Одно из громких событий хрущёвского времени — посещение советским лидером выставки художников-авангардистов в московском Манеже. Из воспоминаний Бориса Жутовского: Хрущёв подошёл к моему автопортрету. Так случилось, что там у меня было четыре картины, и обо все четыре он споткнулся. Они висели в разных концах зала. И вот он говорит: - А это, что это? А, это Жутовский. Это уже была последняя, четвёртая картина. То есть мы уже были как бы "старые приятели". - Ну и что ты тут нарисовал? Я говорю: "Это автопортрет, Никита Сергеевич". - Автопортрет? Угу... Вот у меня есть знакомый такой художник, Лактионов. Вот у него автопортрет! Вот если из фанеры вырезать дырку и приложить к его лицу, то будет лицо, а если эту фанеру приложить к твоему автопортрету? Здесь, правда, женщины... (потоптался на месте, вокруг огляделся), то будет жопа! Такой уровень разговора. Глава государства 1/6 части суши разговаривает с художником, с мальчиком! Ему 70 лет, мне 30. Через девять лет после этого Хрущёв вдруг мне позвонил и пригласил на свой день рождения. Он уже был в ссылке. И когда мы от него уезжали, он вышел попрощаться и говорит: - Ну, ты понимаешь (на "ты", конечно), ты на меня зла-то не держи. Я ведь как туда попал, в этот Манеж, я ведь и не помню! Кто-то меня туда завёз. Я же ведь глава государства! Я не должен был туда ехать! Хожу я по этой выставке, и кто-то из "больших" художников вдруг говорит мне: "Сталина на них нет!" Я на него так разозлился! И стал кричать на вас. А потом люди этим и воспользовались... Вот вам история. Если бы он понимал, что это невежество, он бы его не проявлял. А он не понимал, это было для него нормой! Это тот уровень, на котором они общались на протяжении десятилетий! Интеллектуалы туда не попадали. Это естественный отбор! Вы что думаете, какой-нибудь Суслов был лучше? Или какой-нибудь Каганович, прости господи... А вы сейчас посмотрите, что и кто в нашей Думе! Что касается самого снимка, то попал он ко мне следующим образом. В 1952 году я работал в Каракумах на канале. Сталинская стройка, интерес к ней велик, и туда приезжает фотокорреспондент из газеты "Правда". Поснимал и уехал. Прошло 10 лет. 1962 год. Манеж. Я смотрю: фотограф, который сопровождает всю эту камарилью, как раз тот самый Коля Устинов из "Правды". Когда кончилось всё это довольно тяжёлое толковище, я звоню своему приятелю, который в то время работал в журнале "Советское фото". И говорю ему: "Юрка, в Манеже Коля Устинов нас снимал на карточку (у профессионалов это всегда так называлось - "на карточку снять"). Поговори с ним, чтобы дал по одному экземпляру этих фотографий. Клянусь, я никогда никому ни за что". Юрка отвечает: "Боба, я даже не буду звонить Коле. Он член партии, ничего он тебе не даст. От страху. Давай мы подождём". Прошло восемь лет. Звонит Юрка: "Боба, Колька Устинов уходит на пенсию. Я ему пообещал четыре разворота в журнале "Советское фото". Но я ему сказал: "Коля, для моего приятеля по одному экземпляру Манежа. Цел у тебя Манеж 62-го года?"" Тот говорит: "Цел". Устинов отдал плёнку и сказал: "На, сам ему отпечатай, сколько ты хочешь". Так эти фотографии оказались у меня. Их восемь штук.