"Их пепел развеют шальные ветра,
И дым источится во мгле.
Но вера, но правда чиста и светла,
И память живёт на земле".
Этими словами завершается "Лангедок" - прекрасная историческая поэма моего друга - поэта Александра Цирлинсона, написанная в 1969 году и дополненная предисловием в 1992-м.
Мне повезло - я стала обладательницей новой редакции этого произведения, которое уже давно читала в одном из стихотворных сборников автора, - отдельной книжки, вышедшей в 2022 году. Подарок тем более ценен, что тираж его - всего 200 экземпляров.
Признаться, о государстве Лангедок я узнала как раз из поэмы. Сказочное название вполне оправдало печальную, но и прекрасную историю загадочной средневековой страны и её героических жителей, оставшихся несломленными даже перед лицом смерти и забвения. Прочитав её, вы бы поняли, почему Александр Матвеевич, молодой тогда поэт, не смог пройти мимо публикации в журнале "Техника молодёжи" под названием "Загадки пятиугольного замка" и почему спустя трицать лет после выхода поэмы с предисловием он уже в третий раз вернулся к ней. У меня есть ещё одна версия такого трепетного отношения писателя к своему произведению, но о ней скажу позже.
А пока взгляните, как хороша книжка:
Сегодня интернет позволил автору снабдить своё творение изображениями исторического места и персонажей трагедии, разыгравшейся в ХII-ХIII веках на юге Франции. Живописным и таинственным предстаёт перед взором читателя Лангедок.
"Мы в далёком ХIII веке.
В независмом Лангедоке"
Благодатная страна с высоко развитыми культурой, образованием, медициной, математикой, философией, астрономией, где жили счастливые свободные люди, встречает нас на страницах поэмы Монологом трубадура:
"Я иду по земле,
По цветущей земле Лангедока.
Я слагаю баллады,
Под окном серенады пою".
Читая, представляешь себе уютные зелёные улочки, прохожих, приветствующих улыбками счастливого менестреля, нарядных женщин, весёлых детей, безмятежный дух красоты и гармонии...
"Я иду по земле,
И у кажого дома и замка
Поплывут серенады
И коснутся открытой груди".
Трубадур воспевает Любовь, а Совершенные - адепты веры, именуемой религией катаров ("чистых", греч.), - учат своих собратьев - Верующих:
"Мир вечен. Без конца и без края.
Сотворить порочное зрелище
Мог ли Бог,
Землю сотворяя?"
Отрицание креста, как символа веры, отношение к жизнеописанию Иисуса, как к выдумке "католических попов", непринятие христианских обрядов и другие разногласия в вопросах вероучений не могли пройти мимо приверженцев Римской Церкви. Как человеку, с одинаковым уважением и равнодушием относящемуся ко всем религиям, мне легко внимать учению катаров, во многом справедливому, в чём-то заблуждающемуся, как любая религия на земле. Но можно себе представить, что значило оно для религиозных фанатиков во времена позорной инквизиции, прикрывающих жажду власти и наживы "чистотой нравов"...
Символом злобы и алчности становится в поэме "будущий "святой Доминик", посланный папой Иннокентием III и королём Франции Филиппом II Августом:
"Я внушал неразумным
Слово Божье.
Я склонял к правой вере
Ночью и днём!
Но катары - глухи.
Их склонить можно
Только мечом и огнём".
Поэма интересно построена: повествование ведётся каждый раз от первого лица - в форме монологов персонажей. Вслед за трубадуром и испанским монахом мы знакомимся с Иннокентием III и крестоносцем.
О жестоком противостоянии 50-тысячной армии крестоносцев и жителей Лангедока, объявленных еретиками, Александр Цирлинсон говорит пленительным языком поэзии - кратко, красочно, легко, почти музыкально. Но воображение рисует страшные картины многократных падений и восстаний непокорного народа, сломать который старались два католических лидера и три короля на протяжении нескольких десятилетий.
"Ну а здесь, среди гор,
Несмолкающий гул -
Катапульта работает без передышки.
Надо взять последний оплот - Монсегюр".
Что там произошло - на благодатной земле Лангедока? Почему вечернюю зарю 16 марта 1244 года назвал поэт "кровавой"?
Мне захотелось написать об этой поэме, захотелось, чтобы её прочли. Почему? У меня не раз был опыт: мои книги, казавшиеся мне собственным вымыслом, неожиданно нашли своеобразный отклик в душах некоторых читателей - они уверены, что это сюжеты их прежних воплощений... Не знаю, как вы, а я верю в вечную жизнь и перерождение, поэтому мне и подумалось: а не оттого ли так глубоко задела автора поэмы "Лангедок" случайно прочитанная в журнале история, что сам он был в одной из прошлых жизней своих её участником? Может быть, это не фантазия: "Я иду по земле. Улыбаюсь случайным прохожим", а - воспоминание души? Впрочем, вряд ли Александр Матвеевич сам так считает, а проверить это невозожно...
"Лангедок" - трагедия, но что-то очень светлое остаётся на сердце после прочтения. Наверно оттого это ощущение, что учение катаров давало уверенность им в ненапрасности принесённой жертвы... А ещё поэма А.М. Цирлинсона по духу очень близка для меня с давно прочитанной в школе балладой Р.Л. Стивенсона "Вересковый мёд", тоже воспевающей любовь к своей Родине, верность её ценностям, бесстрашие перед жестокостью врага, стойкость, благородство, величие Духа. И по настроению - очарванию сказки - эти произведения перекликаются.
И, знаете, как-то очень пришлась к месту для меня история, рассказанная Александром Цирлинсоном, в свете происходящего сегодня в мире... Символично, что более полувека назад поэт написал в поэме такие строчки:
"Где-то земля есть огромная - Русь.
Там навек полегли
Тевтонские рыцари".
ЧИТАТЬ ПОЭМУ "ЛАНГЕДОК" ПОЛНОСТЬЮ