Глава 51
Сквозь сон Андрей почувствовал, что кто-то провёл по его лбу рукой. Голова гудела. От этого он и начал просыпаться – от неприятнейшей головной боли. Потом ощутил руку у себя на лбу и потом – мерзкий привкус во рту. Никакой информации извне мозг больше пока не обработал, зато подкинул воспоминание – вчера они с Ромкой были в клубе. И там он выпил столько, сколько не пил ни разу в жизни. Немудрено, что даже не знает, где сейчас лежит. Если дома – то кто рядом? Если не дома – то у кого? Хотя какая разница. Главное – чтобы прошла боль в голове. Надо немного полежать спокойно. Возможно, станет полегче. А если не станет – стоит озаботиться поисками анальгина или чего-то подобного. Кто-то был рядом, и Андрей теперь это чувствовал. Но глаза не открывал. Сосредоточился на том, что не нужно шевелиться. Однако картинки вчерашнего вечера принялись потихоньку всплывать в мозгу, и лежать спокойно становилось всё сложнее…
Идея с каким-то там клубом сразу показалась ему не очень хорошей. Они с Ромкой и девчонками вполне могли бы посидеть в любом баре, пообщаться и считать, что это – в честь дня его рождения. Но Ромка настаивал. Тем более что сам он свои двадцать лет не отмечал, и Андрей понимал – ему хочется яркого праздника с долей идиотизма. Впрочем, клуб, куда Ромка его приволок, был очень даже ничего – небольшой, интересно оформленный. Кроме бара тут было два зала – в одном и должен был состояться праздник, во втором что-то отмечала другая компания. Гостей Ромка, конечно, наприглашал по непонятному Андрею принципу. Несколько парней-однокурсников и целую толпу малознакомых и вовсе незнакомых девчонок. Объясняя это тем, что тут в клубе будет стриптиз и мало ли какие ещё безобразия, в которые не страшно пуститься при боевых товарищах-однокурсниках, но вот одногруппницы при этом совершенно излишни. Андрей не собирался пускаться в безобразия, но вдруг решил – почему бы не напиться. Нет, он помнил о последствиях, о головной боли, однако в тот момент ему это показалось не очень крупной платой за снятие накопившегося стресса.
Он и не предполагал, что так остро будет реагировать на присутствие Изотовой в компании. Думал – где он и где она. Бегает по подиуму и пусть себе бегает. Он туда не забирается. У него нет никаких дел в мастерской и демонстрационном зале. Его дела – в отделе продаж и в кабинетах родителей. Тем не менее, ощущал напряжение, стоило Лере мелькнуть где-то неподалёку. И если бы она лишь мелькала. Так нет, кидалась к нему, только завидев. Как минимум сказать какую-нибудь глупость вроде «чудесный сегодня день», как максимум – попытаться обнять. Это она делала в чьём-то присутствии, очевидно, надеясь показать, что они не просто знакомые. Андрей злился. Если бы Изотова сказала что-то вроде: «Прости, я по малолетству совершила глупость, в которой очень раскаиваюсь», признала бы свою вину и оставила его в покое, он бы уже ничего по её поводу не испытывал. Да, бывает, люди совершают поступки, а потом ужасаются – как они могли. Это нормально. Поведение же Леры, которую он убедительно просил не подходить к нему больше, было ненормальным, навязчивым и выводящим из себя. И что делать? Отталкивать и орать? Простое избегание не очень работало, а ничего больше он пока не придумал. На фоне Лерки вдруг понял, какое сокровище Катенька. Даже во время её заскока с санитарной травлей в лагере она была не так противна и быстро всё прекратила, стоило ему простудиться. Вот есть же люди, у которых и в четырнадцать лет больше мозгов, чем у иных в двадцать. Мозгов и такта. Лера создавала ему дискомфорт. Стоило ей появиться в конце коридора, как он чувствовал – сейчас метнётся навстречу, улыбаясь как душевнобольная, и примется нести чушь. Катя же, напротив, была источником комфорта. Он даже не предполагал, что может быть столь интересно общаться с человеком на пять с половиной лет младше тебя самого. Это же такая пропасть. Обычно Катя сидела в отделе кадров и помогала его маме приводить в порядок документацию – клеила на папки красиво распечатанные бумажки-метки, расставляла всё так, чтобы сразу было видно, где что находится, уносила в архив уже не нужное. И Андрей, когда выпадало свободное время, тоже шёл в мамин кабинет. Просто посидеть там и потрепаться. Кабинет этот теперь казался самым умиротворяющим местом в здании. Фактически комнатой релаксации. Регулярная нервотрёпка и мысли, что, может, с ним всё-таки не всё в порядке в смысле психики, напрягали. Раз его тянет отдыхать душой с собственной мамой, от которой давно пора, как выражалась Нестерова, сепарироваться, и с мелкой игуаной, по возрасту явно не годящейся ему в подруги, значит, надо что-то предпринимать. Всё это довело его до твёрдого решения – напиться. Так, чтобы наутро ничего не помнить…
Андрей сглотнул слюну и подумал – водички бы. Но ладно, он ещё немного полежит не двигаясь. Тем более что тот, кто рядом, – не шевелится тоже. То есть та… Немного пахло женским дезодорантом. Значит, под боком не Малиновский.
Однако насчёт «ничего не помнить» не получилось. Он лежал и восстанавливал цепочку вчерашних событий. С самого начала. Итак, они оказались в клубе, где ему вполне понравилось. Даже увидев там Кирочку Воропаеву, он не расстроился. Ромка признался, что за помощью в организации обращался к Кристине, и наличие Кирочки теперь, увы, неизбежно. Память сделала кувырок и вдруг выдала картинку, которую он наблюдал куда позже начала праздника, когда Воропаева тихо-мирно потягивала коктейль где-то в уголке зала. Он ясно и чётко увидел Киру, ломящуюся к шесту, где до этого танцевала стриптиз слишком тощая, на его взгляд, брюнетка. Он уже был изрядно пьян, и Кира, судя по всему – тоже. Она лезла туда, вопя, что так станцует любая идиотка, а у неё получится ещё и лучше. Потому что – природный дар. Правда, она говорила про балет, мол, дар – к балету. Причём тут шест в клубе, Андрей не понял, да и не старался понять. К тому времени их компания так шумела, что подтянулись и мужчины из соседнего зала. Все уже вообще как-то перемешались. Андрей, который почти никого не знал, сидел перед подиумом, на котором был этот шест, с бокалом и ещё пытался как-то общаться с однокурсником Лёшкой. У обоих уже заплетались языки и, произнеся фразу длиннее, чем в два слова, они начинали ржать уже не над содержанием реплики, а над тем, как она произнесена. Ромка в уголке целовался с какой-то рыжей. Когда же Кира ломанулась к шесту, Ромка подошёл, положил руку Андрею на плечо и вздохнул. Мол, как только мамашка Воропаевых разрешает Кире общаться с Кристей. И вот результат – алкоголизм и лёгкое поведение не дожидаясь совершеннолетия. Интересно, а Сашенька тоже не прочь поскакать по шестам? Стало смешно, и они хохотали, обнявшись с Малиновским. Ровно до тех пор, пока Кира не стянула блузку, лихо зашвырнув её в толпу. Тут на подиум поднялась девица, которой и положено было там находиться, а Киру потащили два парня, явно из соседнего зала. Затащить куда-нибудь пьяную женскую особь было очень просто. Андрея это возмущало как использование невменяемого состояния партнёра в виде преимущества и почти насилие. Он было дёрнулся объяснить этим дядькам что почём, но Ромка вцепился в его рубашку и обратил внимание, что у одного из них разбиты губа и кулак. Мол, Палыч, если ты сейчас полезешь хамить, они решат продолжить драку уже с тобой. Ребята крепкие, и как бы ты ни трепыхался, дело пахнет очередным сотрясением мозга. Оно тебе надо? Выдохни, мол, и подойдём мирно и спокойно. Скажем что-то нейтральное. Да вообще… ты именинник, это святое. Скажи, что Кира – твоя девушка. А потом дай ей по рогам и сунь в такси. Дошатавшись до этих типов, уже обнимающих Киру, Андрей сказал – извините, но это моя девушка. Захотела потанцевать… для любимого. Кира, которая висела между незнакомцами абсолютно спокойно, кинулась ему на шею и принялась целовать. Кое-как отлепив её от себя, велел одеться и уматывать. Но, конечно, она стала ныть – Кристя уехала, а для родителей она у Кристи. Куда же ей. Ныла, ныла, клялась больше не пить и вести себя прилично. Дальше Андрей воспроизвести события не смог. Ромка принёс бокал с виски и заявил, что пьёт за подвоз мозга в головы всех баб, потому что сейчас там ни у одной мозга нет. Эта доза алкоголя и стала финальной. Сознание начало отчаливать, и если бы Киру уводили с боем, он бы уже, пожалуй, не заметил. Ромка ещё активничал и даже забирался на подиум танцевать с рыжей. А следующее, что Андрей вспомнил сейчас, – они садятся в такси. Он, Рома и Воропаева, которой, видите ли, негде ночевать.
Вспомнив всё это, Андрей почувствовал небольшое облегчение. Всё-таки напиться до потери памяти не так уж приятно, как могло казаться. Но боль в голове не проходила, и, пожалуй, пора было принимать меры, отличные от лежания бревном. С трудом сел, не открывая глаз, переждал взрывы внутри черепа… Вот теперь можно определиться, где он.
– Кира?!
Несомненно, рядом была Кира. А комната… комната отца Малиновского. Они лежат на его диване. Какая-то часть ночи выпала из памяти. Как садился в такси, он помнил, а как выходил? Как оказался в комнате Ромкиного папашки, ещё и не один? Как разделся? Полный провал. Кира рядом куталась в тонкую простынку и улыбалась. Увидел свою одежду на полу, потянулся за ней.
– Ты не скажешь мне «доброе утро»? – поинтересовалась Воропаева.
– А оно доброе?
– Конечно, – заявила Кира. – Доброе утро, чудесная ночь.
– Я за анальгином, – сказал он. Про ночь ничего не помнил, а теперь ещё и опасался вспомнить. Вот чего ему не хватало, так это проснуться с Кирой. Даже если они просто валялись рядом. А если не просто?
От папаши Малиновского осталась картонная коробка с лекарствами «от головы», видимо, в последнее время она у него тоже трещала.
Ориентировался в этой квартире Андрей свободно и, приняв таблетку, поставил чайник, вытащил из холодильника хлеб и колбасу и задумался – наверное, будить Ромку не стоит, возможно, он в своей комнате тоже не один. Кира оделась и скрылась в ванной…
Ромка был один. Вышел, держась за голову, и протянул:
– Вот это я понимаю. День рождения удался.
Увидев же выходящую из ванной Киру, поглядел на Андрея и уточнил:
– Или не очень?