- Новый доклад «Махаона», Яков Саулович. – прошелестел адъютант. – Доставлено утром, с фельдъегерем из Харькова.
Подчиняясь кивку владельца кабинета, он положил пакет на край стола и бесшумно растворился.
Фельдъегерская доставка – значит, депеша миновала обычные каналы ОГПУ, а отправилась напрямую линии Совнаркома. Агранов другого и не ждал – он специально распорядился организовать доставку сообщений «Махаона» именно таким образом, через надёжного человека в аппарате секретаря Президиума Всеукраинского ЦИК Василенко.
Он сломал тёмно-бордовую сургучную печать и специальным бронзовым ножичком взрезал плотную бумагу пакета. Пробежал доклад, привычно вычленяя самое главное, и откинулся на спинку кресла, поигрывая карандашом.
Итак, Барченко потерпел фиаско. Конечно, это не катастрофа, как у того немецкого сумасшедшего профессора, хотя без жертв дело и не обошлось – а всё же неудача. Наработать нужное количество «материала» (такой обтекаемый оборот использовал «Махаон»), и уж, тем более, переправить его в Москву не удалось. И это, в свою очередь, сорвало собственные планы Агранова – на Ходынском поле самолёты с их страшным грузом ждали две роты, укомплектованные слушателями Высшей школы комсостава РККА «Выстрел» - кроме обычного своего оружия, винтовок и револьверов, они были оснащены германскими ранцевыми огнемётами «Wechselapparat». Агранов самолично распорядился выдать их со складов трофейного вооружения – изучив предыдущие отчёты «Махаона», он согласился с агентом, что именно огнемёты могут оказаться самым верным средством против «мертвяков», и позаботился, чтобы курсанты получили два десятка этих устройств с баком для огнесмеси в виде бублика. «Вексы» обеспечивали выброс огнесмеси на тридцать-сорок метров, чего вполне должно было хватить для превращения оживших покойников в пепел и уголья. Тем более, что никто не собирался давать им вылезти из их временных гробов - пусть горят вместе с ними, а если понадобится – то и с самолётами, на которых их привезут.
А как убедительно выглядело бы это в докладе о злодейском заговоре в высших эшелонах ОГПУ, который удалось раскрыть и предотвратить лишь благодаря его, Якова Агранова, бдительности! После такого судьба всех имеющих отношение к заговору лиц не вызывала бы ни малейших сомнений – молниеносное следствие, закрытое заседание трибунала Высшей Коллегии, на котором, несомненно, будет председательствовать он сам – после чего немедленное приведение приговора в исполнение. Причём эта участь не минует и Ягоду – пусть он сам и прямо не упоминается в списке заговорщиком – но ведь знал, не мог не знать, как минимум, относился к их плану благосклонно и старался не мешать. А значит – несёт ответственность вместе с прочими, и вместе с ними же встанет к стенке. Менжинского, скорее всего, не тронут, да и сколько ему осталось, с его-то болезнями – отправят в отставку, доживать свой век на какой-нибудь номинальной должности. И тогда единственным кандидатом в Председатели ОГПУ останется он, Яков Агранов – и Сталин, несомненно, поддержит его выдвижение на этот пост, он умеет ценить верных людей.
Но – не срослось. И виновных тут, пожалуй, нет - «Махаон» прав, дело в недостаточной изученности предмета. А значит – пусть Барченко работает дальше, а Бокий с Трилиссером – продолжают строить свои козни. Уж он-то за ними приглядит, а сам – появится на сцене только в последний, решающий момент и сорвёт планы фашистско-империалистических (а каких же ещё?) наймитов и прихвостней.
Он ещё раз пролистал доклад, делая карандашом пометки на полях. Решено: пусть «Махаон» вербует этого парня, Алексея Давыдова - раз уж дело затягивается, то ещё один толковый осведомитель лишним точно не будет, тем более. А ведь он может стать не просто осведомителем – Агранов привык полагаться на свою интуицию, и сейчас она прямо-таки вопила, что этот парень преподнесёт ещё немало сюрпризов…
Что до самого заговора, то лучше пока позволить ему развиваться своим чередом – ни на секунду не прекращая наблюдения, разумеется. Барченко, как ни крути, добился определённых успехов, так что сейчас лучше всего не делать резких движений и подождать. Если у Агранова и были сомнения, то после сообщения «Махаона» о бойне, устроенной сорвавшимися с привязи «мертвяками», от них не осталось и следа. Даже неудача – они ведь считают, что Барченко с Гоппиусом потерпели неудачу? – обернулась поразительными результатами, а что-то будет дальше, если они воплотят в жизнь свои идеи, о которых упоминает «Махаон»? Надо только набраться терпения, выждать - и вовремя прихлопнуть руководство заговора, не дав им возможности воспользоваться плодами своих усилий. Ведь в противном случае - кто знает, какие силы они смогут вызвать из преисподней, чтобы обрушить на политических противников? Нет, эти силы должны подчиняться только ему, и тогда… вот тогда и посмотрим, кто окажется на вершине пирамиды власти, а кто разобьётся о камни у её подножия!
- Итак, Александр Васильевич, вы потерпели неудачу.
Снег скрипел под сапогами начальника Спецотдела ОГПУ. Вынужденный сорваться с важного совещания, которое проводил сам Ягода, он ясно понимал, что это будет стоить ему омерзительного скандала не далее, как сегодня вечером. И произойдёт это в присутствии коллег и соратников, что делало такую перспективу совсем уж невыносимой. Но ждать окончания говорильни было выше его сил – ждать, сознавая, что Барченко торчит на ходынском аэродроме, готовый в подробностях изложить то, о чём он только и думал последние несколько суток.
И вот – изложил. Уж лучше бы молчал, право слово…
- Я предупреждал о такой возможности. – ответил учёный. Вид у него был изрядно потрёпанный, щёку украшала свежая глубокая царапина. – В конце концов это научные исследования, и никаких гарантий успеха тут быть не может. Либенфельс, вон, занимался этим куда дольше нас, и всё равно…
- Только не надо снова о Либенфельсе! – оборвал его чекист. – В вашем распоряжении было гораздо больше ресурсов. Книгу эту чёртову - и ту мы вам отыскали, хотя это было очень нелегко устроить. И в результате - что? Полный провал! Обгадились, Александр Васильич, жидко обгадились…
Барченко скривился – обычно Бокий, даже в минуты крайнего раздражения, не позволял себе переходить определённые границы. И то, что он прибегнул к подобным выражениям, означало только одно: дела обстоят паршивее некуда. И может, и ещё того хуже.
Тем не менее, сдаваться Барченко не собирался. Да кто он такой, этот студент-недоучка, изгнанный за неуспеваемость из Горного института, чтобы учить его, профессора и признанного знатока оккультных наук, как вести исследования? Хотя - среди соратников Бокия по Высшей коллегии ОГПУ образованные люди вообще редкость. Менжинский, выпускник Императорского университета и Артузов с отличием окончивший металлургическое отделение Политеха - это скорее белые вороны, исключения. Общий же тон задают недоучки и откровенно малообразованные типы, всякие там Петерсы, Мессинги и Лацисы. Да и сам Дзержинский высшим образованием похвастать не мог – за плечами у Железного Феликса имелось лишь восемь классов казённой гимназии, после которых он подался прямиком в профессиональные бунтари.
И, тем не менее, раздражать Бокия лишний раз не стоит – в конце концов, именно от него сейчас зависит, исполнится ли заветная мечта учёного то, к чему он шёл всю свою сознательную жизнь? Высокопоставленный чекист мог одним словом похерить все его планы – а мог точно так же, одним отданным распоряжением запустить в ход механизм, позволяющий воплотить из в реальность.
То, что Бокий мог попросту поставить его к стенке, как опасного свидетеля, посвящённого во все детали замысла - причём не утруждая себя следствием, дознанием, трибуналом, и прочими скучными процедурами, - Барченко даже в голову не пришло.
- Вы в самом деле искренне полагаете, Глеб Иванович, что девять женщин могут родить ребёнка за один месяц? – язвительно осведомился он. – К вашему сведению, ресурсы, которые вы столь любезно предоставили в моё распоряжение, играют в этом деле далеко не главную роль. Да, они необходимы, но лишь для того, чтобы реализовать полученные знания. Вспомните, я ведь говорил, что скорее всего, смогу контролировать лишь ограниченное количество… особей.
Слово «мертвяки» и, тем более, «зомби» ему произносить почему-то не хотелось.
- Четверых, всего четверых! – Бокий никак не мог успокоиться. – и это при том, что вы твёрдо обещали мне не меньше двух дюжин. И того может оказаться недостаточно, а что прикажете нам делать с четырьмя?
- Понятия не имею. – Барченко пожал плечами. – Четыре особи – это максимум, который я сейчас могу обеспечить.
Бокий задумался..
- Может, мы не на то тратим силы? Если вместо того, чтобы прошибать любом стену – вы ведь упёрлись в стену, как я понимаю? – попробовать подготовить несколько человек, каждый из которых в свою очередь, будет держать под контролем четыре особи – не станет ли это решением? Да, круг посвящённых придётся расширить, но это всё же лучше, чем ничего…
- Нереально. – мгновенно отозвался Барченко. – Мне самому, чтобы достичь необходимого уровня, понадобилось не меньше десяти лет. Либенфельс, насколько мне известно, потратил пятнадцать. Вы готовы столько ждать?
- А ваш Гоппиус? У него же есть определённая подготовка, или я не прав?
Барченко скривился, словно надкусил лимон. Ох уж эти дилетанты! Не зря говорил кто-то из американцев: «у любой сложной проблемы есть одно очевидное всем простое неправильное решение…»
- Евгений Евгеньевич выдающийся исследователь превосходный и химик, на нём держится вся приборная, естественнонаучная, так сказать, часть нашей работы. Но чтобы самому управлять этими созданиями требуются таланты иного рода. У доктора Гоппиуса увы, их нет и в помине - и чтобы овладеть необходимыми навыками понадобится…
- Не меньше десяти лет, вы говорили. – кивнул Бокий. – Я всё понял, спасибо.
Некоторое время они шли молча. Вдалеке, возле эллингов, раскручивал единственный пропеллер блестящий гофрированным алюминием пассажирский К-4 с красной надписью «Доброфлот» на борту, и мотоциклетный треск его мотора доносился до собеседников через всё лётное поле.
- Ну, хорошо, вы меня убедили. – заговорил, наконец, чекист. – И не держите, пожалуйста, зла – сорвался, нервы ни к чёрту, никак выспаться нормально не могу…
Это снова был прежний Бокий, с удовлетворением отметил учёный – вежливый, выдержанный, способный логически рассуждать – несмотря на тяжкий удар, который он, сам того не желая, ему нанёс.
- Давайте-ка, товарищ профессор, обсудим, что вам нужно для того, чтобы продолжить работу. – продолжил тем временем собеседник Барченко. - Напоминаю, что пленум состоится в конце июля - если вы и к этому сроку не уложитесь, то можете вообще не трудиться. Слышали, наверное, такую пословицу – «хороша ложка к обеду»? Так это наш с вами случай, дражайший Александр Васильевич…
Флэшбэк прервался, наверное, полчаса назад, а Яша всё лежал на постели. Он отчаянно боялся, что вот сейчас проснётся, вынырнет из забытья, и поймёт что его успех – всего лишь сон, и надо начинать заново…
Но, нет, никаких снов - всё получилось наяву, сразу, с первой попытки. Со стороны всё выглядело просто, даже примитивно: рука его альтер эго, потянувшаяся к чайной ложечке чтобы размешать сахар в чашке, ни с того ни с сего вильнула в сторону и взяла со стола карандаш.
Вряд ли тот, другой вообще что-нибудь заметил – повертел карандаш в руках, и вернулся, словно ни в чём не бывало, к своему кофе. А вот для Яши это была настоящая победа – ведь это он заставил руку изменить траекторию и взять совершенно не нужный её владельцу предмет! Заранее поставил задачу, сконцентрировался, собрался с духом и… получилось!
..Ведь получилось же!..
Ему в какой-то момент стало неудобно за это почти подростковое ликование. Так ведь и было с чего: впервые, находясь в чужом сознании, заставить тело совершить что-то по своей воле! Пусть крошечную, почти незаметную мелочь – но по своей! А значит, со временем можно добиться того, чтобы совершать и более сложные действия – например, не просто взять карандаш, а попробовать что-нибудь им написать. И уж тогда Симагин-Давыдов всё поймёт, никуда не денется. А поняв…
Вот тут начинались вопросы. Он по-прежнему не был уверен, захочет ли тот, другой пойти на обмен сознаниями? С одной стороны, Яша отчётливо воспринимал потрясение и ужас, испытанные им во время эксперимента Барченко – как и страх, когда альтер эго осознал, наконец, в насколько скверную историю он вляпался. И не просто вляпался – увяз по колени, по пояс, по самую грудь, и ни единого шанса выбраться из неё не просматривается…
Бегство? Куда – снова в Турцию и дальше, в Грецию или на Ближний Восток? Но на судно без надёжных документов не сесть, а плыть по задумке беглого физика Гамова, через море на байдарке – нет уж, спасибо, тем более, что и сам Гамов от этой затеи в итоге отказался… В Баку или Махачкалу, и дальше, в Персию, по примеру Бажанова? Тоже вздор – без знания языка он там и дня не протянет. В Китай? Уже лучше, там хотя он бы объясниться сумеет. Но есть закавыка: до китайской границы придётся добираться через всю страну – сто раз попадёшься, тем более, что искать будут очень старательно. Да и неуютно сейчас в Китае русскому человеку, если он, конечно, не связан с белоэмигрантами.
В идеале, конечно, добраться до Америки, разыскать Марио – он, помнится, приглашал, звал с собой. Но это уже из области фантастики: найдут, вычислят, вывезут на манер багажа, а там уже разговор будет другой. Да и не этого он хочет – Яша уже успел сжиться в каком-то смысле с сознанием Симагина и заподозрил, что он тяготится образом жизни, который вынужден вести. Покоя он ищет вот что – покоя, стабильности и предсказуемости, пусть даже не вполне отдаёт себе в этом отчёт. Шестьдесят без малого прожитых лет со счетов не сбросишь - это вам не шестнадцатилетний подросток и даже не тридцатилетний авантюрист, готовый, как в омут, броситься в новую заваруху, вполне способную оказаться последней.
А значит – всё же обмен разумами? Получается, что так. И шанс есть, что непреложно следует из бумаг, сфотографированных Еленой свет-Андреевной, а потом тщательно изученных в гоппиусовском закутке при свете карманного фонарика. Особенно - если получится развить успех, достигнутый в опыте с ложечкой и карандашом.
Яша лежал на диване и смотрел в потолок, по которому мелькали туда-сюда отсветы фар автомобилей, проносящихся по дублёру Ленинского. И, как ни глупо это звучало - пытался передать мысленное послание шестнадцатилетнему парню, который в далёком тридцатом году тоже лежит на спине и безуспешно гонит от себя тяжёлые, неспокойные мысли. Электрических отсветов на этом потолке не видно, да и откуда бы им взяться? За окном глухая февральская беззвёздная и безлунная ночь, и поскрипывает снег под валенками расхаживающего туда-сюда часового с длинной, покрытой инеем винтовкой. На согнутом локте у лежащего уютно устроилась прелестная кудрявая головка, но женщина не спит – затаилась, ждёт знака внимания, ласки, готова тотчас отозваться… Но – куда денешься от чёрных, полных безнадёги мыслей, что заставляют забыть и об очаровательной партнёрше и о том, что сам он молод, здоров и не далее как неделю назад смотрел в будущее с бодрым юношеским оптимизмом?
Яша пошевелился, отгоняя от себя видение.
..Всё, дружок. Других вариантов у нас с тобой теперь нет. Дальше – только вместе…
Конец второй части
Если кто-нибудь из читателей захочет поддержать автора в его непростом труде, то вот карта "Сбера": 2202200625381065 Борис Б.
Заранее признателен!