В 1897 году в Царской ложе Мариинского театра вспыхнул скандал. К столу, за который после спектакля сели государь-император Николай II с императрицей Александрой Федоровной, подошли великий князь Владимир Александрович с супругой, великой княгиней Марией Павловной (старшей). При виде одной из дам, сопровождавших Марию Павловну, императорская чета тотчас встала и в гневе покинула театр. Возмущение Николая II было столь сильным, что на следующий день он направил дяде Владимиру строгое письмо с требованием, чтобы «впредь ничего похожего не повторялось».
Виновницей скандала оказалась тридцатидвухлетняя супруга адъютанта Конного лейб-гвардии полка Эрика-Гергарда фон Пистолькорса Ольга Валериановна, любовница великого князя Павла Александровича, уже ставшая к тому времени матерью его сына.
Прелестная госпожа Пистолькорс родилась 2/14 декабря 1865 года в Санкт-Петербурге, в большой семье действительного статского советника Валериана Гавриловича Карновича и его супруги Ольги Васильевны Месарош. Юная Лёля никогда не доставляла огорчений родителям, прекрасно училась и музицировала, а по умению танцевать кадриль и мазурку на детских балах ей просто не было равных. Все отмечали Лёлин необычайный такт, обаяние и умение держать себя со взрослыми. От кавалеров не было отбоя.
Неполных двадцати лет мадемуазель Карнович вышла замуж за поручика фон Пистолькорса и через несколько лет стала матерью троих детей (четвертая девочка умерла в младенчестве) и весьма уважаемой полковой дамой, чьей обязанностью было устраивать приемы, занимать гостей увлекательными беседами и совершать ответные визиты. Дом Ольги Валериановны был изумительно гостеприимен. Молодая, изящная хозяйка прекрасно пела, была в курсе всех литературных новинок, почти профессионально играла на рояле, была задушевна в разговорах, чем сразу располагала собеседников себе в ответ. Довольно скоро у «прекрасной офицерши» образовался кружок преданных поклонников, куда первым вошел и дядя молодого императора, великий князь Владимир Александрович, командующий царской гвардией. Злые языки судачили о том, что «милейшая мама Лёля»-как называли госпожу Пистолькорс завсегдатаи ее гостиной-откровенно флиртует с Владимиром Александровичем. Так это было или нет-до конца мы не знаем, но к Ольге Валериановне была расположена и его супруга, амбициозная великая княгиня Мария Павловна (Михень). Она часто приглашала Ольгу Валериановну на чай в свое монументальное «палаццо» на Дворцовой набережной. Карьера Эрика фон Пистолькорса, сквозь пальцы смотревшего на светские успехи супруги, стремительно шла в гору, а тем временем обворожительная «госпожа полковница» стала исполнять роль наперсницы великой княгини Михень. Та дорожила дружбой Ольги, посвящая во все семейные секреты, приглашая на балы и светские рауты. Отныне в гостиной госпожи Пистолькорс собирался весь цвет дворянских фамилий из числа офицеров гвардии. Бывали у «мамы Лёли» и другие представители династии Романовых. С некоторых пор постоянным гостем этих вечеров стал еще один императорский дядюшка, недавно овдовевший великий князь Павел Александрович с племянником, тогда еще цесаревичем Николаем Александровичем, и двоюродным братом Константином Константиновичем. Об одном таком вечере в дневнике Константина Константиновича осталась запись:
«В семь часов мы с Ники поехали обедать в Красное Село, к жене конногвардейца Пистолькорс, так называемой «Маме Леле». Там был Павел, мадам Трепова, новый командир конвоя Мейендорф и его жена …Получив от нее записки с приглашениями, мы было смутились; Ники написал Павлу; как быть? Павел просил приехать, говоря, что будет очень весело. И действительно, скучно не было. Шампанское лилось в изобилии, и Цесаревич мой опять кутнул. Впрочем, выпить он может и очень много, но всегда – трезв…»
Вскоре Николай Александрович увлёкся приготовлениями к свадьбе с Алисой Гессенской, а дядя Павел, человек романтичного и меланхоличного склада, серьезно увлёкся Ольгой Валериановной. Справедливости ради, стоит отметить, что первой в любви все-таки решилась признаться именно она- шаг неслыханной дерзости для дамы XIX столетия. Ольга Валериановна послала великому князю Павлу стихи собственного сочинения:
«Я не могу забыть то чудное мгновенье!
Теперь ты для меня и радость, и покой!
В тебе мои мечты, надежды, вдохновенье,
Отныне жизнь моя наполнена Тобой!
В тебе еще, мой друг, сильно воспоминанье,
Ты прошлое свое не можешь позабыть,
Но на устах твоих горит уже признанье,
И сердцу твоему вновь хочется любить!
И я люблю тебя! Я так тебя согрею!
В объятиях моих ты снова оживешь.
Ты сжалишься тогда над нежностью моею
И больше, может быть, меня не оттолкнешь.»
(август 1893 г.)
Не будучи в силах устоять перед столь огненным порывом чувств, Павел Александрович влюбился, как мальчишка. Отныне они всегда появлялись вместе. Великий князь задаривал любимую драгоценностями покойной матушки, императрицы Марии Александровны, и ничуть не заботился о все более возраставших пересудах и медленно собиравшейся над счастливой парой грозе императорского гнева.
В самом конце декабря 1896 года у Ольги Валериановны рождается сын Владимир. Но мадам Пистолькорс все еще несвободна, и этот чудный сероглазый малыш с тонким романовским профилем официально считается сыном Пистолькорса.
В отчаянии от невозможности добиться для Ольги развода, Павел Александрович обращается напрямую к императору Николаю II. Тот соглашается помочь только при условии, что «мама Лёля» никогда не перейдет из статуса любовницы в положение законной супруги дядюшки Павла.
Это обещание великий князь Павел нарушит год спустя, когда в старинном итальянском городе Вероне, в греческой православной церкви, поведёт под венец свою избранницу.
Известие быстро доходит до Санкт-Петербурга, и Николаю II становится понятно, что дядя заранее готовился к бегству за границу, даже не собираясь исполнить взятое на себя обещание. Последствия наступают незамедлительно. Павел Александрович получает уведомление из России о том, что он лишается всех званий, титулов и должностей, и теряет права на воспитание Марии и Дмитрия, детей от первого брака. Въезд в Россию для свидания с сыном и дочерью Павлу Александровичу отныне запрещен.
Предусмотрительно разместив свое состояние в иностранных банках, великий князь Павел смог обеспечить своей семье относительно привольную жизнь и за границей. Во Франции, где поселились супруги, у них родились еще две девочки Ирина и Наталья. Тонкая, как тростинка, мечтательная Ирина была очень похожа на отца в то время, как Наталья-будущая модель Натали Палей, идол моды Парижа- свою красоту и шарм унаследовала от матери.
Во Франции Ольга Валериановна одевается исключительно у Чарльза-Фредерика Ворта, кутюрье, с которого ведет отчет вся индустрия высокой моды. Драгоценности для графини Гогенфельзен-этот титул в 1904 году ей пожаловал баварский король-делаются на заказ только у Картье.
Со временем Николай II простит дядю, но так и не признает его брак. Это произойдет лишь спустя 10 лет, ну а пока ему лишь позволено на две недели приехать в Россию для прощания с братом, великим князем Сергеем, погибшим от бомбы террориста. Ольга Валериановна позволения сопровождать мужа не получила.
В Россию Ольга Валериановна вместе с супругом приедет в 1908 году: ее дочь от первого брака Ольга ждала ребенка, и, несмотря на возражения великой княгини Елизаветы Федоровны, Николай II не счёл возможным отказать матери в просьбе быть в такой момент рядом с дочерью.
Тогда же состоялось знакомство Ольги Валериановны со своей падчерицей, великой княжной Марией Павловной, которая готовилась к свадьбе. Князь Павел намеревался разделить между старшими детьми наследство их покойной матери, принцессы греческой Александры. Вот как описывала их знакомство сама Мария: «Пока отец и тетя обсуждали, каким образом поделить драгоценности, графиня и я рассматривали меха. Двадцать лет хранения в нафталине не пошли им на пользу; графиня предложила отвезти их в Париж для реставрации. Мы поговорили с ней о моем приданом и парижских домах моды. Перед нашим уходом она сказала, что ей хочется подарить мне что- нибудь на память о нашей первой встрече. Что бы я хотела? Я не знала, что ей ответить, но тут мой взгляд задержался на аметистовом ожерелье, которое было на ней, и я сказала, что мне хотелось бы иметь такое. Она сняла его с шеи и вручила мне…»
Забегая вперед скажем, что Ольга Валериановна наладит прекрасные отношения со своими пасынками. До самого конца «дорогие Мариша и Митя» будут ей друзьями и опорой, как собственные дети.
Супруги окончательно возвращаются в Россию только в 1914 году. Начало Первой мировой войны постепенно примирит Романовых. Павел Александрович вновь поступает на военную службу -командиром Первого гвардейского корпуса, затем инспектором гвардейских войск; а Ольга Валериановна устраивает лазарет для раненых на первом этаже своего дворца в Царском Селе. Кроме того, она неустанно жертвует крупные суммы госпиталям и санаториям, носящим имя Ее Императорского Величества, на свои средства снабжает хирургическим инструментом санитарные поезда и принимает самое деятельное участие в работе «Комитета помощи жертвам войны и перемещенным лицам», который возглавляла великая княжна Татьяна Николаевна.
Говорят, именно она, пораженная неутомимой энергией и отзывчивостью Ольги Валариановны, смогла убедить родителей окончательно простить тетю и дядю. Так это было или нет, но 18 августа 1915 года Ольга Валериановна Карнович – Пистолькорс, графиня Гогенфельзен и ее дети от морганатического брака с великим князем Павлом Александровичем, получили именным указом Государя Императора Николая II родовую фамилию Палей и русский княжеский титул, передающийся по наследству. На этом окончилась история «мамы Лели», и началась другая- великолепной княгини Палей, представительницы высшего света России.
Вскоре после получения княжеской грамоты, Ее Светлость княгиня Ольга Валериановна была приглашена на семейное чаепитие к вдовствующей императрице Марии Федоровне. А спустя несколько дней ее приняла и молодая императрица. Судя по дневниковым записям и воспоминаниям современников, две дамы говорили о детях. Ольга Валериановна восхищалась изысканными манерами юных княжон и выражала материнскую обеспокоенность здоровьем Цесаревича Алексея. Не преминула княгиня рассказать и о своих чадах, в частности -о милом Володе, которым родители безумно гордились.
Гордилась Владимиром княжеская чета по праву. В 1913 году юный князь Палей блестяще окончил Пажеский корпус, и в составе Императорского гусарского полка отбыл в Новгород для прохождения воинской службы. Юноша был одаренным поэтом, прекрасно рисовал, много переводил, но сам мечтал только о том, как показать свою доблесть на полях сражений во славу Отечества и Императора.
Владимир чтил обоих родителей, но с матерью у него была просто необыкновенная связь, о чем свидетельствуют многие его стихи и письма: «Родная моя мамочка! Какое радостное известие насчет Перемышля, но какой ужас в Дарданеллах! ... Только бы нам не проморгать в конце. Слишком грандиозная, слишком пламенная и всеобъемлющая была битва, чтобы кончиться вздором. На прошлой неделе у нас была присяга новобранцев и – довольно, я скажу, неожиданно – наша, офицерская. Все эскадроны собрались в колоссальном манеже. Была дивная, торжественная минута, когда эти сотни рук поднялись, когда сотни молодых голосов выговаривали слова присяги и когда все эти руки снова опускались в воцарившемся гробовом молчании... Ах! Как я люблю такие минуты, когда чувствуешь мощь вооруженного войска, когда что-то святое и ненарушимое загорается во всех глазах, словно отблеск простой и верной до гроба своему Царю души. Мамочка!..» В 1916 году Владимир выпускает свой последний поэтический сборник. Своей музой и вдохновительницей он называет мать.
Видимо, именно это сыновнее обожание помогло смягчить сердце великой княгини Елизаветы Федоровны, которая десятилетия ничего не хотела слышать об Ольге Валериановне и ее детях. Господу было угодно, чтобы свой последний час Володя Палей и Елизавета Федоровна встретили вместе. Известно, что княгиня относилась к юноше с материнской заботой, укрепляя и поддерживая его и остальных несчастных узников.
До этого пройдет еще полтора года. Полтора года лихорадочных попыток уцепиться за осколки старой жизни, которую нещадно сметал смерч 1917 года. Почти все Романовы попадают под арест. Великий князь Павел как мог помогал императрице Александре Федоровне и детям, находившимся в заключении в Царском Селе. Спешно уезжали за границу друзья и знакомые. Графиня Ольга Крейц, старшая дочь Ольги Валериановны, отчаянно пыталась уговорить мать и отчима эмигрировать вместе с ее семьей в Швецию. И до конца своих дней княгиня Палей будет винить себя в том, что, беспокоясь о сохранности роскошного дворца, не послушала дочь и не настояла на немедленном отъезде Павла Александровича и Владимира.
Вскоре последовал арест великого князя Павла- его, больного туберкулезом, заключили в нечеловеческие условия Петропавловской крепости. Володю Палея вызвал на допрос председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий с требованием отречься от отца под угрозой дальней ссылки. Для Владимира, человека чести, это было немыслимо. Рассказывая матери об этом, он просто кипел от ярости. Две недели спустя Володя будет отправлен в Вятку, а потом-в Алапаевск, где будет зверски убит в июле 1918 года, в январе 1919 года будет расстрелян Павел Александрович. Говорят, что он был настолько плох, что к месту казни его несли на носилках.
В ту самую ночь измученной Ольге Валериановне приснится сон, где ей явится муж со словами: «Я убит!». Позже она узнает, что именно в это время состоялась казнь. О страшной участи сына несчастная мать узнает только спустя год после его гибели уже после бегства в Финляндию. Как писала Мария Павловна, ее мачеха была буквально раздавлена глубоким горем. Именно тогда Ольга Валериановна узнает, что сама она была больна раком. Ее спасает срочная операция. Она выздоравливает, пытается вернуться к жизни и полноценно жить для младших дочерей-подростков Ирины и Натальи. Девочки нуждались в матери, которая не могла оставить их круглыми сиротами в таком возрасте. «Но раны ее никогда не зарубцевались, они продолжали все время кровоточить», писала Мария Павловна.
Только ради благосостояния девочек, Ольга Валериановна возбудила судебный процесс против лондонского коллекционера Вейса, который приобрел некоторые предметы из национализированного собрания из особняка Палей в Царском Селе. Процесс, освещавшийся в 1926 году в печати, получил название «Палей-Вейс». Лондонский суд, однако, признал законность сделки и оставил иск княгини без удовлетворения.
Для нее это был колоссальный удар, оправиться от которого она уже не смогла. В 1929 году рак вернулся, и было ясно, что дни княгини Палей сочтены. Она мечтала упокоиться вместе с мужем и сыном, чему не суждено было исполниться. Старая, усталая, разбитая женщина была еще жива лишь преданностью памяти о любимом муже и сыне. И, как писала ее падчерица, внеся смуту в царственное семейство, бросив вызов обществу, княгиня Палей сумела покрыть все любовью-ведь любовь, по выражению апостола Павла, сама покрывает всё.