В XXI веке, когда космические корабли бороздят просторы вселенной, верить в мистику и магию по меньшей мере глупо, а по большей - шизофренический бред? Возможно. Но как говорили сиу, не судите человека, пока не проходили две луны в его мокасинах. Мои мокасины прошли извилистыми дорогами, но каждая ключевая веха моего пути так или иначе связывала меня с эзотерикой.
Мистика преследует меня с самого детства. В общем-то иначе и не могло быть: моя семья и место моего рождения сформировали вектор жизненного пути. Черняховск, он же Инстербург, он же Чернодырск, он же Черная дыра, - город с богатейшей историей, пропитанный легендами, сказочный, атмосферный, несмотря на разруху и постоянное ощущение, что Вторая Мировая для него закончилась лишь вчера, умеющий повернуться праздничной или мистической стороной к тем, кто хочет видеть. Таких гроз и таких зимних туманов, как там, я не видела больше нигде. А самое яркое воспоминание о нём – параллельный серебряный город, явившийся мне зимним вечером, несколько минут абсолютного чуда, подробнее об этом когда-нибудь в другой раз.
Можно ли сбежать из Черной дыры или переезд в столицу всё еще оставляет меня в пределах горизонта событий? Ответа на этот вопрос у меня на данный момент нет. Но к истокам периодически тянет.
Благодаря бабушке я познала силу слова: она заговаривала испуг и сглаз, останавливала кровь, разбиралась в травах (по ее словам, моя прапрабабка была знахаркой, лечила наложением рук, часть знаний досталась от нее). Рассказы моей бабушки о ее жизни позволили бы любому первокурснику филфака сдать фольклорную практику на отлично. Можно, конечно, считать все это быличками, сказками, придуманными, чтобы занять ребенка долгими вечерами. Но бабушка никогда не путалась в показаниях, истории не обрастали новыми подробностями, поэтому я склонна считать ее рассказы о домовых, таинственных силах и явлениях Богородицы – истиной. Благодаря маме, в доме часто появлялись книги по астрологии и эзотерике. Багаж знаний постепенно копился.
Куда поступать романтически настроенной девушке, верящей в силу слова? Дорога только одна – на филологический факультет. Конечно, когда я шла туда, о мистицизме я думала в последнюю очередь, мне хотелось заниматься исследованиями в области литературы Серебряного века. Но жизнь сложилась совершенно иначе. Филфак – это то дивное место, где на парах преподавательница по Древнерусской литературе категорически запрещает вам гадать на святках, ибо все это от лукавого, и в тот же вечер треть группы собирается в общежитии и гадает всеми способами, которые в силах вспомнить. Филфак прививает критическое мышление и привычку анализировать достоверность и адекватность источников. Поэтому я никогда не смогу работать, например, с теми же буковами, спасибо палеографии. Гессе, Гофман, Булгаков, Кант, Юнг, фольклористика, средневековая литература, философия, библеистика, литература эпохи модерна, когнитивная лингвистика, психология – всё это дало мне мощную базу с самым широким спектром применения.
Да и дальнейшее образование нередко подбрасывало удивительные жемчужины, которые сложно воспринимать как случайные совпадения. Тот же спецкурс в Щуке оставил после себя как минимум два ярких момента. Преподаватель по сценическому движению поделился воспоминаниями о молодости: подобно Олесе Куприна, он и его друзья, ходили следом за случайными людьми, полностью повторяя их движения, а потом заставляли споткнуться о воображаемую веревку. Его глаза тот момент светились такой искренностью, такой детской непосредственностью, что не поверить в реальность этого опыта было невозможно. В какой-то момент на парах по актерскому мастерству я споткнулась о понятия «вылучивания» и «влучивания», объяснений преподавателя было недостаточно, и по привычке, оставшейся с филфака, я обратилась к первоисточнику. Станиславский расставил всё по своим местам: странные термины оказались знакомыми принципами управления энергией.
Теория постепенно обрастала практикой. Интересные знакомства. Грабли, по которым, наверняка, топтался каждый практик. Отрицание и принятие себя.
К Таро я шла долго, лет семь, как минимум. Еще в детстве бабушка научила раскладывать на игральных картах, а потом сама же отобрала их, сказав, что перестала гадать после одного случая, но говорить о нем отказалась. Потом были руны. Впервые отчетливое желание обратиться к Таро появилось у меня после книги Артуро Перес-Реверте «Клуб Дюма», но в магазине был лишь классический Райдер-Уэйт, который не понравился мне с эстетической точки зрения. На последнем курсе я снова попыталась купить себе колоду, но ни одна не отозвалась. Потом несколько раз доводилось слышать фразу «Я хотел купить тебе Таро, но ничего не смог выбрать». И вот наконец мне сделала расклад знакомая ведьма. И меня так пробрало из-за той скудной информации, которую она мне дала. Всё внутри бушевало и клокотало от мысли, что я без опыта могу сказать гораздо больше по этим картам (спасибо филологическому факультету и интуиции), чем она со своими десятью годами практики. И я заказала себе две колоды. И здесь уже никаких сомнений не было, они резонировали, они хотели ко мне, а я хотела их. С «Таро Тота» Кроули и «Таро Вампиров» началась моя таромания, которая меня не отпускает и, видимо, уже никогда не отпустит.
С северной традицией у меня весьма специфичные отношения. Я искренне люблю руны, и разве их может не любить филолог? Сама концепция Слова или Буквы, меняющих мир, бесконечно цепляет. Это прекрасный рабочий инструмент. Особенно если нужна защита или чистка. А вот с богами все гораздо сложнее. Возможно, из-за того, что первый муж был истовым поклонником Одина, и расстались мы очень плохо. Из всего пантеона мне откликается только работа с Хель. Но о ней и о богах мертвых тоже когда-нибудь в другой раз.
Мой мир причудлив. В нем наука прекрасно уживается с религией, квантовая физика объясняет принципы работы с Таро и самой магии, европейские традиции причудливо мешаются с восточными. А самое главное: в моем мире есть место тайне. Ведь, как писал Альберт Эйнштейн: «Самый прекрасный опыт, который мы можем испытать - это опыт ощущения тайны. Это фундаментальное чувство, которое стоит у истоков подлинного искусства и подлинной науки. Любой, кому это чувство незнакомо и кто не может больше задаваться вопросами, не может восхищаться, все равно что мертв, и глаза его застилает туман». У меня очень много вопросов, и я продолжаю искать ответы.