На северный берег Днестра, на Пуркарский плацдарм, который занимали войска 46-й армии Алексей Деев прибыл в первых числах июня, так и не дождавшись возвращения своей жены из Пскова. Связь с ней прервалась после последнего выхода в эфир и было понятно, что к партизанам выйти она не смогла.
- От них была шифровка перед моим отъездом сюда, - докладывал он Антонову, - что в лесу на основных направлениях, ведущих в город, заметно скопление немцев, они активизировались и многим группам и бригадам пришлось менять срочно места дислокации. Скорее всего, Ольга осталась в немецком тылу, она не смогла выбраться оттуда по заранее спланированному маршруту.
- Да, Иван меня удивил своей недальновидностью, - проговорил Антонов, - а может чрезмерным рвением перед подготовкой наступления. То, что он именно её послал туда, меня тоже удивило... Но, ты не переживай, если бы она была взята немцами для двойной игры, об этом узнали бы уже наши псковские товарищи. Я запрашивал Центр, но и там нет никаких данных. Она уже с этой местностью знакома, опытна и думаю, что лишний раз не попадёт впросак. Верь и надейся, что всё будет хорошо!.. А у нас тут, Алексей, в связи с назначением нового командующего, предстоят большие перемены.
В конце мая командующим 46-й армией был назначен генерал-лейтенант Шлемин Иван Тимофеевич. Как и его предшественник, он обладал солидным багажом знаний и боевого опыта. Участвовал в Первой мировой и гражданской войнах. До Великой Отечественной войны командовал полком, дивизией. С 1937 по 1940 год был начальников Военной академии Генерального штаба, а с 1940 года - начальником штаба армии. С 1943 года он последовательно командовал 5-й танковой, 12-й, 6-й и вот теперь - 46-й армией.
Новый командарм знал обстановку в полосе фронта, ход борьбы за плацдармы. Ознакомившись с делами на месте, он обратился к командующему 3-м Украинским фронтом генералу армии Толбухину, тоже назначенному на эту должность в конце мая вместо генерала армии Малиновского, убывшего на должность командующего 2-м Украинским фронтом. Шлемин просил усилить авиационное и зенитное прикрытие переправ через Турунчук и Днестр, а также боевых порядков войск армии на плацдарме. По его распоряжению от всех артиллерийских частей, входивших в состав армии и расположенных на северном берегу Днестра, на его южный берег были направлены офицеры артиллерийской разведки и корректировщики. Вся полковая и половина дивизионной артиллерии на плацдарме включалась в систему противотанковой обороны. Командиры корпусов и дивизий были предупреждены о неминуемости новых, более мощных попытках противника сбросить защитников плацдарма в Днестр.
Первые дни своего неожиданного пребывания во Пскове Ольга вспоминала так: "Я не хотела повторятся и не хотела ничего повторять из уже пройденного... Решила просто быть самой собой, потому что в этой ситуации, у меня просто не было сил быть кем-то другим. Но, я очень не хотела идти снова в этот город. Моё немецкое имя - это, пожалуй, была единственная скорлупа, которая ставила границы моего собственного "я". И больше ничего... Но, нужно было этому имени соответствовать, и первое, что я сделала, придя в Псков, пошла в парикмахерскую, чтобы состричь отросшие за год лохмы и больше походить на немецкую барышню..." (из воспоминаний Ольги Деевой, опубликованных в книге "Страницы дальних дорог", о фронтовых разведчиках и работниках СМЕРШ. - Изд. Москва, 1968 год).
Город был уже не тем, каким она помнила его по прошлому лету - это сразу стало заметно по его напряжённой атмосфере. Всё говорило о скором наступлении советских войск, которое тут ожидалось в ближайшее время. Оборонительные мероприятия нарастали со стороны немцев, а со стороны местного населения было заметно оживление. И Ольга поняла, что и по атмосфере Псков уже перестаёт быть немецким. Она пришла в свой, русский город и совсем не испугалась временного бездействия и одиночества.
В парикмахерской, куда она пришла, её постригли в долг, красиво уложили густые волосы в причёску и, сидя у зеркала в маленьком уютном салоне, она взглянула на себя уже как на Грету Миллер. После она отправилась в небольшой скверик рядом с улицей Ленина и центральной городской площадью. Там, сидя на скамейке с оторванной спинкой рядом с давно засохшим фонтаном, она никак не могла решиться пойти по известному ей адресу и уже думала было обратиться к Анне Ивановне, но вовремя себя остановила. Это малодушие в себе она возненавидела, и всё же понимала, сколь этот её шаг был опасен и непредсказуем. Ведь, если Золингер к ней послан немецкими спецслужбами и они только и ждут её прихода к нему, то каким мог быть итог новой с ним встречи? Она размышляла так почти до вечера и лишь на закате солнца, не желая больше оставаться на улице и быть сцапанной патрулями в комендантский час, отправилась по указанному адресу, написанному карандашом на вырванном листке из блокнота.
Золингер был на службе, так сказала ей его квартирная хозяйка. В доме, где он теперь проживал, было два выхода и он принадлежал двум разным семьям, одна из которых успела из города эвакуироваться перед приходом немецких войск. А эта пожилая женщина, которая и сдавала теперь весь второй этаж с приходом новых властей, приютила в своё время убитого горем вдовца, зная о его печальной истории от своих соседей. Она не любила "этих немцев", как часто говорила потом Ольге, но Золингера она жалела.
- Вам что, девушка, не куда идти? - спросила она Ольгу, когда та несколько растерялась от того, что не застала дома известного ей господина. - Тогда можете подождать его в прихожей, или здесь у дома посидите в полисаднике, он скоро должен явиться.
Когда он явился, то уже был немного пьян. Хмельным и неуверенным голосом он рассказывал Ольге весь вечер, сидя за столом в кухне рядом с хозяйкой о своей прошлой жизни с любимой женой.
- Я не минуты не забываю о ней... Как и слова одного из мелких полицейских чинов, после того, как Райн отсюда убрался. Он сказал мне тогда, что ходят слухи, будто бы он, Райн, бывший комендант, отправил Губерта на ликвидацию одной русской девушки, с которой и оказалась моя жена в тот роковой вечер. Я не поверил сперва, но потом всё подтвердилось... Это Губерт убил её и в городской управе, один из знакомых моей соседки Аннушки, рассказал мне про это. Они там всё знали и скрывали до времени эту информацию... Аннушка рассказала мне... зачем Ирма отправилась в ту ночь в Кресты... Ужас! Господи, зачем она это сделала?.. Грета, я так ждал этого ребёнка!.. Так ждал!.. Пусть бы он был и не моим, что вероятнее всего, но он бы хоть разрядил обстановку в нашем доме и то напряжение, которое царило тут все последние дни. Ирма стала бы другой... Зачем она мне не рассказала про это, не доверилась? - его слова перешли снова в плач.
- Пожалуйста, не надо, господин Золингер! - прикрикнула на него хозяйка. - Вы опять за своё, в который уже раз.
- Да-да, простите... Грета, я рад буду тебе помочь. Умница, что пришла!
Она осталась ночевать в комнате хозяйки на первом этаже. Сама же Нина Осиповна, перенесла свои вещи под лестницу в небольшой закуток рядом с кухней. Все постельные принадлежности были в её распоряжении и постелив себе на небольшом диванчике, Ольга быстро уснула после дневного напряжения и усталости. Золингер не стал её рано будить, он пошёл сам в полицейское управление, где сейчас служил на месте своего предшественника его приятель Руммель.
- Послушай, дружище Ганс, - начал с небольшим подходцем Золингер, когда утром вошёл в кабинет начальника полицейского управления, - ты можешь вспомнить одну молодую особу, которая тут в прошлом году проживала некоторое время?
Руммель пожал плечами:
- Мало ли их тут было, этих особ?
- А ты ради меня, всё-таки постарайся её вспомнить... Некую Грету Миллер, помнишь такую?
Руммель замер на месте, а потом поперхнулся словами и произнёс:
- О, мой Бог, да к тоже такое забудет?! Я перекрестился, когда они все трое свалили отсюда и больше, к счастью, не являлись... А, что? - переспросил он настороженно и уставился на Золингера.
- А ничего!.. Просто эта девушка сейчас находится в моём доме и нуждается в нашей помощи, - после этих слов Золингер грузно уселся на стул перед Руммелем, который приоткрыв от удивления рот, так и не смог его закрыть.
- Силы небесные, да где жы ты её откопал в этот раз?! - тихо выговорил, наконец-то Руммель. - Я то думал, что всё забуду, как страшный сон, и вот тебе, снова объявилась...
- Как тебе не стыдно? Она же славная, милая девушка... - начал урезонивать его Золингер.
- Что?! Славная, эта истеричка? Да ты знаешь, что она устроила там, в казино, перед господами офицерами, когда я привёл в гостиницу этого русского по приказу руководства?! Не знаешь, рассказать?
- Ну, это прошлое дело, а теперь она другая...
- Другая... Я помню, как она набросилась на меня, как пантера и, как её, этот женишок-бегунец, кидался на Райна тут в моём присутствии. И братец, тоже хорош был, откосил от службы, богатый дядюшка устроил куда послаще... Вот он и крутил романы на право и налево с разными сомнительными особами, как и с твоей Ирмой.
Золингер вспыхнул и покраснел, грозно повернувшись к своему собеседнику.
- Прости я не хотел... Все мы понимаем твои чувства, но и ты мои пойми. Сколько мне нервов стоила эта "милая девушка", я даже боялся лишний раз входить в это заведение, когда они там с братцем обедали... А теперь, ты просишь её вспомнить.
- Да, прошу, прошу! - Золингер поднялся из-за стола и наклонился к Гансу. - Мы с тобой её хорошо помним, так помоги ей официально установить личность... Она потеряла документы, но скорее всего, у неё их украли, когда она находилась в одной эстонской деревушке, по дороге сюда... Ищет своего отца пропавшего без вести во время наступления под Новгородом.
- Ага, эта истеричка ещё и документы потеряла, браво!.. Разиня несчастная. Представляю, каков будет поток слёз, когда она появится в этом кабинете!
- Не будет слёз, она совсем другая стала, горе её образумило...
- Ну, конечно, теперь, когда осталась на улице и без документов, тогда и успокоилась... Не верю, все-равно, не верю!
Руммель сидел за столом и теребил свою перьевую ручку. Потом бросил её рядом с чернильницей и с обидой на старого друга, отвернулся в сторону окна. Оба замолчали...
Примерно через час после этого разговора, Золингер быстро семеня по тротуару мимо городской управы, тащил за руку молоденькую девушку, которая почти бежала за ним громко топая каблуками своих потрёпанных ботиночек. Перейдя площадь и свернув с дороги, он остановился на углу небольшой улочки и посмотрел на приземистое здание из тёмного-красного кирпича, потом толкнул массивную дверь и пропихнул туда свою спутницу.
... Она сидела перед Руммелем тише воды и ниже травы, скромненько сложив руки на столе перед собой. На своего собеседника она не смела поднять глаз, смотрела в пол, чувствуя себя очень виноватой.
Раскрасневшийся и не в меру раздосадованный Руммель, глядя на её покорность и уравновешенность, немного остыл.
- Вам повезло, фрёйлин, что мы вас хорошо знаем... Очень хорошо! - после этих слов он откашлялся и вспомнил прошлогодний допрос в этом кабинете. - Господин Райн при мне делал запрос относительно вашего происхождения и всё подтвердилось. Мне очень жаль, что ваш отец, уважаемый человек, пропал без вести. И конечно, мой долг теперь оказать вам помощь... А, как же ваш брат, ваш жених, где они? Всё ещё бегают по тылам?
- Нет, жених на фронте... А брат, тоже воевал и был сильно ранен, его чуть не убило взрывом на одном из заданий и оторвало левую кисть руки... Он теперь инвалид, - робко проговорила Грета и снова замолчала, по-прежнему глядя в пол.
- Простите, я не знал... А я думал, что эти несерьёзные бегунки, ваши ребята, всё ещё где-то бродят по тылам в поисках приключений, а они, оказывается, боевые парни... Простите, ещё раз! - Руммель смягчился и уже заговорил поласковее. - Вам сейчас же нужно пройти к фотографу. Помните на Зелёной аллее фотосалон?.. Вот, он сохранился и находится на том же месте.
Грета кивнула головой.
- Вот и пойдите туда прямо сейчас, скажите мастеру, что нужно срочное фото для документов, а потом погуляйте где-нибудь часочка два, пока они не будут готовы, а мы тут тоже приготовим вам паспорт и пропуск... Ну и всё, что полагается... Золингер, а ты напишешь поручительство о её личности, для моего отчёта, - обратился он к сидевшему рядом с Гретой приятелю.
Она выскочила из полицейского управления и бросилась бежать к фотосалону. Действительно, та же вывеска, тот же хозяин, тощий, высокий чех с кудрявой чёлкой и узким лицом... Она сделала всё, что велел ей Руммель и после отправилась перекусить в столовую, на деньги, которые ей сунул в карман Золингер. Она сидела там у окошка и перебирала в памяти разговор у Руммеля в кабинете, искала подвох, но не находила. И всё же нужно быть очень осторожной и не забываться. Она сидела спиной ко входу и не видела, что там стоял человек и пристально наблюдал за ней, пытаясь понять, кого он видит перед собой, и не мираж ли это? В аккуратном тёмно-сером костюме в дверях столовой находился работник городской управы Маневич Дмитрий Иосифович, связной Анны Ивановны по псковскому подполью. Он хорошо помнил Ольгу по прошлому году, и теперь решался к ней подойти, но выбирал нужный момент для этого.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.