29 августа 1912 года в присутствии Императора Николая II была торжественно открыта знаменитая Бородинская панорама, посвященная 100-летнему юбилею сражения. Грандиозная картина была создана профессором Императорской Академии художеств Францем Рубо, для которого она стала третьей по счету батальной панорамой зам последние 22 года (после «Штурма аула Ахульго» и «Обороны Севастополя»).
Над своим масштабным полотном (15 х 115 м), заказ на которое было получено от императорского двора, Рубо работал за границей, в Мюнхене. К тому моменту в Европе уже более 30 лет были знакомы с другой грандиозной панорамой (112 х 10 м).
Всему миру это полотно известно как «Панорама Бурбаки», но у него есть и другое название – «Вступление французской армии в Невшатель». Отличительная особенность этой панорамы - безмерные страдания раненых, голодающих и замороженных 87,000 французов, которые пересекли швейцарскую границу зимой 1871 года.
Автором ее был уроженец Женевы Эдуард Кастр (Édouard Castres), который сам участвовал во франко-прусской войне как доброволец французского Красного Креста и присутствовал при отступлении армии в Швейцарию. В память об этом печальном событии он написал несколько картин маслом, изображающих повседневную жизнь этих солдат в заснеженной Юре. в 1872 г. он удостоился золотой медали Парижского салона.
Его работу заметил предприниматель Бенджамин Хеннеберг (Benjamin Henneberg), президент Общества Бенджамина Хеннеберга, который в 1876 году доверил Кастру создание круговой панорамы высотой 40 метров, изображающей капитуляцию армии генерала Бурбаки. Работа была завершена в 1881 году.
К чему это я все и зачем так подробно о какой-то панораме, пусть даже и известной? И какое вообще отношение к России (и к русской армии) имеет французский генерал Шарль Бурбаки? И причем тут капитуляция его армии во время франко-прусской войны?
****
Имеет. И самое прямое.
Мало того, влияние этого события («Вступление французской армии в Невшатель») на русских генералов в свое время было так велико, что привело к полному перекраиванию всей военной системы страны, существовавшей со времен Петра Первого!
Читатель, прочитав скромное название панорамы, может подумать, что, возможно, речь идет о какой-то третьесортной победе, слабо известной русской публике. Тем более, французская армия! И причем тут вообще Швейцария?
Увы.
Речь пойдет не о победе, а о катастрофическом поражении. Мало того – об интернировании (от лат. internus «внутренний; местный») – т.е. принудительном задержании армии одной из воюющих сторон нейтральным государством. Имя героя Крымской войны Бурбаки в сочетании со словом «армия», с тех пор стало синонимом неудачи, деморализации, разгрома и полного крушения.
Итак. Генерал Шарль Денни Бурбаки (1816 – 1897) был сыном грека-колониста, полковника французской армии. В Крымскую войну он командовал отрядом алжирцев и отличился в сражениях на Альме, у Инкермана и при осаде Севастополя (т.е. был хорошо знаком с Россией и вообще русским военным).
Еще раз Бурбаки показал себя в выгодном свете уже во время австро-итало-французской войны 1859 года при Сольферино, когда имел под своим началом 3-ю дивизию. Принимая во внимание его происхождение и военные успехи в Италии, в 1862 году ему даже предлагали выставить свою кандидатуру на вакантный греческий престол, но от почетного предложения он отказался.
«У каждого есть свое Ватерлоо» - это фразу некоторые приписывают победителю Наполеона герцогу Веллингтону (Everybody has to meet his Waterloo), хотя, может быть он ее и не произносил. Так вот для многих французских политических деятелей и военных «свое Ватерлоо» произошло в 1870-71 г.г., во время франко-прусской войны. В том числе и для Бурбаки.
Через месяц с небольшим после начала кампании, 2 сентября 1870 года, Император Франции Наполеон III с 80 тысячами человек капитулировал в Седане (la bataille de Sedan), что привело к падению Второй империи; а пруссаки, тем временем, двигались к Парижу.
4 сентября 1870 года Леон Гамбетта провозгласил в Парижской ратуше Третью французскую республику, которой досталось тяжелейшее наследство и безнадежное положение.
Зная, что прусская армия теперь движется на Париж, который скоро мог оказаться на осадном положении (III и IV армии подошли к нему 19 сентября), французы создали Правительство национальной обороны, которое возглавил герой Сольферино и военный губернатор Парижа генерал Луи Жюль Трюшо.
С 18 сентября Париж был осажден, а «Правительство национальной обороны» с лучшими войсками оказалось заточенным в столице.
Все члены временного правительства, в минуту объявления войны были решительными ее противниками, поэтому казалось, что с принятием власти, ими тотчас же будет заключен если не мир, то перемирие. Однако мира это правительство заключить не могло, как не имеющее полномочий – по государственному уложению Франции правительство должно быть избрано всеобщей подачей голосов. Во время перемирия, если бы таковое состоялось, должно было бы собраться Учредительное собрание (assemblée constituante) и выбрать уже то правительство, которое могло бы заключить мир, обставленный прочными гарантиями.
В связи с эти 18 – 20 сентября в Ферьере, примерно в 30 километрах к востоку от Парижа, проходила встреча министра иностранных дел Жюля Фавра и Бисмарка. Запросы Пруссии были колоссальны – Эльзас и большая часть Лотарингии, а потому переговоры ни к чему не привели. В результате правительством народной обороны было принято решение вести войну до последней крайности (á outrance)
Для защиты столицы собирали всех, «с миру по нитке»: удалось набрать около 60,000 солдат, вернувшихся после Седана, около 80,000 территориальных жандармов, бригаду из 30,000 моряков, к которым можно было добавить 300,000 необученных членов Национальной гвардии (мобилей).
Охваченному пламенем Страсбургу пришлось сдаться 28 сентября; 27 октября в Меце с 150 тысячами человек капитулировал маршал Базен, что позволило пруссакам усилить осаду Парижа, население которого начало голодать, а вскоре – и страдать от холода.
Итак.
Катаклизм первого порядка – практически в одночасье Франция лишилась двух своих кадровых армий, и страну некому стало защищать.
От временного правительства Национальной обороны 10 ноября 1870 года Бурбаки получил под свое командование Восточную (1-ю Луарскую) армию (Armée de l'Est), которая формировалась в Бурже (15-й, 18-й, 20-й и 24-й корпуса). Она насчитывала почти полтораста тысяч человек – как раз численность той армии, что сдалась пруссакам в Меце.
Правительство Национальной обороны, обсудив план освобождения Парижа от блокады, 6 января 1871 года поставило Бурбаки задачу: двинуться на восток, освободить осажденный Бельфор и начать операции против коммуникаций германской армии.
Французские войска значительно превосходили по численности немецкие силы в этом районе и успешно продвигались на восток, создавая угрозу прорыва в Эльзасе и перерыва коммуникаций немецких войск во Франции. Мольтке, осознав угрозу, в течение суток сформировал новую, Южную, армию, в составе 2-го, 7-го и 19-го корпусов.
После победы в Виллерсекселе (9 января 1871 года) Восточной армии удается приблизиться к Бельфору на расстояние пушечного выстрела. Около Лизена, однако, ее успешное продвижение было блокировано противником. Продолжающиеся три дня ожесточенные бои не позволили прорваться через рубежи, удерживаемые прусскими войсками, которые, хотя и уступали французским, но было в тысячу крат лучше подготовлены.
Ответный удар немецкого командования обрушился подобно молнии: из части сил, осаждающих Париж, оно создало новую Южную армию из 2-го, 7-го и 14-го корпусов, под командованием Эдвина Мантейфеля (будущего командующего оккупационными войсками во Франции и фельдмаршала). Минуя Дижон, Матейфель зашел в тыл Восточной армии и поставил под угрозу ее пути подвоза снабжения и отвода войск, оттеснив Бурбаки к швейцарской границе.
Единственным выходом из этой драматической ситуации стало неизбежное отступление к Безансону. В скором времени из-за невыносимого холода отход превратился в беспорядочное бегство. Деморализованные серией неудач, изнуренные маршами и контрмаршами, солдаты в рваной обуви и изодранной одежде покорились судьбе, полностью позабыв о дисциплине и утратив инстинкт самосохранения. Одни дезертировали, бросив свое оружие и амуницию, другие в полном изнеможении ложились на снег и умирали прямо на обочине дороги.
Из 133,000 человек, с которыми Бурбаки выступил в поход, осталось только 87,847 человек, в том числе 2,467 офицеров.
26-го января 1871 года Бурбаки, раздавленный несчастьями, выпавшими на долю его армии, передал свои полномочия командующего командиру 3-й бригаду генералу Жюсту Кленшану, пытается выстрелом в висок покончить жизнь самоубийством. Но пуля рикошетом попала в его череп, и, хотя Бурбаки был серьезно ранен, он все же был спасен.
Кленшан же вывел остаток войск в Швейцарию, где на границе с Юрой 1-го февраля 1871 года Главнокомандующий швейцарской армии Ханс Херцог (Hans Herzog) (1819 – 1894) подписал с ним Веррьерский конвент (Convention des Verrières) - соглашение об интернировании французских войск в Швейцарии. Документ предусматривал разоружение и интернирование французской армии Бурбаки. Однако саму репатриацию пришлось ждать еще почти 2 месяца (она была проведена в период с 13 по 24 марта).
Катаклизм второго порядка – через 5 месяцев Франция лишилась и остатков своих вооруженных сил.
****
- Ну, хорошо, скажете Вы, - а причем тут Россия? И какое, собственно, отношение это всё имеет к нам?
Самое прямое. Капитуляция Бурбаки оказала на военные умы нашей страны прямо-таки неизгладимое впечатление. В первую очередь, количеством пленных и скоростью самого плена.
Еще по традициям Древнего Рима пленные считались показателем морального разложения противника, одним из главных признаков полноты торжества. По числу пленных судили о качестве победы.
Масштабные пленения русских солдат случались раз в 100 лет: 10 генералов и около 700 человек в битве под Нарвой в 1700 году, 8 генералов и около 10,000 солдат в битве под Аустерлицем в 1805 году. Следующей масштабной неволи русских воинов довелось увидеть во время русско-японской войны 1904-05 г.г.
Таким образом, к 1871 году в России еще не осознавали тяжесть грандиозных пленений: их просто не было долгое время.
Действующая французская армия потеряла в первый же месяц боевых действий ровно 100 % своей численности. Но, если быстрый разгром французских кадровых армий под Седаном и Мецем вызвал удивление, то сдача армии Бурбаки швейцарцам породила ужас и явилась еще одним сокрушительным ударом, полученным Францией в дополнением ко многим другим. Наспех собранные ополченские полки Бурбаки, в отличие от хорошо укомплектованных кадровых частей Рейнской армии Базена и Шалонской армии Мак-Магона, несмотря на свою численность, оказались в итоге полностью неспособными вести боевые действия.
Энгельс, говоря о катастрофе Бурбаки, в своей заметке, опубликованной в The Pall Mall Gazette (18 февраля 1871 года, № 178), прямо «по горячим следам» отмечал отсутствие кадров, способных научить сражаться:
«… Армия Бурбаки, численностью в 133000 человек с 330 орудиями, как оказывается, едва ли заслуживала название армии. Солдаты линейных войск, имевшие неплохих офицеров, в физическом отношении уступали мобилям, но у последних едва ли имелись офицеры, знакомые хотя бы со своими элементарными обязанностями …» .
То же самое подмечал и профессор Николаевской военной академии Генерального Штаба полковник Н.П. Глиноецкий (будущий генерал-лейтенант и начальник 13-й пехотной дивизии) в «Иностранном военном обозрении» «Военного сборника»:
«… Английские корреспонденты сообщают о замечательном факте, который они неоднократно наблюдали в войсках этих армий; это то, что та же самая часть, которая накануне обращала на себя внимание необыкновенною стойкостью, с которою она встречала атаки вдвое сильнейшего противника, сегодня бежит без оглядки, без всякой видимой причины, после первых выстрелов, или при появлении небольшой кавалерийской части на фланге. Все это, разумеется, прежде всего доказывает молодой, неокрепший состав этих войск, но, вместе с тем, обнаруживает, насколько мало офицеры и высшие начальствующие лица были способны влиять на своих подчиненных и внушать им к себе то слепое доверие, которое в поле творит чудеса…» .
В общем, практически все военные и политические деятели отметили беспомощность добровольного войска, в котором практически отсутствовали опытные унтер-офицеры и солдаты. Что значат все маршевые колонны запасных людей, когда постоянные кадры были уже разбиты?
Адольф Тьер в своей знаменитой речи об устройстве армии, обозначил причины неудач:
«…Я хочу показать Вам сущность причины наших несчастий, не допустившую Францию подняться. Весь наш военный состав в кадрах был взят в Меце и Седане. И у нас спрашивают, почему Франция не поднялась, несмотря на выказанный ею патриотизм, несмотря на 800 тыс. мобилей. Почему не поднялась? Потому что уже не имела кадров…» .
Вывод военной элиты России (да и всей Европы) были беспощадны. Такая армия не может (и не должна была воевать):
1) потерпевшая серьезное поражение деморализованная армия должна быть немедленно распущена – недостаточно надежная, она уже не соответствовала своему назначению;
2) ряд поражений, испытанных ею, могло расшатать и без того не очень твердую дисциплину, а продолжительный плен и тунеядство, без всякого сомнения, развратили ее окончательно;
3) оставаясь в новой армии, эти элементы могли растлить и свежие контингенты, имеющие все задатки к тому, чтобы при хорошем воспитании и обучении под руководством образованных и преданных своему делу офицеров, сделаться превосходными во всех отношениях солдатами.
Собственно, нечто похожее начнет испытывать и русская армия – сначала в японскую кампанию 1904-05 г.г., а потом и в Первую мировую.
****
Кроме того, в результате многочисленных войн с конца XVIII по середину XIX столетий Франция, как считали некоторые, практически исчерпала свой «военный потенциал». В сравнении с роботизированным немецким населением, французы явно проигрывали:
«… Почти все немецкие полки составлены из людей крепкого телосложения, способных легко переносить тягости походной и боевой жизни. Во Франции, во многих провинциях заметен разительный упадок мужского населения, почему принуждены были ослабить правила для приема рекрут, чтобы только иметь возможность пополнить полки должным числом людей. Стоит взглянуть на французский полок линейной пехоты, особенно если он составлен из людей, набранных в южных провинциях Франции, чтобы видеть большое число мелких и слабосильных людей. Совершенно иное впечатление производит прусский полк, где почти на подбор рослые и здоровые люди. Понятно, что когда дело доходит до рукопашной схватки, сабельные, штыковые и прикладные удары последних значительно сильнее…» .
Тем не менее, даже ведение бессчетных кампаний не могло в целом компенсировать отсутствие серьезной военной подготовки. Так, например, эксперты обыкновенно приписывали французской армии то преимущество, что солдаты и офицеры имели больший военный опыт. Однако последние большие войны, которые армия вела в Европе – это кампании 1854-55 годов в Крыму и 1859 года, в Италии. Общий срок службы во французской армии составлял 6 лет, в ее рядах находилось 40 – 50 тысяч заместителей, оставшихся на вторичной службе, следовательно, максимальный срок их службы составлял 12 лет. Но к 1870 году с этих войн уже прошло 11-15 лет, а потому в армии, которая вступила в противоборство с Пруссией, уже было немного ветеранов. Кроме того, в Алжире, в Китае и Мексике погибло до 60,000 человек, преимущественно от желтой лихорадки.
Китайская экспедиция скорее напоминала набег на беззащитного противника, причем вся военная добыча состояла в разграбленных дворцах и памятниках. В Алжире и Мексике французы дрались с дикими, беспорядочными полчищами, которые обычно внезапно большими массами нападали на них и также быстро исчезали. Вследствие этого у французов выработалась привычка не уважать своего противника. Кроме того, больших тактических действий ни в Мексике, ни в Алжире не было: генералы не приучались к маневрированию массами, а солдаты отвыкали от стройного движения, порядка и исполнения команд; дрались больше как попало, в разброд, один на один. Оттого не велика была и польза, вынесенная из этих войн. Опытные французские офицеры сами утверждали, что то, чему их солдаты выучились в Алжире и Мексике, в «правильной» европейской войне, против хорошо дисциплинированной армии, ведомой опытными офицерами, они должны стараться забыть как можно скорее.
Итак. Отсутствие ветеранов, имевших солидный спешный боевой опыт, была названа в качестве одной из весомых причин поражения французской армии. Весь ее внушительный багаж достижений остался в прошлом. Так, по данным полуофициального журнала Spectateur militare, перед открытием военных действий, во французской армии насчитывалось старослужащих:
- 23,000 офицеров всех чинов;
- 20,000 жандармов;
- 10,000 спахов (Spahis) и алжирских стрелков;
- 2,000 иностранного легиона;
- 5,000 sapeurs-pompiers, исполняющих должность пожарных в Париже;
- 3,000 кавалеристов в ремонтных депо;
- 7,000 ветеранов в инвалидных ротах;
- 2,000 в дисциплинарных ротах в Алжире, которые с открытием войны, большей частью переведены обратно в полки;
- 35,000 старых унтер-офицеров и нижних чинов вторичного срока службы (большей частью в гвардии, стрелках, артиллерии и инженерах).
Всего – 101,000 старослужащих и солдат, бывших в деле. Из этого числа в поход выступило не более половины .
Нечто похожее вскоре станут замечать и в России. Опыт побед над малочисленными «дикими племенами» на Кавказе и слабеющей Османской империей к началу XX столетия привел лишь к «мании величия» и полному отсутствию критического восприятия действительности, которая за это время стала сильно отличаться от той, в которых находилась русская армия в середине XIX века.
В начале 70-х годов, когда в России только обсуждали реформы Милютина, некоторые военные эксперты предупреждали о пагубном влиянии армии нового типа, т.е. эффекта «вооруженной нации». Они, как и Тьер во Франции, полагали, что ополченцы будут не в состоянии противостоять мощной кадровой армии, имеющий солидный боевой опыт.
Уже русско-японская война показала, что запасные 2-го разряда (в возрасте от 32 до 39-ти лет) не годятся для ведения боевых действий (правда, к этому пришли лишь по окончании войны). Длительное пребывание дома приводило к забыванию основ военного мастерства и полной потере связи с коллективом; расслабленные домохозяева, поглощенные семейными заботами и удрученные многочисленными болезнями уже не являлись такими хорошими вояками, какими были в молодости, и этот фактор нельзя было не учитывать.
В общем, позорная капитуляция армии Бурбаки утвердила во мнении, что подобная возрастная армия – это в большей степени армия разложения, нежели сплочения.