Счастье штука очень сложная, и испытывать его можно в самых разных, порой очень неожиданных обстоятельствах, отличных от стандартно-привычного набора.
-----------------------------------—
Из вязкой дремоты меня выдернул тычок в ребра острым локтем. Разлепив веки, я посмотрел по сторонам и понял, что меня пытается разбудить мой сосед - простой ганьсуйский крестьянин, который с симпатией и отцовской укоризной сейчас смотрел на меня.
- Проснулся, уйгур? Тады вытряхивайся из автобуса, - сказал мне он, - грузовик толкать будем. Дорогу нам, значица, грузовик перекрыл.
- Я не уйгур, - безнадежно буркнул я и полез из автобуса. От того места, где остановился автобус, грунтовая дорога резко сужалась до одной полосы и брала под уклон. Внизу склона – метров в тридцати, тщетно силясь забраться вверх, буксовал синий грузовик-полуторка – мотор визжал, колеса, вращаясь, прокручивались на месте.
Мой сосед-скептик не зря принял меня за уйгура. Я уже где-то неделю мотался по китайской глубинке в предгорьях Тибета. Морда моя в первый же день обгорела на первомайском солнце, время от времени показывавшемся из-за туч, и теперь с меня лохмотьями слезала кожа. Помыться все это время возможности не было, и потому от меня разило как от козла. Довершали образ грязные джинсы и не менее грязный свитер. Ну, где вы видели такого иностранца? Ясно дело, иностранцы – они приятно пахнут, ходят в белом костюме тройке, и в китайские глубинки вроде стыка провинций Цинхай и Ганьсу не заезжают. А стало быть, я уйгур - раз у меня глаза серые да волосы каштановые. «Л» - значит «логика».
Сосед-скептик в автобусе, узнав, что я русский студент, недоверчиво крутил головой и долго изводил меня вопросами: «А кто в России президент?» «А столицу, столицу-то назови!» Всякий раз, слыша правильный ответ, он досадливо хлопал ладонью по ляжке. Хорошо, что себе, а не мне. Наконец, мне надоел допрос, и я смежил веки, услышав, прежде чем провалиться в дремоту: «Что, спать будешь? Ну, спи, уйгур, спи. Красиво брешешь, я почти поверил».
Автобус, покачиваясь, колесил по деревням. В какой-то момент меня выдернул из дремоты надсадный галдеж – в автобус хотел загрузиться кузнец с подмастерьем, которые везли с собой переносную наковальню. В автобусе развернулась живая дискуссия, что делать с неподъемным грузом. Кто-то предложил затащить ее на крышу. Потом какой-то светлый ум догадался, что наковальня крышу продавит и свалится кому-нибудь на башку. В итоге наковальню силами всех пассажиров затащили в салон и, судя по визгу, водрузили кому-то на ногу. Визг встретили радостным смехом, придавленного хлопали по плечу и веселили прибаутками, чтобы сгладить неловкий момент. Автобус с песнями покатил дальше. Так мы и доехали до преграды в виде грузовика.
Скажи мне кто за два года до описываемых событий, что я в скором будущем на майских праздниках застряну в цинхайской глуши, где буду выталкивать из грязи грузовик в компании местных пейзан, я бы от души рассмеялся.
Но в тот момент, когда я, налегая на деревянный борт, щурясь от летящей мне в лицо из-под колес жидкой грязи, толкал с толпой крестьян полуторку, крича до хрипа: «Навались, мужики! Еще разок! Раз-два взяли!», мне казалось, что все правильно и именно в той точке пространства, и именно в тот момент, я максимально гармоничен со Вселенной. И преисполненный щенячьего восторга, был я от этого совершенно по-детски счастлив.
