Часть первая
Однажды Пушкин приехал к любимому дядюшке своему, Василию Львовичу. Приехал он не один, а вместе с другом, Петром Вяземским, тоже известным поэтом. Не ясно тут, готовы ли были они к беде, которая начиналась к тому времени в доме дядюшки Василия, только вынуждены будут они вскоре присутствовать при его кончине. Гости застали хозяина уже в забытье. Тут и произошёл случай, который показал прямо-таки завидное умение Пушкина обернуть даже безысходную драму в вид назидания, придать ей возвышенный поучительный смысл. И не без остроумия. Дядя на миг пришёл в сознание и сказал: «Как скучны стихи Катенина». Пушкин, говорят, даже подпрыгнул от неожиданности и стал просить всех немедленно выйти из комнаты, приговаривая: «Пусть это будут его последние слова».
Пушкин угадал момент точно. Во всяком случае, тот же Вяземский напишет вскоре о словах дядюшки: «Это исповедь и лебединая песня литератора старых времён, т.е. литератора в высшем смысле, литератора прежде всего и выше всего». «Историческое предсмертное слово», скажет он ещё в другом месте. И Пушкин тоже отметил эти слова как знаковые для всей жизни известного поэта своего времени — Василия Львовича Пушкина: «Бедный дядя Василий! Знаешь ли его последние слова? — пишет он Плетнёву в сентябре 1830 г. —Приезжаю к нему, нахожу его в забытьи; очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помолчав: «Как скучны статьи Катенина!» — И более ни слова. Каково? Вот что значит умереть честным воином, на щите, с боевым кличем на устах…».
Не будем искать в этих словах иронии, так свойственной великому поэту. Её тут быть не могло. К тому обязывала обстановка возвышенного и грозного таинства. Последнее слово в жизни. Люди произносят их в обстоятельствах необычайных, донельзя значительных, трагических. Эти обстоятельства делают последние слова заветными, полными тайного символического значения. Потому они и кажутся столь весомыми. Потомки стараются отыскать в этих словах тайный смысл, запоминают их, пытаются разгадать. И это иногда позволяет взглянуть на жизнь известного человека с новой и вовсе неожиданной стороны. Последнее слово зачастую становится объяснением его судьбы.
Надо тут, конечно, вспомнить и то, что была, и до сих пор жива, горькая традиция произносить последнее слово перед казнью, и эта традиция тоже оставила нам любопытнейшие документы. Последнее слово произносили и жестокие преступники, и истинные герои. Попробуем вспомнить те исповедальные и поучительные слова, которыми подвели черту под собственной жизнью десять, опять же, выдающихся наших соотечественников.
Пётр Великий: «Отдайте всё…»
Во весь рост
Явление Петра было исключительно по значению в русской истории. Он, в самом деле, был выдвинут временем, божьим промыслом, чтобы дать России шанс стать полноправной хозяйкой истории. И он достиг, в конце концов, того, что хотел. Русский государь впервые встал вровень с великими людьми своего времени во всемирном масштабе. Пётр один дал такой толчок отечественной истории, что потребовались недюжинные усилия науки, чтобы осмыслить явления петровской эпохи. Заодно, поглядеть, что было до Петра. И только тогда образовалась в отечественном знании наука русской истории. Был у нас один Нестор, а после Петра явились грандиозные Татищев, Болтин, Голиков, Карамзин, вслед за ними Соловьёв, Ключевский, Платонов, Бильбасов, да и ещё целая самородная россыпь. Личность и преобразования Петра не только изменили историю, но стали почвой, на которой выросла великая русская историческая наука.
Пётр Великий о себе
Вот, например, одно из великих общих мест нашей истории. Пётр создал русский морской флот. Можно много рассуждать о беспримерности этого факта. Можно написать немало страниц с перечислением трудностей, которые громоздились на этом пути. А можно вспомнить мелочь, которая одна даст полную картину того непонимания, которое всю жизнь надрывало силы Петра. Однажды ему (дело это было в Воронеже, там он закладывал свои первые корабли) уставшему, захотелось выпить. Водка была, и он вспомнил, как хороша к ней бывает квашеная капуста. Послали к зажиточным воронежским гражданам просить её столько, чтобы хватило на всю компанию. Граждане посоветовались, и решили капусты не давать. Повадится, мол, а потом отбою не будет. Логику зажиточных воронежцев можно, пожалуй, и понять. Кадка капусты, конечно, не великая ценность, да ведь она своя. Так и не смогли они разглядеть из-за этой кадки с капустой будущего величия России, которое, вот оно, встало на пороге с такой нелепой нуждой. Обидно было Петру. Обидно было потом не раз. Так что, подводя в смертной истоме итог своей жизни, он скажет: «Я один тащил Россию вперёд, а миллионы тащили её назад».
Последние дни
В последние дни, в бреду, он часто выговаривал одно и то же: «Я собственной кровью пожертвовал». Это могло означать только то, что он возвращался памятью и казнил себя за убийство собственного сына. Думал ли он теперь, что жертва была напрасной? Кто же теперь то узнает? Но вместе с тем это означало, что думал он с упорным смертным напряжением о России, которая остаётся без него.
Последнее слово
И вот он в последний момент решил, наконец, что-то важное. Рукой, уже утратившей силу двигать пером, последней вспышкой сознания, он одолел только два слова: «Отдать всё…». Рука упала. Он попытался ещё перекреститься, но и это ему уже не удалось. Паралич, который прежде умертвил левую длань, обездвижил и эту. Сознанию своему, однако, он не давал угаснуть. Тяжелые, как жернова, мысли движутся неостановимо вокруг самой нужной сейчас темы. Он сделает великое усилие, чтобы вернуть последним мгновениям своей жизни нужное величие. Смерть, будто в насмешку, именно на этом месте его житейской драмы опускает занавес. Какая логика двигала им, когда помертвелыми губами он выговорил предсмертное повеление вызвать дочь Анну, чтобы именно ей продиктовать важнейшие в жизни слова. По всему выходит — если бы он догадался пригласить Анну Петровну хоть на полчаса раньше, история России сложилась бы совсем по иному. Несомненно, этот короткий путь из женской половины царского дома к той малой конторке, в которой умирал император, был её дорогой к трону. Увы, когда царевна Анна пришла к судьбоносной для неё постели умирающего отца, Господь уже затворил тому уста. Удивительное дело, Пётр Великий до самой смертной поры не догадался озаботиться будущим своего дела. Он, единственный, пожалуй из великих государей, который не оставил после себя завещания. В той исторической свистопляске, которая началась после него, Россия выжила только благодаря своей счастливой звезде и, как видно, исключительной к ней Божией приязни. Так считал, например, Николай Карамзин.
Так говорил Пётр Великий
Указую на ассамблеях и в присутствии господам сенаторам говорить токмо словами, а не по писанному, дабы дурь каждого всем видна была.
Указ Петра Великого от 4 октября 1703 года
Григорий Потёмкин: «Боже мой, Боже мой…».
Во весь рост
Известные события нынешних дней заставили нас по-новому взглянуть на имя и роль в истории Григория Потёмкина. Это именно он убедил императрицу Екатерину II в необходимости колонизации Крыма и создания нашего военного и торгового флота на Чёрном море. Это он настолько умело провёл переговоры с крымским ханом Шагин-Гиреем, что добился бескровного присоединения Крыма к России, за что был пожалован титулом светлейшего князя Таврического. И это Светлейший князь Потёмкин-Таврический сумел добиться невиданных успехов русского оружия малыми силами и потерями во Второй русско-турецкой войне 1787-1791 гг. Отечественные военные историки, которые удосужатся разбирать его бумаги лишь к концу девятнадцатого века, с удивлением отметят, что эту войну следовало бы по справедливости назвать «потёмкинской». Это он придумает написать в приказах знаменитые слова — «Россия или смерть». И это впервые сделает национальное чувство нашим лучшим и благороднейшим оружием.
Потёмкин о себе
В войне нет человека, кто бы так жаден был к победам, как я.
Г.А. Потёмкин — Екатерине II. 25 феврали 1790
Последние годы
В записях Пущкина можно найти удивительное об императрице и светлейшем князе. Оказывается, он видел копию записи о браке Екатерины Великой и Потёмкина. Её, запись эту, якобы, хранила знаменитая возлюбленная поэта Елизавета Ксаверьевна Воронцова. Запечатана эта копия была в специальной шкатулке с секретом, только почему-то она, Воронцова, попросила однажды графа Александра Строганова бросить её в море, когда отправился он из Одессы в Крым. Сберечь тайну, которая хранилась в той шкатулке, велел, якобы, её дед, которым и был светлейший князь Потёмкин...
Нежность Потёмкина к своей морганатической супруге доходила до того, что он сочинил однажды легкомысленную песенку на тему, «червяк, влюблённый в звезду», а в ней такие слова:
Как скоро я тебя видал,
То думал только о тебе.
Глаза твои меня пленили,
И не решился я сказать,
Что сердце глубоко скрывало.
Тут кстати было бы сказать и вот о какой неожиданной тонкости его души. Моцарт, оказывается, вполне мог бы быть русским композитором. Потёмкин узнал о нём, о том, что он недоволен своей судьбой, и через венского резидента графа Андрея Разумовского, вёл с ним переговоры, чтобы перетащить в Петербург. Моцарт склонялся уже к тому, да смерть ему помешала.
Последнее слово
...Однажды, выйдя из церкви, где отпевали кого-то, князь по рассеянности сел в погребальные дроги. Когда очнулся, сильно поскучнел. Случай этот расценил он как предвестие смерти. Вскоре, и точно, тяжко занемог.
Умирал князь в дороге, на широком молдавском шляху. Почувствовав приближение смерти, велел вынести себя из кареты и положить на траву. Не мог надышаться свежим утренним воздухом. Видел, как в небе парит орёл. Прильнув губами к иконе, поднесённой лекарем Санковским, князь сказал: «Простите меня, люди. За всё простите». По другой версии «больной держал в дрожащих руках св. икону, везде и всегда его спутницу, лобызал её, рыдал, взывая, «Боже мой, Боже мой…». Обе версии приведены в классическом сочинении профессора А.Г. Брикнера «Потёмкин» (С.-Петербург. Издание К.Л. РИККЕРА. Невский проспект, 14. 1891). Это были его последние слова. Умер легко. Счастье и тут не изменило ему. Крепко и сильно вздохнул напоследок и вытянулся, будто лёг поудобнее. Искали в карманах его блестящего камзола золотой империал, чтобы положить ему на глаза. Золота не было. У конвойного казака нашёлся медный пятак, которым и сомкнули глаза того, кто только что был могущественнейшим из людей. Так закончилась, возможно, самая блестящая земная жизнь. Оказалось, и самой роскошной жизни требуется в конце не больше медного пятака...
Так говорил Потёмкин
Уничтожить бюрократию стало теперь невозможно, ибо уничтожение её придётся поручить тем же самым бюрократам. Но, даже уничтожив старую бюрократию, они тут же породят новую, ещё более прожорливую, более выносливую и живучую...
Цитата по: Социологические исследования, № 2, Февраль 2010, с. 29-38 «Бюрократия: Взгляды “извне” и “изнутри”». Авторы В. Ф. Анурин, А. М. Садулина
Александр Пушкин: «Жизнь кончена…»
Во весь рост
Роль Пушкина в русской литературе первостепенна. Он творчески освоил высшие достижения поэтической традиции XVIII века и придал ей новый импульс. Положил начало литературному процессу XIX века. Создал эталон русского литературного языка. Ещё при жизни Пушкина сложилась его слава величайшего национального поэта. Пушкину принадлежит бесспорное право считаться отцом новой русской литературы. Уже при жизни назван он был гением, а сразу после смерти «солнцем русской поэзии».
Пушкин о себе
...Одна знакомая Пушкина, очень милая женщина созналась ему как-то, что мало читает. Тот ответил ей очень серьёзно, как редко говорил с женщинами:
— Скажу вам по большому секрету, я терпеть не могу читать. Многого из того, о чём я сужу, не читал. Я побаиваюсь чужого ума, а когда читаешь книги, начинаешь понимать, что дураков на свете нет, только у каждого свой ум. Мне ни с кем не скучно — ни с царём, ни с будочником...
Последние дни
Поразительный разговор состоялся у него за три дня перед последней дуэлью. Не с кем-нибудь, а самим царём. Не кому-нибудь, а самому царю рассказал он своё дело с Дантесом. Выходит совсем невероятное — Пушкин рассказал царю о предстоящей дуэли. Они вместе обсуждали возможные исходы этой дуэли и что будет, если роковой случай ожидает именно Пушкина. И вот ещё что плохо укладывается в голове — Пушкин в этом последнем разговоре с царём завещал ему позаботиться о судьбе своих детей. И царь обещал ему эту заботу. Не проще ли ему было позаботиться о том, чтобы эта дуэль не состоялась?
«Встретившись за несколько дней до дуэли с баронессой Вревской в театре, Пушкин сам сообщил ей о своём намерении искать смерти. Тщетно та продолжала его успокаивать, как делала при каждой с ним встрече. Пушкин был непреклонен. Наконец, она напомнила ему о детях его. «Ничего, — раздражительно отвечал он, — император, которому известно всё моё дело, обещал мне взять их под своё покровительство».
Нет, но ведь это просто наваждение какое-то. У всех на виду Пушкин мечется в поисках смерти, только глубокое христианское убеждение в тяжком грехе самоубийства не даёт ему решимости пустить себе пулю в лоб, а никому до этого дела нет.
«Он боялся примет, потому что они всегда исполнялись над ним», — пишет Владимир Даль. Уже сам факт этого напряжённого суеверия говорит о том, что он жил постоянным ожиданием беды. А вот, в последний свой день он демонстративно нарушал все обереги. Он, например, не надел кольца с бирюзой, которое подарил ему Нащёкин. Бирюза, по суеверным поверьям, оберегала от насильственной смерти, и Пушкин никогда не расставался с этим кольцом. Отправляясь на дуэль, уже выйдя на крыльцо, он вдруг вернулся в дом, чтобы надеть шубу. Прежде, если забывал, например, часы, просил кого-нибудь вынести их, а то и вообще откладывал поездку до завтра. А тут вернулся сам…
Последнее слово
10 февраля 1837 после роковой дуэли Александр Пушкин, несмотря на то, что рана причиняла смертную боль, мужественно терпел эту муку. С ним до конца был его друг, врач и будущий составитель толкового словаря, Владимир Даль. Он велел Пушкину не сдерживать боль так упорно. Поэт ответил: «Нет, не надо, жена услышит и смешно же это, чтобы этот вздор меня пересилил!». Впал в забытьё. Потом Даль напишет ещё: «Он вдруг будто проснулся, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: “Кончена жизнь!”. Я не дослышал и спросил тихо: “Что кончено?” — “Жизнь кончена”, — отвечал он внятно и положительно. “Тяжело дышать, давит”, — были последние слова его. Всеместное спокойствие разлилось по всему телу; руки остыли по самые плечи, пальцы на ногах, ступни и колени также; отрывистое, частое дыхание изменялось более и более в медленное, тихое, протяжное; еще один слабый, едва заметный вздох — и пропасть необъятная, неизмеримая разделила живых от мертвого. Он скончался так тихо, что предстоящие не заметили смерти его».
Но вот что удивительнейшее было перед смертью, а может уже и после неё. Почему-то мало кто обратил на это внимание. Пишет опять же Даль: «Тогда умирающий, несколько раз, подавал мне руку, сжимал и говорил: “Ну, подымай же меня, пойдём, да выше, выше, ну, пойдём”. Опамятовавшись, сказал он мне: “Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу по этим книгам и полкам высоко — и голова закружилась”». Уж не душа ли это уже расставалась с его телом?
Так говорил Пушкин
...Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя: как литератора — меня раздражают, как человек с предрассудками — я оскорблён, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал.
Пушкин —П.Я. Чаадаеву, 19 октября 1836 г.
(Продолжение следует)