю стужу, и летнюю жару, они отошли от стены, где-то вздулись пузырями, где-то замахрились, почернели у пола.
Но вот эти светлые квадраты… Иконы сняли, может быть, продали. Или подарили подругам покойной старухи, тем, кто еще жив, чтобы молились за ее душу. На полу лежали книги — беспорядочной стопкой. Казалось, их смели в угол, как мусор. Это были старые учебники. Кто по ним занимался – Леля?
Разогнувшись, Вероника бросила еще один взгляд в зеркало, и ей показалось, что в нем что-то мелькнуло. Она испуганно вскинулась, взгляделась…