Глава четвёртая. Царь Лаий. ["Загадка Сфинкса. Сказка про древних богов, богинь, царей и богатырей"]
Одновременно с тем, как в Фивах царствовал правнук Кадма Лаий, в Коринфе правили царь Полиб и его жена царица Меропа. И рос у них наследник, мальчик по имени Эдип.
Коринф, как известно, расположен на узком Истмийском перешейке, который соединяет Пелопоннесский полуостров с материковой Грецией. Любой пеший путник, проходя из одной части Эллады в другую, никак не мог миновать Коринф. Да и не только пеший– основные морские маршруты, которыми следовали в те времена суда, обязательно включали остановку в одном из двух портов Коринфа. Да, в Коринфе было целых два порта: первый– на западном берегу, омываемый Коринфским заливом, и второй– на восточном, здесь плескались воды Саронического залива. Коринф был единственным в мире городом, расположенным одновременно у двух морей.
Все прибывающие в Коринф путешественники доставляли сюда новости с разных краёв света. Времена тогда были дикие. Ещё не изобрели ни Интернет, ни газеты, ни радио, ни телевидение. Даже настоящих книг ещё не придумали. Самые важные сведения записывали на листках пергамента, которые скручивали в свитки и так хранили. Большая часть информации об окружающем мире, о разных событиях, да и все новости существовали исключительно в устном виде. Люди пересказывали друг другу то, что им было известно, а иногда такие истории переходили из одного поколения в другое. Понятно, что каждый рассказчик добавлял что-то при пересказе или, наоборот, не договаривал историю полностью. Это часто происходило не из-за желания соврать, а в силу особенностей человеческой памяти и мышления. Люди почти никогда не могут сохранить и передать информацию с точностью до мельчайших деталей, а всегда хоть немного, да что-нибудь изменят, сообразно собственным представлениям.
Эдип с упоением слушал все эти стекавшиеся со всего света в Коринф истории, в которых часто невозможно было отличить правду от вымысла. В основном рассказы были жуткие, с подробностями, от которых стыла кровь в жилах.
Как, например, история о кровожадной Ламии, несколько лет губившей младенцев в Аргосе. Ламия была чудовищем, выбравшимся из подземелий Тартара. С виду она походила на женщину, но в ней не было ничего человеческого. Из её пасти наружу выступали отвратительные клыки, костлявые когтистые руки беспрестанно шарили в поисках добычи, вместо волос на голове извивались и шипели ядовитые гадюки, красные глаза горели безумной злобой, всё тело было покрыто безобразными гноящимися язвами. Это существо питалось кровью младенцев, которых она похищала, стоило матери или няньке отлучиться куда-нибудь и оставить ребёнка без присмотра. Ламия обычно утаскивала малыша в укромное место, иногда прямо в родительском доме, и высасывала у него кровь. Выследить её мешало то, что она умела, когда надо, становиться невидимой и даже принимать облик животного – кошки, собаки или крысы.
Аргосцы никак не могли справиться с этим чудовищем. Даже если удавалось застать Ламию врасплох, она ускользала, наслав на людей что-то вроде гипнотического оцепенения, а бывало, что бросалась с остервенением на своих преследователей, впиваясь в них клыками и когтями, от которых потом оставались страшные, долго незаживающие раны. Жители Аргоса готовы были дать любую награду за избавление города от этой напасти.
В конце концов с Ламией удалось справиться молодому аргосскому смельчаку по имени Кореб. Он смог неведомо каким образом устоять перед гипнотическим воздействием монстра, пробил ей грудь копьём и пригвоздил к земле, а затем отсёк мечом голову. Аргосцы потом сожгли останки чудовища.
Таких страшных историй было множество в то время. Люди верили в них. Кто знает, может быть, правды в них больше, чем это может показаться современному читателю?
Когда Эдип вырос, он решил, как это было принято тогда, отправиться к Дельфийскому оракулу, чтобы узнать свою судьбу и предназначение. Полиб с Меропой снарядили его в дорогу, и Эдип бодро отправился в путь. Он добрался до Дельф без всяких приключений и, дождавшись назначенного жрецами дня, вошёл в прорицалище, где его ожидала Пифия, восседая на своём треножнике, установленном над расщелиной, из которой, клубясь, поднимался дурманящий зеленоватый дымок.
– Святая пророчица, что ждёт меня? Открой мне мою судьбу, – дрогнувшим голосом произнёс Эдип.
Пифия молчала, и Эдип повторил свой вопрос. Девушка молча раскачивалась в клубах ядовитого дыма, погрузившись в транс. Как Эдип ни бился, снова и снова спрашивая прорицательницу, ответом ему было только молчание. Отчаявшись дождаться хоть одного слова от Пифии, Эдип уже собрался выйти из святилища, как вдруг девица начала смеяться. Эдип застыл на месте и озадаченно глядел на Пифию, тело которой сотрясалось от приступов смеха. Наконец она подняла руку и, указывая на Эдипа, проговорила сонным голосом:
– Оставь надежду, несчастный. Твоему отцу не спасти свою жизнь от тебя. Не избежать твоей матери выйти за тебя замуж. Ты проклянёшь тот день, когда родился на свет.
Эдип остолбенел. Он ждал, что Пифия скажет что-нибудь ещё, но она, казалось, заснула. Постояв ещё некоторое время перед треножником, Эдип вышел наружу и побрёл прочь. У него никак не укладывался в голове смысл услышанного. Как так может произойти, что он погубит своего отца Полиба, которого очень любил. Может быть, Пифия предсказывает, что его отец погибнет из-за несчастного случая, виновником которого будет Эдип? Да, такое возможно. «Что же теперь делать?» – размышлял Эдип. А что она имела в виду, когда упомянула мать и какое-то замужество. Тут и вовсе ничего не разберёшь. Если ещё как-то можно допустить случайную гибель Полиба по вине Эдипа, то представить, что он может случайно жениться на матушке Меропе, выглядело полной несуразицей.
Однако вне зависимости от того, что предсказание звучало дико и нелепо, следовало что-то предпринять, чтобы обезопасить и себя, и своих родителей. Ведь смысл посещать Дельфийского оракула главным образом в том и заключался, чтобы выстраивать свои поступки наилучшим образом, сообразуясь при этом с пророчеством Пифии. В противном случае можно было бы вовсе никуда не ходить, а сидеть дома и дожидаться, пока само собой произойдёт всё, что человеку предназначено.
Размышляя таким образом, Эдип в конце концов пришёл к совершенно здравому умозаключению, что ему следует теперь держаться подальше от своих родителей. Пусть лучше они будут горевать о нём, чем с ними приключится какая-нибудь беда по его вине. Осталось только решить, куда направить свой путь. Неведомо по какой причине, но Эдипа всегда тянуло в Фивы. Если то, что рассказывают об этом городе, правда, то он, пожалуй, хотел бы там жить. Но сначала имеет смысл постранствовать и посмотреть мир. Начать лучше всего с Пелопоннеса.
Раздумывая обо всём этом, Эдип вышел на развилку дорог. Один путь вёл в Фивы, второй– к Мегаре. Навстречу ему двигалась богатая повозка, запряжённая парой лошадей, которыми управлял средних лет возница. Дорожка была узкая, по обеим сторонам поросшая колючим кустарником, – ни разойтись, ни разъехаться. Кучер даже и не подумал придержать коней и направил их прямо на Эдипа. Тот не растерялся и, ухватившись за упряжь, остановил их. Эдип, будучи сыном царя Коринфа, не собирался уступать дорогу первому встречному.
– Что там такое, Форбант? – раздался из повозки дребезжащий старческий голос, а следом выглянул и его обладатель – седой бородатый старикан, разодетый в золочёные одежды.
–Прочь с дороги!– заорал слуга и кнутом хлестнул Эдипа по плечу. Эдип изловчился, ухватился за кнут, резко дёрнул его на себя и сбросил обидчика на дорогу. Старик приподнялся в повозке и больно ударил Эдипа по голове посохом. Эдип потерял равновесие, и лошади поволокли его по земле.
– Хватай его, Форбант, и тащи сюда! Я выколю щенку глаза. Они ему всё равно не нужны, раз он не смотрит, куда прёт! – бесновался старик в повозке.
Эдип отшвырнул в сторону Форбанта, который попытался напасть на него с кинжалом, выхватил из ножен меч, подбежал к повозке и наотмашь ударил старика мечом по голове. Затем он развернулся и кинулся на кучера, но тот, не желая разделить участь хозяина, бросился наутёк. Эдип нервно огляделся по сторонам и быстро побежал по дороге в сторону Мегар.
На перекрёстке дорог осталась неподвижно стоять царская повозка, запряжённая парой лошадей, которые в нерешительности топтались на месте. В повозке с разрубленной головой лежало в луже крови тело царя Лаия.
[ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ]
Ссылка на следующую главу книги:
Читать предыдущую главу:
© 2022
#книги
#мифология
#мифы
#сказки
#загадка_сфинкса
#литература