Хотите почувствовать, каково оно - прыгнуть в первый раз с высоты 800 метров? Это потом уже пойдут километры высоты, затяжные прыжки, а все начинается с самого-самого первого... Первый прыжок, как первый поцелуй, - не забывается никогда...
ВДВ – это навсегда!
Воздушно-десантные войска в СССР были элитой
Многие почему-то ошибочно считают, что главное в десанте - прыгать с парашютом. Нет, прыжки с парашютом – лишь способ доставки десанта на поле боя. Конечно, они очень важны, ведь решаясь покинуть самолет в первый раз, человек проходит испытание на мужество. И не только при совершении первых прыжков.
Один испытатель парашютов мне признался в медсанбате… Мы вместе лежали в палате со своими травмами и переломами. У него было 1600 прыжков. При не совсем удачном приземлении у него лопнул стальной винт, который скреплял поломанные ранее кости ноги. И он сказал мне:
«Чем больше прыгаю, тем больше боюсь, зная, какие ситуации случаются в воздухе, при приземлении и какие «сюрпризы» может преподнести тот же самый парашют»…
Поэтому, повторюсь, прыжок с парашютом – это лишь способ доставки десантника на поле боя, в тыл врага. А вот его боевые навыки и уже приобретенное умение преодолевать страх, гордость за славные традиции ВДВ и определяют высокую боеспособность как воина. Но, конечно, без прыжков не может быть и десантника.
Офицерский состав в ВДВ состоит из «жестких профессионалов» - выпускников Рязанского гвардейского высшего воздушно-десантного ордена Суворова дважды Краснознаменного командного училища имени генерала армии В.Ф. Маргелова. Которые уже приходят в части и соединения опытными десантниками, являясь инструкторами-парашютистами. Они могут руководить укладкой людских парашютов, многокупольных и парашютно-реактивных систем, швартовкой техники к десантированию.
Приходят в войска и другие офицеры-специалисты, из иных военных вузов, где существуют учебные десантные подразделения – отделения или факультеты, - они тоже имеют приличную подготовку. Остальных набирают из других военных вузов, и эти офицеры, прибыв в дивизию, проходят двухнедельные сборы, учатся укладке парашютов, действиям десантника в воздухе и при приземлении, совершают первые три прыжка и… - «Вперед, в большую десантную жизнь».
В ВДВ свершают прыжки с парашютом все – и солдат-каптерщик, и генерал, у каждого своя программа прыжков… Вот и мне вспомнилось, как и почему я пришел в Десант…
Прыжок с высоты
Если честно, я никогда и не мечтал стать десантником. Рост у меня - средний, правда, физическая подготовка всегда была неплохой, не зря же я учился в спортивном третьем взводе первой роты Московского суворовского военного училища. Но я считал, что десантники – это ребята особенные.
И каково же было мое удивление, когда я увидел в 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии в Витебске, что это обычные солдаты. А еще больше удивился ветеранам управления и штаба дивизии – майоры, подполковники, служившие в них, - многие были даже ниже среднего роста. Но они прошли Венгрию, Чехословакию, а некоторые – и Великую Отечественную. Когда я удивился всему увиденному, мне сказали:
- А ты думал, что здесь все здоровяки двухметрового роста с пудовыми кулаками? Да такие вот худенькие ребята как раз и «тянут», такую выносливость показывают, что порой не каждый «здоровяк» выдерживает нагрузки, а эти гнутся, но не ломаются…
Как я попал в дивизию? Я учился на факультете журналистики Львовского высшего военно-политического ордена Красной Звезды училища. Училище готовило специалистов для всех видов Вооруженных Сил СССР и родов войск, а также для 25 государств мира. Поэтому на выпуске в парадном строю стояли плечом к плечу лейтенанты в военно-морской форме, авиационной, воздушно-десантной, общевойсковой, пограничной, с петлицами и погонами внутренних, железнодорожных войск… Соответственно, и стажировались ребята во время учебы в тех войсках, в которые стремились попасть. Не все, конечно, но моряки и десантники – как правило…
На стажировку в Витебск, в 103-ю гвардейскую дивизию ВДВ, я не рвался. Так получилось. Да и, повторяю, никогда не мечтал о десанте. И вот мы после окончания третьего курса приезжаем в Витебск, в редакцию дивизионной газеты «Гвардеец». Со мной приехали Толя Докучаев, Саша Жуков и Артур Геворкян. Ну, приняли нас хорошо, газета – лучшая в ВДВ. Все офицеры в ней – выпускники нашего училища. Связи старые и добрые.
Жили мы в редакции. Ездили по полкам дивизии, на прыжки, на стрельбища. Писали свои заметки, репортажи и корреспонденции. Так как я увлекался фотографией, то делал много снимков на прыжках – при посадке в самолеты, на площадке приземления. Одним словом, работать нам не мешали, относились очень по-доброму, даже наши красные общевойсковые погоны никого не смущали. Разве что местных парней в Витебске, которые нас принимали за МВД и таращились в городе, недружелюбно мыча вслед:
- О, «мэвэдэ»!
Объяснять, что наши погоны отличаются по цвету, было бесполезно. У ВВ МВД погоны были краповые, а у нас, «общевойсковиков», – алые. Ну, да Бог с ними.
Тем более, ребята мы были бравые, девчонок в Витебске было много, так что понятное дело – в семидесятых годах прошлого века в стране очень любили военных, и потому гражданские парни, «пиджаки», смотрели на нас как на потенциальных соперников.
А вот с ребятами-курсантами, тоже стажерами, из Рязанского училища ВДВ, мы сразу нашли общий язык и подружились. Они рассказывали нам о тонкостях совершения прыжков, а мы о них писали в газете. С некоторыми из них я потом выполнял боевые задачи в Афганистане, короче, подружились на всю жизнь. Одним словом, все шло отлично.
Только вот Толя Докучаев и Саня Жуков решили испытать себя – прыгнуть с парашютом. И они добились своего. Переоделись в солдатскую форму, нашли парашюты и прыгнули из «кукурузника» - Ан-2.
Кажется, можно было бы и остановиться, но они решили прыгнуть еще и из большого самолета – Ан-12. Ведь в десанте говорили тогда так:
«Прыгнул из самолета Ан-2 – значит, стал парашютистом, а совершил прыжок из Ан-12 – стал десантником».
Или еще проще:
«Прыгнул из Ан-2 – стал вороной, прыгнул из Ан-12 – стал орлом».
Кстати, поговорка в ВДВ, очень, между прочим, точная:
«ДЕСАНТНИК – ЭТО ТРИ МИНУТЫ ОРЕЛ, А ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ ВРЕМЯ – ЛОШАДЬ (ВЕРБЛЮД)».
Понятное дело – три минуты в небе, а потом на земле – быстрый сбор на площадке приземления, захват объекта, последующий рейд… И везде бегом, бегом, бегом… И все твое имущество при тебе – с чем десантировался, тем и довольствуйся – и в ходе рейда, и на привале, и днем, и ночью, и летом, и зимой…
Одним словом, Толе Докучаеву и Саше Жукову удалось стать и парашютами, и «десантниками». А мне почему-то все было «попендикулярно», как говорил персонаж из известного романа Вениамина Каверина «Два капитана». Я писал о прыжках, и писал правильно. Ведь для этого есть учебники, инструкции, наставления, да и надо уметь слушать людей, они все расскажут, о всех нюансах и тонкостях, о своих ощущениях, переживаниях, только записывай в блокнот, тем более, у нас были прекрасные консультанты – курсанты-стажеры из Рязанского училища ВДВ. Написал корреспонденцию, показал курсанту-десантнику, а это уже почти офицер, он все подскажет, все поправит. И статья отличная.
Одним словом, не стремился я прыгнуть и не завидовал товарищам. Я же не собирался стать десантником. Была какая-то лень – бегать на укладки парашютов, ловчить, искать способы… Зачем терять время… Но тут Саша Жуков вознамерился совершить еще один – третий прыжок с парашютом из самолета Ан-2. А три прыжка – это уже третий спортивный разряд. Более того, Саша хотел сразу совершить два прыжка, как офицеры, и заготовил себе два парашюта. «Ну, есть у парня стремление, и удачи ему», - подумал я.
И вдруг во время обеда подходят ко мне ребята из нашей типографии – Коля Бабичев и Саша Михайлов и говорят, что они уложили один парашют и для меня. А мы подружились с этими солдатами. Я их потом уже лейтенантом отправлял «на дембель» в 1976 и 1977 годах…
- Прыгнешь, Саша? – спросил Коля Бабичев.
- Да если такая возможность есть, то какие вопросы? – удивился я. – Но вот редактор, Владимир Иосифович, что он скажет, он же тоже едет на прыжки…
- А давай мы с тобой к нему домой сбегаем, он же рядом живет…
Так и порешили. «Махнули» через забор и через пару минут были у гвардии майора Владимира Иосифовича Галдилова.
Удивительной доброты, скромности и порядочности был этот офицер. Он уже собирался увольняться в запас. Более тридцати лет службы, и вдруг такое – а случится что?.. Поэтому я не верил, что гвардии майор Галдилов даст разрешение. Но он нас выслушал, подумал и разрешил.
Мне солдаты нашли комбинезон, порядком испачканный белой краской, берет дали, ну, и после обеда мы поехали. Стоим на пересечении Московского проспекта с улицей Черняховского в ожидании машины, и тут Галдилов решил меня проэкзаменовать. Спрашивает, где находится кольцо запасного парашюта.
Я замешкался, начав вспоминать фотографии, которые сам же и делал. А солдаты жестами показывают мне, где находится это кольцо. Они стоят за Галдиловым, и «семафорят» мне. Я так разволновался, что показал кольцо не слева сбоку, а справа – сыграло злую шутку «зеркальное» отражение. Майор Галдилов что-то проговорил и отвернулся. У него был небольшой дефект речи, и когда он волновался, его немного «клинило».
Ладно, приехали мы на аэродром. Я только что собрался надевать парашют, кстати, ни разу не надевал его, не знаю, как правильно это сделать, но тут подходит корреспондент-организатор газеты гвардии лейтенант Валерий Семенович Шилкин и говорит, что ему не привезли второй парашют и он отбирает у меня мой. Я обиженно «возопил»:
- Товарищ лейтенант, Валерий Семенович!..
Но Шилкин сделал каменное непроницаемое лицо, бесцеремонно забрал мой парашют и удалился. С того момента я его возненавидел. А через год, когда я попал служить в редакцию, мы подружились. И подружились на всю жизнь. И тогда, летом 1976-го, Валера мне сказал, что забрать парашют ему приказал редактор Галдилов. Понятное дело, зачем рисковать перед увольнением в запас.
Валерий Шилкин - добрейший, честнейший офицер, он всегда был душой коллектива. Летом 1984 года я его сменял на должности редактора в Болграде Одесской области.
Одним словом, стою я на аэродроме в «чмошном» комбезе, испачканном белой краской, и думаю о том, что все уже пропало окончательно. И вдруг вижу, как Саня Жуков тащит второй парашют. Ну, тут уж, извините, моего кадетского, суворовского «натиска» оказалось достаточно.
- Саня, - говорю, - отдай парашют!
- Да я хочу, как офицеры, два раза прыгнуть!
- Хватит с тебя и одного, - авторитетно заявляю. - И так у тебя уже будет третий разряд и три прыжка…
- Да я хотел…
- Слушай, Саша, ты же знаешь, что у меня завтра - день рождения, вместе же поедем в парк Мазурино отмечать. Так сделай же мне подарок не завтра, а сегодня!..
И Саня Жуков сдался. Я схватил и стал надевать парашют. Все видел со стороны, все казалось простым и понятным, а когда начал надевать, не получается то, не так это. А там торопят, впереди уже сформировали корабль из офицеров и прапорщиков, но не хватает только одного человека, поэтому мне кричат:
- Быстрее, боец, быстрее!
Я кое-как надел на плечи лямки парашюта, стал пристегивать запасной. Все не так, все торчит, топорщится. Офицер воздушно-десантной службы помогает мне надевать парашюты и матерится, дескать, погнал бы тебя с контрольных линий к чертовой матери, да жалко офицеров, одного человека не хватает.
Короче, поставили меня в строй. И тут - команда:
- Застегнуть клапана.
Все повернулись направо и стали застегивать на ранцах клапаны впереди стоящему. Впереди меня был гвардии капитан Татищев, начальник штаба отдельного батальона связи дивизии. Специфический был человек. Я и говорю ему:
- Товарищ капитан, я первый раз прыгаю, вдруг не то вам пристегну…
Он молча повернулся ко мне, застегнул клапаны, а ему застегнул другой офицер. И вот я в самолете. Предпоследний, так как вес у меня где-то килограмм 55. А последним прыгает маленький суетливый старлей – помощник коменданта гарнизона, который нас постоянно останавливает в городе. Смотрю, его «футболят» назад, да еще и подтрунивают на ним. В войсках не любили «комендачей». Это мне нравится: «Что, отливаются кошке мышкины слезы? Не будешь таким дотошным и назойливым, а то цепляешься ко всем подряд»…
Одним словом, взлетели. Первым сидит у двери слева гвардии прапорщик Витя Синюков из ДОСов, – «тылов дивизии» - дивизионных объединенных складов. Свойский мужик, шутник, балагур. Здоровенный такой… А в самолете Ан-2 все распределяются по весу. Первые – самые тяжелые. Самые легкие – в конце. Первыми прыгают четыре человека с левого борта, сразу же опускают сидения, а потом идем мы – правый борт.
- Есть, кто первый раз прыгает? – кричит невысокий пожилой майор- выпускающий.
- Есть! - кричу я.
- Кто ты?
- Курсант-стажер!
- Не бойся, курсант-стажер, если что, я тебе в воздухе помогу!
Это меня рассмешило: «Да, поможете вы, товарищ майор, мне в воздухе!.. – мысленно усмехнулся я. – Как бы не так»… Майор-выпускающий увидел, что я усмехнулся, и подошел ко мне:
- Держись, сынок, правой рукой не за вытяжное кольцо, а за лямку сверху него. Отсчитаешь в воздухе: пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три, перехватишь рукой кольцо и выдернешь, но только вниз, чтобы тросиком по глазам не ударило…
- Хорошо, - отвечаю я.
Что кольцо вниз тянуть надо, это я знаю. Читал инструкции. А вот держаться за лямку сверху – это что-то новое. Но потом я всегда так и делал. Опытные десантники знают, что если ты держишься за кольцо, то можешь споткнуться в самолете, зацепиться за что-то, рука пойдет в сторону, и парашют вывалится в самолете. В лучшем случае, прекратят выброску десанта, подведешь тех, кто не успел выпрыгнуть из самолета из-за тебя, в худшем - может быть трагедия. Такое потом случалось.
Позже я совершал прыжки и никогда не успевал заметить тот момент, когда я перехватываю кольцо, не успел об этом подумать, а рука уже не на лямке, а на кольце, когда я уже в воздухе.
Короче. Набрали высоту. Площадка Комары – километров 10, а то и меньше от аэродрома. Загорелся зеленый плафон: «Пошел».
Первым «сиганул» вниз прапорщик Витя Синюков. Самолет резко качнуло. «Ну, и мужичище!» - краем сознания мелькнуло у меня в мозгу. Левый борт ушел, пошли к двери мы. Я думаю, подойду, гляну вниз, а потом уже прыгну. А тут все конвейером… Друг за другом… Я подошел к двери, и майор-выпускающий, поддержав меня, чтобы я ни за что не зацепился, крикнул:
- Давай, сынок!
И я оттолкнулся. Неправда, когда говорят, что молодым десантникам пинки дают, чтобы они решились прыгнуть. Меня просто по-отцовски поддержал майор, и я спокойно прыгнул. Ну, ощущения описывать сложно. Я выпрыгнул, зеленый корпус самолета оказался где-то вверху, я летел вниз по диагонали по отношению к нему, он с ревом улетел, а я, оказывается, уже перебросил руку с лямки на кольцо и слушаю треск работающего страховочного прибора.
Считать не стал, так как не успел начать отсчет. И тут я резко провалился вниз. Дух захватило. Падал вниз грудью вперед. А потом, словно меня кто-то поймал на лету, и не только поймал и остановил, а сразу же резко поддернул вверх. Парашют раскрылся, а кольцо я не успел выдернуть. Гляжу на кольцо и думаю, может, выдернуть на всякий случай? Но потом успокоил себя – коль на приборе раскрылся, значит, на приборе. Уже парашют обратно не сложится. Ну, до земли летел с удовольствием. Рассматривал местность. Красиво.
Перед землей сгруппировался, развернулся так, чтобы земля уходила под ноги, и – касание! На ногах я устоял. Тогда я еще не боялся земли. Хотя потом никогда не стремился удержаться на ногах. Бывает, в воздухе ты не замечаешь порывов ветра, а при приземлении так рванет, «припечатает», что кубарем можешь покатиться. Поэтому лучше всего – падение вперед – и подтягивай стропы, чтобы погасить купол парашюта.
Одним словом, я приземлился благополучно. Сложил парашют, отнес его на пункт сбора. И тут офицеры говорят:
- Твой друг, курсант, в конце площадки приземления висит на дереве. Просил, товарищи офицеры, снимите меня, но мы же спешим на второй прыжок. Послали выручать твоего товарища солдат. Уже сняли, наверное.
«Ну, вот и все решение вопроса, - мысленно усмехнулся я, адресуя мои размышления Сане Жукову, - как видишь, Саша, не судьба была тебе сегодня сделать два прыжка. Спасибо, что отдал второй парашют мне. А вот я и не думал, что сегодня прыгну».
Я попросил у кого-то из солдат сигарету. Мне дали папиросу «Беломор». Я затянулся, и не почувствовал горького вкуса дыма. Дым показался сладким. Я выбросил папиросу, прошел метров пятьдесят по площадке приземления и попросил у знакомого курсанта-стажера из Рязанского училища ВДВ сигарету «Прима». Закурил, но и она тоже показалась «сладкой». Я удивился и рассказал о своих ощущениях товарищу. Тот посмеялся:
- Слишком большое нервное напряжение у тебя было, ты знаешь, что при первом прыжке теряют килограммы веса? Вот и у тебя так…
Генерал далеко
На следующее утро, 25 июля 1975 года, нас у редакции построил гвардии майор Владимир Иосифович Галдилов, вот-вот должны были подъехать из штаба дивизии старшие начальники – начальник политического отдела дивизии гвардии полковник Мезенцев и начальник политического дела Воздушно-Десантных Войск генерал-лейтенант Иван Иванович Близнюк. Добрейший был генерал. Всегда говорил:
- Начальника политотдела дивизии снимают только за две вещи – партучет и редакцию с типографией.
Поэтому он, приезжая в дивизию, всегда инспектировал редакцию. И все были рады ему. Потому что нормальный был генерал, разносов не делал, а вникнуть в суть проблемы и дать потом команду решить ее всегда мог. В общем, стоим, ждем. Галдилов подходит ко мне, пожимает руку, поздравляет с днем рождения, и больше обычного заикается:
- К-колотило, т-ты даже не знал, где находится кольцо запасного парашюта. Но вообще-то т-ты м-м-м-олодец!
На последнем слове майора особенно сильно «заклинило». Травма, контузия… И тут приехали начальники политических отделов. Генерал-лейтенант Близнюк тоже меня поздравил с днем рождения и с первым прыжком и приказал всех нас наградить грамотами.
- Мы этих ребят готовим для ВДВ, - сказал Иван Иванович, - так что всех потом запросим после выпуска к нам.
Грамоту мне вручили, она где-то до сих пор хранится в моих архивах. Красивая грамота. Там нарисован десантник, который удерживает после приземления за стропы купол парашюта. И написано: «Награждается курсант Колотило Александр Александрович за мужество и умение, проявленные при совершении парашютных прыжков». Вот как! Наизусть выучил.
Пользуясь случаем, мы обратились с Близнюку:
- Товарищ генерал, а нам не разрешают прыгать… «Вэдээсники» посылают нас подальше…
- Скажите, что генерал-лейтенант Близнюк лично разрешил прыгать всем курсантам-стажерам!
Вдохновленные, мы на следующий день побежали на укладку парашютов. Но наш пыл «остудили» офицеры воздушно-десантной службы:
- Генерал приехал и уехал, а отвечать за вас нам. Так что, ребятки, приедете офицерами на следующий год. Пройдете курс подготовки, сделаете под нашим руководством по три прыжка и - вперед, в большую десантную жизнь!
Так оно потом и получилось. Во всяком случае – в отношении одного меня. Ведь из четырех стажеров попал служить в ВДВ только один я. Между прочим, о моем первом прыжке написали ребята, кажется, Толя Докучаев, заметочку в нашу газету «Гвардеец». Нельзя было указывать, что я курсант, так что назвали меня «гвардии рядовым». Заметка была примерно следующего содержания:
«Первый прыжок с парашютом гвардии рядовой Александр Колотило совершил в свой день рождения... В самолете и в небе Александр действовал умело и решительно, а на земле принял поздравления товарищей».
Только не в Каунас!
Как ни странно, но и после совершения своего первого прыжка я не «воспылал» страстью к службе в ВДВ. Учился отлично. Мечтал попасть сразу же в газету армии ПВО – корреспондентом, капитанская должность. А если повезет – то и в газету военного округа, там уже у корреспондента-организатора майорская должность. А значит – прямая дорога через несколько лет в военную академию.
И тут перед выпуском приехали «покупатели» из штаба ВДВ - кадровики. Им надо было «засватать» трех выпускников. Двоих они нашли сразу. Кстати, тех, кто никогда не был связан с прыжками и с ВДВ. Просто наобум спросили, и те согласились.
А вот с третьим кандидатом произошла промашка. Одного вызывают, второго, третьего, четвертого - все стучат кулаками себя в грудь и говорят примерно одно и то же: «Я – коммунист, на передний край, на Дальний Восток, только не в десант». Понятно, почему – на Дальнем Востоке не надо прыгать, чтобы получать льготное исчисление службы, хорошо платят, да и в «пехоте» продвижение быстрое, а в ВДВ, если и отпустят в академию, то лет через десять. Считай, военная карьера на майоре может и закончиться.
Полковник Михалев из штаба ВДВ совсем было выбился из сил. И тут вдруг кто-то из комиссии вспомнил, что наши ребята порой стажируются в дивизионных газетах ВДВ.
- А кто из выпускников стажировался? – спросил полковник Михалев.
- Курсант Колотило, - вспомнил начальник факультета журналистики полковник Александр Иванович Бабушкин.
- Так давайте сюда этого выпускника! - оживился Михалев.
Я пришел, меня усадили на стул напротив полковника Михалева, и он сразу «взял быка за рога»:
- Александр Александрович, давайте сразу так: вы пойдет в ВДВ или нет?
- Пойду, - спокойно ответил я.
- Вот это уже - мужской разговор. А теперь давайте поговорим о другом…
- Кандидат на диплом с отличием, дисциплинированный курсант, в военном отношении подготовлен отлично, бывший суворовец, отличный строевик, спортсмен, - охарактеризовал меня полковник Бабушкин, который встал позади меня и положил свои руки на спинку стула.
«Ого, - про себя отметил я с восхищением, - а еще неделю назад Александр Иванович «драл» меня за синяк под глазом, допытывался, где я его «заработал» и обещал всяческие кары». Такое бывает. Двинул по молодости с горяча ты кому-то, получил в ответ. И все без обид. Разобрались по-мужски…
- А, кандидат на диплом с отличием? – оживился полковник Михалев. – Тогда вам первому и выбирать: Витебск, Каунас, Тула.
- Куда угодно, кроме Каунаса.
«Уж я-то знаю, - подумалось, - что в Каунасе две дивизии, одна - в городе, а другая - в лесах – учебная. Не хватало еще в нее попасть…»
- А где вы стажировались?
- В Витебске!
- Вот туда и поедете.
Ехал я в Витебск после выпуска, а попал в Тулу. Но потом все переиграли, и я все-таки был перенаправлен в Витебск. Как говорят, от судьбы не уйдешь.
Витебская дивизия стала для меня своего рода «первой любовью». Более пяти лет я прослужил в ней, из них - почти два года в Афганистане. Для меня это лучшая дивизия ВДВ – была она такой, таковой и осталась на всю жизнь. А какие люди служили в ней!
Потом – 76-я Черниговская дивизия ВДВ в Пскове, затем – 98-я Свирская дивизия ВДВ в Болграде Одесской области… Прыгал с парашютом днем и ночью, зимой и летом - на Д-5 серии 2 («дуб» - неуправляемый), на Д-5 серии 4 – управляемый, перед Афганистаном совершил несколько прыжков на ПСН - парашюте специального назначения, после Афгана – Д-6. Десантировался из самолетов Ан-2, Ан-12, Ил-76, Ан-22 («трамвай» - с него не прыгаешь, а словно сходишь с подножки трамвая – так тебя плавно и резко сразу же высасывает – дверь у самолета полностью ложится на борт, поэтому ты не боишься налететь на нее, как в Ил-76). Были и травмы, и разбитое колено, с порванной связкой прыгал на парашютах, причем, дважды, на неправильно уложенных…
Лишь бы стропы не сгорели
Случилось это в мае 1977 года. А дело было так. До обеда я с типографским солдатом ефрейтором Геннадием Миловановым, кстати, он был хорошим поэтом, укладывал сразу четыре парашюта – два основных и переукладывал после зимы два запасных. Работа тяжелая и нудная. Особенно запасные парашюты – ты их пихаешь в ранец, а они не лезут. Уже втихаря крюком «подрабатываешь», чтобы офицер воздушно-десантной службы не заметил. Короче, уложили парашюты и сдали на склад. Идем, довольные, в редакцию. Пятница. Впереди – выходные. И тут ефрейтор Милованов говорит:
- Товарищ лейтенант, мы забыли в обоих парашютах закрыть карманами стропы зачековки.
- Да и ладно, - отмахнулся я.
Однако вечером меня эта мысль начала тревожить. Всю ночь снилась какая-то муть – пожары и прочее. Поэтому я утром собрался и поехал в отдельный батальон связи - во «второй городок». Увидел там «вэдээсника» майора Еременко, хороший был офицер, добрый, относился ко мне, как к сыну. Вообще старшие для нас были и впрямь отцами. Я спросил, что будет, если не закрыть карманы на стропах зачековки.
- Что-что? – переспросил майор Еременко. – Да при раскрытии парашюта могут стропы сгореть. Вот у прапорщика Замарацкого сгорели как-то 14 строп, а ты знаешь, что в случае перехлеста можно обрезать не больше восьми. Не знаю, как ему и удалось приземлиться. Повезло прапорщику… А почему ты спрашиваешь? – насторожился майор.
- Да так, ради интереса, - выкрутился я из неловкой ситуации.
В ночь на воскресенье мне опять снилась всякая ерунда. Но опять же почему-то - пожары. К понедельнику я решил твердо – прыгаю, если что – открою запасной парашют. За выходные, наверное, тысячу раз перебросил руку с воображаемого кольца основного парашюта на кольцо запасного. Уж теперь-то я знал, где находится это кольцо «запаски». С того дня я всегда перед прыжками по привычке «бросал» руку несколько раз с кольца основного парашюта на запасной. Отработал все на всю оставшуюся жизнь.
Итак, был допущен одинаковый дефект при укладке обоих парашютов. Первый прыжок прошел нормально, только стропы раскручивались долго, поэтому я и недооценил опасность приземления, ведь главное – стропы не сгорели, может, мой небольшой вес сыграл свою роль А тут я вижу, что лечу прямо в кювет…
Меня так «припечатало» на его склоне и да еще и «провернуло», что нога прямо «зазвенела»… «Провернуло» - потому что в момент удара я выпустил из рук перекрещенные лямки. А тут порыв ветра, и очень приличный. Как говорят в таких случаях, все сошлось воедино.
Кое-как погасил купол, полежал пару минут, ощупываю ногу. Вроде кость цела. Попробовал подняться – нога держит. Но чуть в сторону – адская резкая боль. А тут старшие офицеры зовут, чего, лейтенант, копаешься, быстрее, на второй прыжок опаздываем…
Доковылял я до ГАЗ-66-й, сел прямо на пол в кузове, 30 километров от Савченок до аэродрома Северный, и опять прыжок. В самолете колено окончательно распухло. Не сгибается, боль сильная. Можно было отказаться. Но как раз прыгали новички. И одного из них вернули назад в самолете на аэродром – «отказчика». Вышел он, понурив голову, и все его буровили взглядами, кто с презрением, а кто – это касалось новичков – с опаской: неужели там так страшно?
И вот я подумал, самолет вернется и выйдет из него… лейтенант. Вот это позорище! И я дохромал до двери и просто вывалился из самолета. Стропы опять сильно закрутились и опять не сгорели. Но теперь я уже боялся земли. Кто получал травмы, то знает, что это за «боязнь приземления» - хочется одной ногой землю заранее «пощупать», и при этом обязательно поломаешь ноги, а то еще случится что и покруче – можно и позвоночник сломать… Но я собрал всю волю и приземлился, даже на ногах удержался – так больно было падать набок. Потом – гипс, костыли… Много чего было… Так я и стал десантником…
Фото: wikipedia.org
© «Белорус и Я»
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите канал, подпишитесь и поставьте лайк!