«Безумие одного человека - это реальность другого человека».
(Тим Бёртон)
Чем сложнее устроено общество, тем острее желание найти простые решения и разобраться, кто есть, кто в нем. Однако, одно лишь желание простоты, отнюдь не означает, что она имеет место быть. Тем не менее, истории известны многочисленные случаи поиска взаимосвязи между внешним видом и характером, когда буквально по тому, что «написано на лице», можно было бы судить, кто обладает преступными наклонностями, а кто добродетелен, кто гений, а кто безумец, кто «Юра-музыкант», а кто «Пудинг-лор»… Итальянский психиатр Чезаре Ломброзо (1835-1909), профессор судебной медицины и общественной гигиены в Туринском университете, всю свою жизнь посвятил изучению преступности и разработке, так называемого «антропологического» направления в криминологии. По его мнению, склонность к преступному поведению является врожденной и выражается в определенных внешних признаках, таких, например, как форма черепа или строение ушной раковины. Смелые, противоречивые, расистские и довольно радикальные идеи Ломброзо неоднократно подвергались критике и в общем-то в наши дни уже полностью потеряли свое влияние. Изданная в 1863 году его книга «Гениальность и помешательство» отходит от темы преступности и являет собой пример абсолютно необъективной, предвзятой, без строгих доказательств лженаучной работы, которая написана по всем канонам того, что в наши дни принято называть «диванной аналитикой». Давайте разбираться, почему это так.
«Когда, много лет тому назад, находясь как бы под влиянием экстаза (raptus), во время которого мне точно в зеркале с полной очевидностью представлялись соотношения между гениальностью и помешательством, я в 12 дней написал первые главы этой книги. Признаюсь, даже мне самому не было ясно, к каким серьезным практическим выводам может привести созданная мною теория.»
***
Это первые строчки книги «Гениальность и помешательство», которые уже ставят под сомнение адекватность изложенных в ней идей. К слову, каких бы то ни было «практических» выводов сделать из нее также не представляется возможным. Как несложно догадаться, Ломброзо поставил перед собой цель выяснить соотношение между гениальностью и помешательством. При этом сам автор не удосужился задаться точным определением ни первого, ни второго, понимая каждое в весьма широком значении. Но чтобы адекватно работать с теорией, с научной моделью, сделать это необходимо. Давайте сделаем это самостоятельно. Гениальность – это сверхнорма, оцененная, принятая и уважаемая большинством. Это некое отклонение от «обычности», которое дает новый опыт, открывает новые свойства, раздвигает привычные границы и при этом, считается в обществе правильным и полезным. Гениальность – это вольный или невольный выход за пределы стандартного опыта, то, что доступно меньшинству, если не единицам. В самой природе гениальности скрыто то, что это НЕ НОРМА. Но каждое ли отклонение – это болезнь? С точки зрения психиатрии, помешательство это видимое отклонение мышления, поведения и реакции от принятой в обществе нормы, от ожидаемой рациональности и здравого смысла. Однако, природа помешательства имеет широкий спектр причин: различные психологические травмы, стресс и шок, генетические болезни, травмы головы, расстройство нервной системы, нарушение питания, наркотическая зависимость и мн. др. Каждое заболевание имеет свои проявления в поведении, свои «странности» в нем. Однако, странность – вещь сугубо субъективная. Например, многие обряды диких африканских племен покажутся странными образованному европейцу. Но вопрос «странности» тут лежит только в плоскости культуры и традиций, а не психиатрии. Нельзя утверждать, что любое «странное» с точки зрения конкретного наблюдателя поведение – это непременное проявление психиатрического заболевания, как нельзя и утверждать то, что отсутствие «странностей» обязательно его исключает. Отсюда становится очевидным, что конкретный диагноз можно дать только при непосредственной работе с диагностируемым человеком, с учетом его состояния здоровья, культурной среды, в которой он находится, значимости проявления его «странностей» относительно принятой в этой среде нормы. Обследование должно изучать не только проявления болезни, но и ее причины. Иначе, под помешательство можно подписать любое поведение, которое на субъективный взгляд исследователя, показалось ему патологическим. Давайте теперь рассмотрим, как можно соотнести гениальность и помешательство.
А) Все гении – помешанные. С этим утверждением сложно согласиться. Легко привести список талантливых людей, за которым не было замечено хоть сколько-то безумное поведение. И не стоит тут вестись на словесные нападки завистников. С этим соглашается и сам Ломброзо.
Б) Все помешанные – гении. С этим утверждением еще сложнее согласиться, чем с первым. Часто на улицах можно встретить так называемых «городских сумасшедших», и они вызывают у прохожих лишь удивление, отвращение или жалость. Увидеть за ними признаки хоть какой-то гениальности проблематично. Да и что говорить, многие пациенты психиатрических лечебниц едва ли способны самостоятельно есть и справлять нужду, не говоря уже о творчестве, тем более гениальном. Так что утверждение о предопределенной гениальности помешанных людей легко опровергаемо.
В) Некоторые из помешанных гениальны (и наоборот: некоторые гении страдали и страдают психиатрическими заболеваниями). Если внимательно поискать, то можно найти доказательства к каждому варианту высказанного выше утверждения. Но это не так уж и важно, а важна степень корреляции: насколько ЧАСТО верно это утверждение. Думается, что если бы эти совпадения были нередки, то это отразилось бы на общем информационном потоке от вездесущих СМИ, и мы встречали бы описания безумных гениев и гениальных безумцев не только в редких статьях желтой прессы. При низкой корреляции, утверждение легко заменимо на любое, как то «у некоторых помешанных прыщ на правой ноге». Ну и что? Тогда, это не дает никакой практической пользы, хотя и является правдой.
Из вышесказанного уже можно сделать вывод о том, что самое важное, что стоило бы исследовать, найти, доказать и показать путем глубоких и обширных исследований – это корреляцию между количеством людей с заболеваниями психики среди признанных гениев в разных областях деятельности и наоборот. И самое печальное то, что в книге Ломброзо ничего этого нет. А что же есть?
Если описать книгу «Гениальность и помешательство» одним предложением, то это сборник одиозно поданных выборочных косвенных фактов странного поведения конкретных известных лиц, которые заведомо подтверждают теорию Ломброзо о связи безумия и исключительного таланта. По-хорошему, за методы использованные в книге, автор должен был не получить должность профессора в Турине, а вовсе лишиться лицензии на профессию. Посудите сами:
1) Все «диагнозы» Ломброзо выставлял заочно, не встречаясь лично с теми, кого обвинял в безумии;
2) Практически все, о ком пишет автор, на момент издания книги были уже мертвы. Более того не являлись, а некоторые и не могли являться, его пациентами. Да и большинству из них вообще не было никакого дела до какого-то итальянского психиатра. Т.е. никто из «обвиненных» в безумии не мог каким-то образом ответить Ломброзо и опровергнуть его выводы;
3) Автор часто судит о степени безумия лишь по анатомическим признакам, таким как форма черепа или ушной раковины. Помимо этих расистских заявлений, он осмеливается привязывать склонность к безумию к календарю, климату и ландшафту местности!
4) Ломброзо использует лишь те факты и сведения, которые подтверждают его теорию.
5) Многие использованные автором факты выглядят странными, недостоверными, и предвзятыми. Так, например, Ломброзо ссылается на сплетни из переписки третьих лиц, обсуждающих очередного гения; использует вырванные из контекста строчки произведений писателей и поэтов; использует заявления из явно желтой прессы, в которой смакуются странные выходки знаменитостей и мн. др.
6) Еще один хитрый и одновременно глупый прием Ломброзо, считать бред, произносимый больным человеком в предсмертной агонии, доказательством его безумия на протяжении всей жизни, хотя тому нет никаких четких подтверждений! Сюда же можно отнести и описание безумных поступков, сделанных в алкогольном или наркотическом опьянении. Это действительно МОЖЕТ говорить о психиатрическом заболевании (зависимости), но поступки эти –не безумие, а последствие зависимости. Почувствуйте, как говорится, разницу!
7) За помешательство Ломброзо принимал страстную и усердную работу над любимым делом! А также, привычки гениев, сопровождавшие эту работу. Более того, отдельным видом безумия он считал внимание к сновидениям.
8) В своей книге Ломброзо использует не строгий язык научного доклада, а эмоциональный, наполненный напыщенными метафорами язык газетной сенсации.
Давайте разберем некоторые моменты на примере цитат.
В следующей цитате касательно Шопенгауэра, хорошо видна необъективность автора. Согласитесь, что подписывать финансовые документы, в которых неверно указано ваше имя – вот истинное безумие!
«Шопенгауэр приходил в ярость и отказывался платить по счетам, если его фамилия была написана через два п».
В следующей цитате Ломброзо пытается связать климат и степень безумия. Возможно, количество припадков и увеличивается с повышением температуры воздуха, но причина может быть не только в ней, а в сводящей с ума духоте больничных палат и отсутствии нормальной вентиляции.
«На основании целого ряда тщательных наблюдений, производившихся непрерывно в продолжение трех лет в моей клинике, я вполне убедился, что психическое состояние помешанных изменяется под влиянием колебаний барометра и термометра. Так, при повышении температуры до 25°, 30° и 32°, в особенности если оно происходит сразу, число маниакальных припадков у сумасшедших увеличивалось с 29 до 50; точно так же в те дни, когда барометр начинал резко колебаться и показывал максимум повышения, число припадков быстро увеличивалось с 34 до 46. Изучение 23 602 случаев сумасшествия доказало мне, что развитие умопомешательства совпадает обыкновенно с повышением температуры весною и летом и даже идет параллельно ему, но так, что весенняя жара, вследствие контраста после зимнего холода, действует еще сильнее летней, тогда как сравнительно ровная теплота августовских дней оказывает менее губительное влияние. В следующие же затем более холодные месяцы замечается минимум новых заболеваний».
А вот довольно субъективная выборка, в которой Ломброзо связывает продуктивность гениев с порой года. Если говорить более серьезно, то необходимо было учитывать еще и то, где жил каждый из них, чем занимался и какие условия были необходимы для его работы. Трудно предполагать, что астрономы Европы откроют больше планет, глядя в телескоп через затянутое тучами осеннее небо.
«Если у читателя достало терпения просмотреть этот длинный список различных открытий, то он мог убедиться, что у многих великих людей была как бы своя специальная хронология, т.е. свои излюбленные месяцы и времена года, в которые они преимущественно обнаруживали склонность делать наибольшее число наблюдений или открытий и создавать лучшие художественные произведения. Так, у Спалланцани эта склонность проявлялась весною, у Джусти и Арканжели — в марте, у Ламартина — в августе, у Каркано, Байрона и Альфьери — в сентябре, у Мальпиги и Шиллера — в июне и июле, у Гюго — в мае, у Беранже — в январе, у Белли — в ноябре, у Милли — в апреле, у Вольта — в конце ноября и в начале декабря, у Гальвани — в апреле, у Гамбарда — в июле, у Петерса — в августе, у Лютера — в марте и в апреле, у Ватсона — в сентябре. Вообще самые разнообразные произведения гениальных людей — литературные (эстетические), поэтические, музыкальные, скульптурные, а также научные открытия, время создания которых нам удалось узнать с точностью, можно подвести под своего рода хронологию, составив из них как бы календарь духовного мира».
Хоть в религиозных текстах и говорится «прах от праха», рождаемся мы все же не из почвы. Странное и категоричное заявление автора. И почему это «несомненно», а к тому же еще и «легко понять»?
«Убедившись в громадном влиянии метеорологических явлений на творческую деятельность гениальных людей, мы легко поймем, что и на рождение их климат и строение почвы должны также оказывать могущественное действие. Несомненно, что раса (например, в латинской и греческой расе больше великих людей, чем в других), политические движения, свобода мысли и слова, богатство страны, наконец, близость литературных центров — все это оказывает большое влияние на появление гениальных людей, но несомненно также, что не меньшее значение имеют в этом отношении температура и климат».
А если вам мало влияния почвы, то вот цитата о влиянии рельефа местности! Ломброзо берет только тот параметр, который удобен для его теории. Но ведь описанные в цитате города обладают еще целым рядом показателей, помимо холмистости земли, на которой стоят: достаток граждан, наличие достопримечательностей, близость к торговым путям, мультикультурность населения, наличие библиотек и пр.
«Переходя затем от общих к более частным примерам, мы убедимся, что Флоренция, где климат очень мягок, а почва чрезвычайно холмиста, доставила Италии самую блестящую плеяду великих людей. Данте, Джотто, Макиавелли, Люлли, Леонардо, Брунеллески, Гвиччардини, Челлини, Беато Анджелико, Андрея дель Сарто, Николини, Каппони, Веспуччи, Вивиани, Боккаччо, Алъберти и Донати — вот главные имена, которыми имеет право гордиться этот город. Напротив, Пиза, находящаяся в научном отношении, как университетский город в не менее благоприятных условиях, чем Флоренция, дала сравнительно с нею даже значительно меньшее число выдающихся генералов и политиков, что и было причиною ее падения, несмотря на помощь сильных союзников. Из великих же людей Пизе принадлежит только Никколо Пизано, Джиунта и Галилей, родители которого были, однако, флорентийцы. А между тем Пиза отличается от Флоренции единственно своим низменным местоположением».
«Аналогичность влияния атмосферных явлений на гениальных людей и на помешанных будет еще заметнее, если мы рассмотрим ее вместе с влиянием расы. Прекрасный пример в этом отношении представляют нам евреи. В своих монографиях «Uomo bianco e l'uomo di colore» и «Pensiero e Meteore» я уже указал на тот факт, что вследствие испытанных евреями в средние века жестоких преследований (результатом чего явились истребления слабых индивидов, т.е. своего рода подбор), а также вследствие умеренного климата европейские евреи достигли такой степени умственного развития, что, пожалуй, даже опередили арийское племя, тогда как в Африке и на Востоке они остались на том же низком уровне культуры, как и остальные семиты».
А вот спорное заявление про наследственность. Наследственное безумие у гениев проявляется возможно и чаще, но лишь потому, что преступники и самоубийцы чаще не успевают оставить потомство.
«Влияние наследственности в помешательстве гораздо чаще встречается у гениальных людей, нежели у самоубийц или преступников, и что оно лишь вдвое-втрое сильнее у пьяниц».
Следующую цитату даже трудно комментировать, где еще увидишь Гоголя одновременно онанистом и усомнившимся революционером!?
«Николай Гоголь, долгое время занимавшийся онанизмом, написал несколько превосходных комедий после того, как испытал полнейшую неудачу в страстной любви; затем, едва только познакомившись с Пушкиным, пристрастился к повествовательному роду поэзии и начал писать повести; наконец, под влиянием московской школы писателей он сделался первоклассным сатириком и в своем произведении «Мертвые души» с таким остроумием изобразил дурные стороны русской бюрократии, что публика сразу поняла необходимость положить конец этому чиновничьему произволу, от которого страдают не только жертвы его, но и сами палачи. В это время Гоголь был на вершине своей славы, поклонники называли его за написанную им повесть из жизни казаков «Тарас Бульба» русским Гомером, само правительство ухаживало за ним, — как вдруг его стала мучить мысль, что слишком уж мрачными красками изображенное им положение родины может вызвать революцию, а так как революция никогда не останется в разумных границах и, раз начавшись, уничтожит все основы общества — религию, семью, — то, следовательно, он окажется виновником такого бедствия. Эта мысль овладела им с такою же силою, с какою раньше он отдавался то любви к женщинам, то увлечению сначала драматическим родом литературы, потом повествовательным и, наконец, сатирическим. Теперь же он сделался противником западного либерализма, но, видя, что противоядие не привлекает к нему сердца читателей в такой степени, как привлекал прежде яд, совершенно перестал писать, заперся у себя дома и проводил время в молитве, прося всех святых вымолить ему у Бога прощение его революционных грехов.» Ломброзо любит использовать обтекаемые пафосные метафоры, которые годятся больше для проповедей сектантов, нежели для научной работы. Вот один из таких примеров, про некий «закон ритма», к тому же, «присущий всему в природе». В этой же цитате можно увидеть пренебрежение автора к диким племенам. «Причина этого явления, точно так же как и обилия между сумасшедшими поэтов, будет нам вполне понятна, когда мы припомним мнение Спенсера и Ардиго, доказывающих, что закон ритма есть наиболее распространенная форма проявления энергии, присущей всему в природе, начиная от звезд, кристаллов и кончая животными организмами. Инстинктивно подчиняясь этому закону природы, человек стремится выразить его всеми способами и тем с большей напряженностью, чем слабее у него рассудок. Потому-то первобытные народы всегда до страсти любят музыку. Спенсер слышал от одного миссионера, что для обучения дикарей он поет им псалмы, и на другой день почти все они уже знают их на память. Дикари даже и в разговорной форме употребляют нечто вроде монотонного пения, напоминающего наши речитативы, а самое слово песня выражало в древнее время и понятие о поэзии, откуда произошло название поэта — певец. Таинственные магические формулы и заклинания древних всегда имели размер песни, да и в настоящее время в деревнях разговорная речь обилием модуляции голоса напоминает простые музыкальные арии.» Пришло время для привязки к теории Ломброзо формы черепа, лица, и размера печени… «Есть еще разновидность графоманов, гораздо более опасная, это — люди, страдающие манией кляузничества. Форма черепа и лица у них вполне нормальна, печень, однако, почти всегда увеличена. Они отличаются страстью судиться со всеми окружающими и в то же время считать себя жертвами их несправедливости. Такие субъекты проявляют лихорадочную деятельность».
Ломброзо любит использовать обтекаемые пафосные метафоры, которые годятся больше для проповедей сектантов, нежели для научной работы. Вот один из таких примеров, про некий «закон ритма», к тому же, «присущий всему в природе». В этой же цитате можно увидеть пренебрежение автора к диким племенам.
«Причина этого явления, точно так же как и обилия между сумасшедшими поэтов, будет нам вполне понятна, когда мы припомним мнение Спенсера и Ардиго, доказывающих, что закон ритма есть наиболее распространенная форма проявления энергии, присущей всему в природе, начиная от звезд, кристаллов и кончая животными организмами. Инстинктивно подчиняясь этому закону природы, человек стремится выразить его всеми способами и тем с большей напряженностью, чем слабее у него рассудок. Потому-то первобытные народы всегда до страсти любят музыку. Спенсер слышал от одного миссионера, что для обучения дикарей он поет им псалмы, и на другой день почти все они уже знают их на память. Дикари даже и в разговорной форме употребляют нечто вроде монотонного пения, напоминающего наши речитативы, а самое слово песня выражало в древнее время и понятие о поэзии, откуда произошло название поэта — певец. Таинственные магические формулы и заклинания древних всегда имели размер песни, да и в настоящее время в деревнях разговорная речь обилием модуляции голоса напоминает простые музыкальные арии».
Пришло время для привязки к теории Ломброзо формы черепа, лица, и размера печени…
«Есть еще разновидность графоманов, гораздо более опасная, это — люди, страдающие манией кляузничества. Форма черепа и лица у них вполне нормальна, печень, однако, почти всегда увеличена. Они отличаются страстью судиться со всеми окружающими и в то же время считать себя жертвами их несправедливости. Такие субъекты проявляют лихорадочную деятельность».
И напоследок еще одна глупость про «необходимый рефлекс» у «простого народа»:
«Располагая лишь небольшим числом привычных ощущений, простой народ с изумлением относится ко всякому новому явлению и готов поклоняться всему необыкновенному; обожание является у него, можно сказать, необходимым рефлексом, вследствие каждого слишком сильного нового впечатления. Так, житель Перу называл «божественными» — жертвенное животное, храм, высокую башню, большую гору, кровожадного зверя, человека о 7 пальцах на руке, блестящий камень и пр.»
Из следующей цитаты, можно увидеть, что Ломброзо считал ДОСТАТОЧНЫМ и УБЕДИТЕЛЬНЫМ для научной работы о новой теории лишь перечисление многочисленных субъективных фактов, ее подтверждающих. Но стоит отдать ему должное в некоторой хитрости. В этом абзаце появилось выражение «может проявляться», заменив предрасположенность вероятностью. Действительно, может проявиться, а может и не проявиться. И что с того?
«Если после стольких примеров, взятых из современной нам жизни и в среде различных наций, найдутся люди, еще сомневающиеся в том, что гениальность может проявляться одновременно с умопомешательством, то они докажут этим только или свою слепоту, или свое упрямство».
«Гениальность и помешательство» пример того, как пользуясь своим пока еще не растерянным авторитетом, в угоду своей фанатичной идее, ученый выдает лженаучную работу, ничего не доказывающую, но при этом оскорбляющую многих. Яркий пример превышения врачебных полномочий и нарушения врачебной этики. Тот случай, когда гениальность идеи на поверку оказалось простым безумием, без какой либо взаимосвязи первого со вторым. И неудивительно, что в конце своего труда Чезаре Ломброзо написал, как будто про самого себя:
«Такого рода теории, относящиеся обыкновенно к наиболее интересующим публику вопросам, разрабатываются по большей части людьми, ничего в них не смыслящими, которые вместо серьезных рассуждений, основанных на тщательном и спокойном изучении фактов, наполняют свои сочинения громкими фразами, не идущими к делу примерами, парадоксами и несостоятельными, часто один другому противоречащими доводами, хотя и не лишенными иногда оригинальности. В таком роде пишут по преимуществу именно маттоиды (психопаты) — эти бессознательные шарлатаны, встречающиеся в литературном мире гораздо чаще, чем многие думают…»
Подробнее на livelib.ru