Недавно меня попросили рассказать что-нибудь еще о практике в детском доме. Оказывается, я помню немало о том времени. Этот месяц оставил о себе противоречивые впечатления. С одной стороны, воспитанников-дошколят было очень жаль, ведь я постоянно проецировала ситуацию на себя и понимала, что они чувствуют, как им живется. С другой – подопечные потрепали мои нервы основательно. Просто вымотали! Ни один режимный момент не выполнялся ими без сопротивления. Кроме, конечно, приема пищи. Аппетит у них был будь здоров! Впрочем, как у всех детдомовцев! А в остальном просто караул!
Больше всего я боялась побегов. Шестилетние шкоды спокойно могли рвануть через/под забор, а большую часть летнего дня мы проводили именно на улице. Я то и дело пересчитывала рассыпавшиеся по площадке «горошины», особенно тех, кто постарше, малыши, слава Богу, копошились рядом. Самым хулиганистым оказался Алешка. Белобрысый голубоглазый парень уже перерос дошкольное отделение. В летний лагерь его не рискнули вывезти, так как боялись эксцессов, поэтому мне досталась незавидная участь. Целый месяц я не спускала с него глаз и терпела отнюдь недетские шалости. А он, к моему удивлению, не стремился улизнуть. Было ощущение, что ему нравится донимать и изводить. Далеко не сразу до меня дошло, что таким образом мальчик пытался проявить симпатию, не зная, как это сделать иначе. И я могу его понять- после жесткой и властной Т.... в отделении вдруг появилась я – щуплая, молодая и неопытная – «то, что доктор прописал»! Не знаю, конечно, как я ему, но он точно запал мне в душу и память. На всю жизнь.
Укладывая детей спать, я всегда рассказывала сказку. В эти редкие минуты Леша молчал и слушал. В остальное время пацан пререкался, дразнил, мог ущипнуть и даже ударить, и я рада была, когда в нем побеждал ребенок и он отвлекался на игру. Попросить помощи было не у кого. Практика только на бумаге называлась практикой. По факту я целый месяц отработала в дошкольном одна, не считая няни, не обращающей внимания на мои трудности и ночного воспитателя, который принимал детей уже в сонном состоянии. Вечером дети уставали и легче вырубались, а вот сончас стал проклятием. Малыши конечно засыпали, но воспитанники постарше постоянно будили их криками и возней. Алеша вытворял на кровати такие кульбиты, что она того и гляди могла развалиться. Парень не смыкал глаз ни на минуту. Я промучилась с ним около недели, пока однажды, во время послеобеденного сна в отделение не заглянула медсестра. Заметив происходящее, она молча вышла во двор, сорвала крапиву и вернулась. Увидев Валентину Федоровну с травиной в руке, Лешка тут же нырнул под одеяло. Наступила тишина. Медсестра без лишних объяснений вручила мне веточку и ушла.
Я села на краешек Алешиной кроватки совсем неуверенная в том, что смогу воспользоваться советом. Я прекрасно помнила, как собирала листья крапивы и как долго зудели волдыри. Поэтому больше всего мне хотелось, чтоб пока ребенок прятался под одеялом его одолел сон, и проблема решилась сама собой! Увы! Услышав уходящие шаги парень тут же высунул белобрысую головенку, вскочил и резко выдернул крапиву из моей руки. Сдерживая слезы, с громким нарочитым смехом он бил себя ею по тощему заду приговаривая: «Смотри, мне не больно! Мне нисколько не больно! Смотри!» Ох, Лешка, ты и подумать тогда не мог, что в этот момент почему-то больно стало мне! Совсем растерянная и жалкая я отобрала у мальчишки травину и расплакалась вместе с ним. Половина детей молча наблюдала за нами, половина мирно сопела…
Я не нашла Алешу в соцсетях, уж очень распространенные у него имя и фамилия. Но я надеюсь, что у него все хорошо и среди тех сорокалетних тезок Алексея, что выдал мне Интернет, есть и мой подопечный- белобрысый голубоглазый Алешка.