Итак, Лондонский греческий комитет.
Как и любое общественное начинание, появился он в кабаке, таверне Crown and Anchor 3 марта 1823 года.
В этот день в таверне собрались 26 человек, причем почти все - члены парламента, которые и подписали циркуляр, составленный Боурингом, которого избрали секретарем.
Начинался он пафосно: "Нынешнее состояние Греции представляет заботу и интерес для всех друзей человечества, цивилизации и религии... Настало время выступить с публичным призывом - освободить этот народ от цепей варварства и деспотизма".
В одном из предложений от имени молодого лорда Джона Рассела говорилось: «Освобождение этой несчастной страны дает самые радужные перспективы расширения границ христианства и цивилизации».
Штаб-квартирой решили сделать именно эту таверну, Crown and Anchor, где регулярно проводились публичные собрания, на которых произносились страстные филэллинские речи после того, как аудитория была должным образом залита алкоголем.
Была организована и весьма успешно проведена кампания по «размещению» новостей и статей о Греции в прессе. Некоторые из старых филэллинских брошюр, вышедших в начале войны, были переизданы с соответствующими исправлениями. Другие были написаны по этому случаю.
Сам Блакьер совершил долгое путешествие по Англии и Ирландии, чтобы навестить владельцев газет и попытаться создать местные комитеты. Гордон создал комитет в Абердине. Постепенно программа становилась все более масштабной. Было объявлено и организовано «сенсационное поднятие» на воздушном шаре, хотя в тот день воздушный шар так не поднялся. Блакьер особенно хорошо разбирался в рекламных трюках.
В один из своих визитов в Грецию он привез несколько пушечных ядер, сделанных из мрамора Парфенона, соединив таким образом привлекательность современной войны с античной славой Греции. В других случаях в Англию привозили несколько напуганных греческих и турецких сирот. Цель состояла в том, чтобы дать им образование, но возможность рекламы была использована в полной мере.
Блакьер так же выпустил книгу под названием «Греческая революция, ее происхождение и развитие», достойную его более раннего труда «Исторический взгляд на испанскую революцию».
Возможности Блакьера узнать, что на самом деле произошло в первые месяцы греческой революции, были честно говоря никакими, и он, конечно, никогда не понимал глубинных причин греческого восстания. Тем не менее, именно он был виновен во всех нехитрых уловках недоговорок, искажения и клеветы, которые отличают беспринципного пропагандиста или непоколебимого фанатика от честного журналиста.
Каждое действие греков в его изложении было доблестным, мудрым и достойным восхищения; каждое действие турок, именуемых повсеместно «неверными», было жестоким, трусливым и оскорбительным.
Зверства, совершенные турками, были подробно описаны; те, что были совершены греками, были предусмотрительно опущены. Даже резня турок под Триполицей была оправдана.
Реклама, начатая Лондонским греческим комитетом, привела к созданию вспомогательных комитетов в нескольких провинциальных городах, хотя, похоже, они просуществовали недолго. Благотворительные и миссионерские общества в соответствии с новой модой обратили свое внимание на Грецию. Существовало даже «Шотландское женское общество содействия нравственному и интеллектуальному совершенствованию женщин в Греции» — надо сказать, слишком сложная программа даже для шотландских дам.
Но... денег так и не заносили, а донаты были микроскопическими.
Причина, по которой британская общественность не хотела расставаться со своими деньгами, заключалась в характере Комитета. На первый взгляд, список из восьмидесяти пяти человек, вошедших в состав Лондонского греческого комитета, отражал все лучшее и хорошее, что было в британской жизни. Там было несколько пэров и многочисленные члены парламента, несколько юристов, включая бывшего лорда-канцлера, два генерала в отставке и другие военные, несколько ученых, академиков и священнослужителей, поэты Байрон, Мур, Роджерс и Кэмпбелл и другие. имена которых по тем или иным причинам были знакомы публике.
Но Комитет был прежде всего политической организацией, и его судили по его политике. Из членских списков было ясно, в чем состоят его симпатии. Во всем комитете был только один тори, и это был непривлекательный памфлетист, выступавший за уничтожение турок во имя религии, преподобный Томас Хьюз. Все остальные члены, насколько можно было определить их общие политические взгляды, были вигами и радикалами.
Но с самого начала большинство членов Комитета не принимали активного участия в его делах — платили по подписке, разрешали использовать свое имя, присутствовали, может быть, на первых заседаниях, но больше ничего не делали. Движущей силой Комитета была небольшая группа из полудюжины членов: Джозеф Хьюм, сэр Фрэнсис Бердетт, Эдвард Эллис и Джон Кэм Хобхаус, все члены парламента и, конечно же, Боуринг и Блакьер. Эти люди задавали тон Комитету и несли основную ответственность за то впечатление, которое он производил на общественное мнение.
Они были крайне левыми в политическом спектре, в рамках которого тогда проводилась британская политика. Они считали себя либералами, радикалами, реформаторами или прогрессистами, носителями передовых идей, и противниками установленного порядка.
