Найти в Дзене
Турнир Косарей

Земляничные поляны - нафига? Земля и неволя

Черный квадрат заброшенных деревень. Стоит ли ждать иноземных танцев под балалайку за околицей вымершей деревни? Поскольку живу на Урале, то буду оперировать чисто уральскими фактами. Стремительное сокращение сельского населения и отток из села молодежи стали объективной реальностью и жупелом депрессивных территорий Среднего Урала. После распада СССР и развала колхозно-совхозного уклада численность жителей отдельных районов, ранее ориентированных только на производство сельхозпродукции, сократилась на треть. И это в лучшем случае. При этом работоспособная часть селян старательно деградирует, предаваясь пагубным страстям и суицидальным перспективам. Пожилое поколении не только преобладает на селе, но и становится главным кормильцем, делясь с молодежью своей скромной пенсией. В относительно крупных селах, где пока еще проживает немногим более тысячи человек, расформированы старшие классы школ - и подростки, и их родители предпочитают дальнейшее обучение в колледжах райцентров. На в



Черный квадрат заброшенных деревень. Стоит ли ждать иноземных танцев под балалайку за околицей вымершей деревни? Поскольку живу на Урале, то буду оперировать чисто уральскими фактами. Стремительное сокращение сельского населения и отток из села молодежи стали объективной реальностью и жупелом депрессивных территорий Среднего Урала.

После распада СССР и развала колхозно-совхозного уклада численность жителей отдельных районов, ранее ориентированных только на производство сельхозпродукции, сократилась на треть. И это в лучшем случае. При этом работоспособная часть селян старательно деградирует, предаваясь пагубным страстям и суицидальным перспективам. Пожилое поколении не только преобладает на селе, но и становится главным кормильцем, делясь с молодежью своей скромной пенсией.

В относительно крупных селах, где пока еще проживает немногим более тысячи человек, расформированы старшие классы школ - и подростки, и их родители предпочитают дальнейшее обучение в колледжах райцентров. На возвращение юных селян к родным пенатам остается только надеяться. Гектары земли остаются не обработанными, на личных (сознательно избегаю понятие "частное" - частной собственности в державе нет и не предвидится) подворьях сокращается поголовье домашней живности - дорогие корма к рентабельности не располагают. Зимнее стойловое содержание скота влетает в копеечку.

Жители деревень искренне радуются, когда на пустошах появляются выходцы из азиатского зарубежья, которые начинают споро строить теплицы, попутно сокращая стаи бродячих собак и охотясь на голубей. За новыми уральскими аграриями наблюдают с откровенным любопытством. С этаким имперским презрением. Но завидуют.

При этом согласно бюрократическим отчетам как бы существующая стремительная и неуклонная модернизация сельского хозяйства остается всего лишь обязательным пропагандистским процессом, подкрепляемым рапортами и отписками о закрытии влаги, вспашки зяби и скоростной уборке выращенного урожая. Понятно, что дорога в никуда: можно оснастить село новой и самой передовой техникой, которая будет удивительным образом вспахивать и окучивать существующие гектары, но весь этот бодрый прогресс будет похоронен отсутствием сбыта и высокой себестоимостью продукции.

О развитии реальной кооперации, той самой, которую продвигал "князь анархии" Петр Кропоткин, стоит серьезно рассуждать лишь тогда, когда появятся условия взаимовыгодного участия в этом деле всех участников. До сих пор сельхозпроизводитель остается крайней жертвой существующей схемы реализации: именно он очень много вкладывает в продукцию, но почти ничего взамен не получает.

Два десятилетия ныне грядущего века для хваленого уральского сельхозпроизводства ознаменованы помпезной раздачей специализированных кредитов и субсидий, созданием различных специфических структур, обустройством дорог и стойким отсутствием достойного ценообразования на создаваемую продукцию. Желающих работать безвозмездно осталось крайне мало, а систематическое расхищение закромов, бывшее некогда серьезным подспорьем в развитии личного хозяйства, стало делом опасным - силовые структуры отрабатывают свое содержание.

Земледелие на Среднем Урале было и остается рискованным занятием. Сейчас у отважных фермеров появилась надежда на сокращение потока импортного продовольствия. Но эта надежда лишь эфемерная - в любом случае закуп продуктов в южных азиатских странах остается более выгодным, чем достойная оплата труда уральских земледельцев. А потуги владельцев сельхозпредприятий наладить качественную переработку и прорваться на продовольственный рынок отмечены лишь редкими успехами, которые только бодрят и воодушевляют. Но даже если случится чудо и будет создана действенная связка производства и реализации даров малоснежного уральского лета, самой острой проблемой станет кадровый вопрос.

Нынешнее отсутствие престижа сельского труженика - быть крестьянином не только малоперспективно, но и зазорно - уже сейчас оборачивается потерей земледельческого опыта и навыков. Знание капризов родной земли нарабатывается десятилетиями, но утрачивается в течении нескольких лет, если опыт попросту некому передать.

В этих условиях приглашение в уральскую деревню расторопных и оборотистых иноземцев становится панацеей от вызревшего абсурда. А попытки уговорить трудолюбивых соотечественников переселиться из урбанистически насиженных мест в места не столь отдаленные - в лучшем случае лишь жест доброй воли, если не откровеное шапкозакидательство. Надеяться на то, тысячи оптимистов и энтузиастов, позарившись на заросшую пыреем и осотом чужбину, начнут активное переселение, пусть даже с могучими преференциями и властной поддержкой, - не более, чем создание воздушного замка в "потемкинской деревне". Но имитация в державе- дело обычное.

Шуршит, конечно, некая экспансия постмодернистких деревенских настроений. Порой рассказывают о неких дауншифтерах - амбициозных людях, не желающих мириться с обозначившейся невостребованностью и коммунально уходящих на село. Мало того, что кроме рассказов об этих отщепенцах ничего иного не слышно, но даже маловероятное появление на деревенской околице десятка-другого отставных менеджеров отнюдь не грозит сельской революцией.

Дауншифтеры могут слушать кузнечиков, пить чай из самовара и бренчать на все той же балалайке, но не стоит ожидать от них возделывания картофельных полей. В лучшем случае менеджеры-неудачники потратят оставшиеся у них денежные знаки на деревенское молоко и натуральный самогон, после чего, окрепнув душой и телом, вернутся в города в поисках лучшего применения своим талантам. Но даже то, что они потратят деньги именно в деревне, станет существенным подспорьем для сельского населения.


Зато обозначившийся процесс скупки дешевой недвижимости в отдаленных деревнях сулит перспективы масштабного развития дачного движения. При нынешней повальной автомобилизации двести верст уже не крюк, а возможность организовать для своей семьи спокойный экологический отдых без городской суеты и нервотрепки. Появление даже одной дачной семьи среднего городского достатка дарит селянам возможность приработка - помощь в обустройстве хозяйства, как правило, вознаграждается, а свежая деревенская сметана оплачивается.

Домик в деревне, конечно же, не коттедж в пригороде, но тоже собственность, которую, как ни странно, пока еще можно купить довольно дешево. Дополнительная опора под ногами никому еще не помешала. Или, хотя бы, отселить из городов-миллионников пенсионеров - тоже тема.

Развитие дачной волны выгодно муниципальным властям - возрастают местечковые налоги, но не интересно властям региональным - рапортовать не о чем, да и специальных программ для дачного развития пока еще не придумано. Нет, вероятно, в этом гламурного патриотического пафоса.

Да и не нужно это властям. У них есть более насущные дела. Поэтому вполне уместно ждать, что из-за бугра прибудут желающие уральские поля возродить да и сплясать на земляничных полянах "барыню".