Если мы посмотрим сейчас на все поле когнитивистики, мы увидим, что исследователи равномерно распределены по спектру решения этой проблемы между двумя полюсами.
С одной стороны у нас есть полюс оптимистов, которые считают, что на самом деле все, что нам осталось, это немножко подтянуть методы исследований. И в принципе, когда методы экспериментальной психологии и нейронауки будут в меру развиты, нам этого будет вполне достаточно, чтобы объяснить, откуда берется внутренний опыт и ответить на вопрос "что такое сознание".
И на противоположном полюсе мы увидим скептиков, которые будут стоять на позициях, что загадка сознания никогда не будет разрешена, хотя отсюда не следует что необходимо стремиться к ее разрешению.
Или мы можем обрисовать это поле чуть иначе, разделив полюса тех, кто готов свести сознание к физическим процессам в мозге — полюс редукционистов (или нейроредукционистов, как его сейчас обозначают) и полюс антиредукционистов, которые будут считать, что несмотря на то, что мы можем изучать мозговой субстрат сознания, нам всегда будет его недостаточно для того, чтобы объяснить сознание как таковое.
Да и внутри полюсов мы увидим те же позиции, которые складывались на протяжении всей философии, по меньшей мере, Нового времени.
Редукционисты (точно так же, как Томас Гоббс в свое время утверждал, что мозг вырабатывает психику, как поджелудочная железа вырабатывает желчь) считают, что мы можем полностью свести сознание к работе мозга. В частности Дэниел Деннет или Николас Хамфри считают, что психофизическая проблема надумана, ее вообще не существует. Существует только работа мозга, и весь наш субъективный опыт — это не более, чем его продукт.
Или например, Патрисия Черчленд предполагает, что психофизическая проблема — это на самом деле проблема не онтологическая, а гносеологическая.
Что это означает? Это разрыв не между двумя сущностями — материальным и идеальным (мозгом и сознанием), а разрыв между понятиями. То есть люди придумали себе два набора понятий для того, чтобы описывать работу мозга, и для того, чтобы описывать свой внутренний опыт (свою психику). И по сути дела мы сейчас расхлебываем последствия разрыва между этими понятиями, считает Патрисия Черчленд, а на самом деле за двумя наборами понятий стоит одна-единственная сущность, одна-единственная материальная субстанция.
Антиредукционисты же считают, что свести сознание к работе мозга невозможно. Здесь мы тоже видим несколько разных позиций. Например, до сих пор существуют субъективные идеалисты в духе епископа Джорджа Беркли и Дэвида Юма, которые считают, что на самом деле существует только внутренний опыт, а весь окружающий мир не более, чем его порождение.
Но более распространены в современной философии сознания позиции дуализма, которые, как Декарт, предполагают существование двух независимых классов процессов — физических в мозге и субъективных в сознании.
Здесь, правда, постоянно возникает вопрос о том, что если у нас есть два независимых класса процессов, и мы можем с использованием инструментов нейронауки (особенно методов воздействия на работающий мозг) описать, каким образом физическая реальность влияет на психическую, то нам придется допустить, что сознание, в свою очередь, тоже влияет на физическую реальность, и каким образом описывать эти процессы, куда менее очевидно. И наконец, в антиредукционистской позиции существует такая трактовка взаимосвязи мозга и психики, согласно которой мы можем допустить, что на самом деле психическое — это неотъемлемая часть, неотъемлемая характеристика любого физического явления. Только человеку этот внутренний опыт дан в сознании, а стол, например, такого внутреннего опыта лишен. Но это не говорит о том, что какое-то минимальное психическое есть и у стола, как в свое время считал, например, философ Готфрид Вильгельм Лейбниц, допускавший минимальный внутренний опыт даже у так называемой голой монады или камушка.
Но если мы говорим, что психика — это свойство любой физической субстанции, любого физического субстрата (и в частности мозг как сложная система порождает внутренний опыт, о котором мы можем дать отчет), нам придется допустить, что на самом деле какой-то субъективный опыт присущ каждой нервной клетке, каждому атому в этой нервной клетке, и где предел этого дробления, оказывается, совершенно неочевидно. И каким образом нам собрать сознание человека из вот этих условных сознаний отдельных элементов его тела и его головного мозга — это отдельный, очень важный вопрос.
Современные философы - антиредукционисты считают, что требуются такие методы анализа данных, которые могли бы показать, каким образом информация из минимальных носителей сознания интегрируется, например, на уровне целого мозга, порождая внутренний субъективный опыт, который нам с вами дан. Но возможно, считают представители этой идеологии, стоит чуть-чуть доработать математический аппарат, и мы тоже сможем ответить на этот вопрос. Но так или иначе мы видим, что современные исследователи не то чтобы склоняются к одному или к другому полюсу, они скорее занимают оба полюса. И в попытках понять, как нам изучать сознание, в принципе мы условно можем выделить три основные стратегии.
Первая из них, больше распространенная в философии, предполагает ответ на вопрос: что, собственно говоря, такое сознание? Что мы пытаемся изучать, субстрат чего мы пытаемся найти?
Вторая стратегия в большей степени распространена в психологии — это стратегия от противного, это попытка изучить: что возможно без участия сознания? Какие процессы в нашей психике могут проистекать без участия сознания — неосознаваемо, автоматически? И возможно, вот это движение, предполагают представители именно этой стратегии, позволит нам более точно, четко определить функции сознания и дать его определение.
И наконец, в нейронауках чаще всего мы можем встретить смешанную стратегию, где сравниваются мозговые механизмы обработки информации, которые протекают либо осознаваемо, либо неосознаваемо.
И если посмотреть на современную философию сознания и исследования сознания в нейронауках, мы увидим, что так или иначе любой исследователь берется ответить на два основных вопроса.
Вопрос первый — можем или не можем мы свести сознание к работе мозга, то есть вопрос о сводимости — несводимости (второй этаж психо-физической проблемы).
Вопрос второй — если мы можем свести и объяснить сознание из работы мозга, можем ли мы там его локализовать? Можем ли мы найти, где в мозге сознание, или, опять же, не можем, потому что каждый раз мы будем иметь дело с принципиально разными нейронными ансамблями? Это вопрос о локализуемости — нелокализуемости.
И в эмпирических, в экспериментальных исследованиях возникает третья дихотомия различения процессов, которые субъективно представлены и которые могут протекать без участия сознания. То есть граница между осознаваемым и неосознаваемым, которая тоже далеко не всегда очевидна.