ИГОРЬ ИГОРЕВИЧ СИСМЕЕВ
(Продолжение. Начало: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/voennyi-letchik-ispoved-posle-poletov-dela-semeinye-63870e82c2256d00cf12aa14 )
Свой развод с Валентиной, я не работе не афишировал. О нем от меня знал только один единственный человек, мой друг-кремень Федор Нестерович Фронтенко. Но, тем не менее, информация о моем холостяцком положении по- средством канала «сарафанного радио» от мамы к «министерше», а через нее и до Леониды Антоновны, просочилась в дружный женский коллектив наших бухгалтерии и плановиков. Так устроена жизнь, что и среди этой категории умных и образованных женщин найдется несколько таких у которых личная жизнь по тем или иным причинам не сложилась и которые хотели бы ее наладить. А чего бы не попытаться ее наладить если рядом ходит вполне подходящий потенциальный поклонник?
Я, зная и видя кто на меня имел виды особой активности не предпринимал. Все ограничивалось простыми взглядами – переглядами да комплиментами. Это были одинокие женщины лет до тридцати пяти, тридцати семи. Моя разница с ними в возрасте в десять лет, по моей тогдашней глупости, казалась мне сорокапятилетнему, глубокой пропастью для создания новой семьи. Это сейчас я поумнел. А тогда, тридцать лет тому назад, я был вот такой, сирый и неотесанный в этих житейских вопросах. Да и негоже мне было тогда, полковнику, петь серенады под балконами молодых матрон, выпрыгивать из их окон или драться с их юными любовниками. Я ждал, когда они сами определятся и первыми пойдут на контакт. Конечно, можно было найти едино-разовую мужскую утеху, позвонив по телефону «Добрых услуг» в кооператив «Сосулька», но мне это претило, и я об этой грязи даже не думал. И моя звериная тактика выжидания добычи в засаде вскоре сработала и полностью оправдалась.
Эта часть повествования не зря называется «Служебные эссэ», а не «Служебный роман», поскольку в ней я хочу вспомнит те короткие, как эссэ связи, которые приносили нам обоим удовольствие и успокоение душ, которые ни к чему не обязывали обе стороны и не приводили к бурным и шумным скандалам на работе.
Это случилось в самом начале моей карьеры в качестве директора автобазы, в пятницу, после окончания рабочего дня. Мы с Федором сидели в своей келье, завершая начатые дела. Я закончил сводить в ведомость месячный отчет по бензину, а Федор закрывал табель подчиненной ему службы охраны. В дверь постучались и на ответное «да», на пороге с ведром и шваброй в руках появилась наша сотрудница Алина. Она обратилась к Федору со словами:
- Федор Нестерович, а вам здесь, в автобазе, убрать не надо?
- Нет не надо. У нас тут убирают наши шофера, когда затопчут пол, получая путевки. Кто последний зашел, тот и убирает, за всеми. Таков морской закон.
С напускной строгостью, ответил Федор. Алина работала у нас в бухгалтерии инженером – программистом. Она закончила КПИ по специальности вычислительная техника. Жила одна со своей великовозрастной дочерью, побираясь дополнительным заработком уборщицы в своем же офисе. Обычно она убирала на втором этаже, а здесь вдруг пришла к нам.
- Федор Нестерович, помогите мне. У меня несчастье. Дочка вчера и до воскресенья уехала в село за продуктами, а у меня оторвался штекер антенны телевизора. У вас случайно нет паяльника.
- Паяльник есть. А ты что, умеешь паять? – спросил Фёдор.
- Не умею, но вы меня научите,- сказала женщина.
- Это тебе дорого обойдется. И паяльник и наука. У тебя денег не хватит, чем будешь рассчитываться?- спросил Федор.
- Да найду чем,- лукаво ответила программистка. - Ну, так как? Дадите, научите?
Этот диалог происходил в моем присутствии, в процессе которого женщина периодически поглядывала на меня.
- Ничему я тебя, Алиночка учить не буду. Вот бери полковника, он тебе что надо припаяет да еще и «приварит». А в какой очередности и сколько раз, вы сами там договоритесь.
Через полчаса Алина и я со своим паяльником были у нее в отдельной, чистенькой и убранной квартире. Из которой, я позвонил домой и соврал маме, что я задержусь в ближней командировке, и буду завтра утром. По веселому тону моего голоса, я думаю, что мама мне в тот раз «Так и поверила». В дальнейшем, у нас с ней такие отношения, продлились практически до моего назначения начальником ТО. Это были интимные отношения двух взрослых, ни на что не претендующих людей, обоюдно получающих от близости плотское удовлетворение и душевный покой. В дни наших предстоящих связей, она либо звонила, либо при встрече говорила мне о том, что дочь уехала к маме, и это воспринималось как пароль и сигнал к действиям. Расстались мы с ней почти через год, когда я узнал от своей машинистки Зинаиды, что Алине вроде бы пытается сделать предложение вновь принятый на работу инженер снабженец, разведенный мужчина, примерно ее возраста. При той нашей последней встрече я спросил ее об этом, на что она как-то уклончиво ответила: «Пытается».
Утром при расставании я поблагодарил ее за все вместе пережитое и ушел навсегда. И ушел не потому, что она мне надоела или была плохой партнершей в постели. Просто я хотел дать ей возможность обрести свое счастье в новом браке. И она его нашла. Через некоторое время состоялась их женитьба, а еще спустя полгода они оба ушли, найдя себе новую работу, которая не давала нам возможности больше встретиться и сказать друг другу, доброе «здравствуй».
После того как я стал в «фаворе» у Генерального, а точнее, когда он мне стал доверять, на меня, как на начальника ПТО лег груз новых обязанностей связанный с выездом для проверок и инспектированием наших СТО. Обычно мы выезжали небольшой проверочной группой состоящей из трех человек: меня, старшего «бухгалтера-материалиста» и одного из бухгалтеров ведущих учет и контроль по данной станциям.
Когда закончилась сдача в аренду автомобилей и когда больше на этом деле ничего нельзя было наварить, кроме хорошего срока за взяточничество, наш Адольф Козловский «быстро сделал ноги». Он привел на свое место некую крутую Софью Леонидовну, якобы до этого работавшую главбухом в каком-то министерстве. Женщина она была дородная, с красивым лицом, такой же слегка полнеющей фигурой и огромной красивой задницей, увидев которую все мужики балдели. И я в том числе. Я что, не мужик, по-вашему? Она ходила высоко и гордо неся свою красивую грудь и одаряя приветствующих её своей белозубой улыбкой. Она была просто царица и красавица неописуемая. И на сколько она была прекрасна, на столько же была стерва, жадная, хищная и стяжательная тварь. Продержалась она ровно неделю, пока вернувшийся из командировки Генеральный не узнал, что за время его отсутствия, она успела отписать с центрального склада половину дефицитных запасных частей, которые под гарантийные письма и даже без предоплаты были вывезены в один день. Скандал был страшный, но шуму не поднимали, так как вышло бы «себе дороже».
На место позорно сбежавшей «Богини» главным бухгалтером Центра назначили бухгалтера с одной из наших СТО, тридцати двух летнюю Елизавету Кичу. Женщину необъятных форм, с красивым русским лицом и таким же пробором аккуратно причесанных русых волос. К тому времени о котором пойдет речь, она овдовела и уже хорошо понимала душу баб-одиночек. Так вот. В мою первую самостоятельную проверку, Елизавета отправила со мной двух женщин бухгалтеров, тридцатипятилетнюю Веру, которую у нас почему-то называли Заей. И молодую, как я думал, еще не оперившуюся и не опытную Лику. Нам предстояла проверка СТО в городке Збараж. Ехали мы с нашим водителем, тридцатилетним мужичком Толей Готовченко, который должен был помогать нам при пересчете запчастей на складе. Приехали в Збараж к концу рабочего дня и сразу же, забрав станционные бухгалтерские документы, отправились на ужин, а потом в гостиницу. По ходу дела следует сказать, что такого романтического ужина, как нам организовали в Збараже, я ни до того, ни после того, нигде не видел. Дело не в том, что там нас могли напоить до поросячьего визгу. А дело в той обстановке, которая нас окружала. СТО Збараж располагалась на площадях арендуемых у Збаражского сахарного завода. Директор СТО, молодой скромный мужчина Роман Антоляк, хороший инженер, до того работал завгаром этого предприятия и продолжал с его руководством, как я думаю поддерживать близкую и «не бескорыстную» дружбу». Сахарный завод, один из старейших на западной Украине, имел свою богатую социальную инфраструктуру. У него кроме гостиницы, круглогодичного плавательного бассейна, была еще одна изюминка – оранжерея. И скорее не оранжерея, а зимний сад. Здесь росли экзотические растения, по ним, правда вместо попугаев Ара и колибри, порхали обычные воробьи, да залетные синицы. Посреди этого благоуханья пальм, роз, кактусов и прочих представителей группы фикусовых, я впервые увидел банановое дерево, с едва завязавшимися плодами, прячущимися в глубине огромных округлых листьев. Зимний сад занимал площадь метров четыреста. В отличие от оранжерей, где обычно высокая влажность и спертый воздух, здесь все было иначе, дышалось легко и свободно. На небольшой бетонированной площадке в центре всего этого великолепия, стояло всего пять четырехместных столиков и стулья к ним. Пока мы с дороги раздевались и приводили себя в порядок, кто-то из местной обслуги, сдвинул два стола вместе и накрыл на шестерых человек. Ужинали мы вшестером, в компании с директором завода. Ужин прошедший скромно, но, тем не менее, принес море удовольствия.
После ужина, когда мы под мелкий моросящий осенний дождь, неспешно брели в гостиницу, я сказал своим попутчицам:
- Ну что, девки? Сейчас нарисуете глаза, надраите кирпичом щеки и вперед в Збараж, мужиков покорять? На что мне Зая ответила.
- Какой там еще Збараж? Нам сейчас до утра надо просмотреть их остатки и сравнить с нашими данными.
Гостиница была не большая и чистая. Дежурная, встретив нас сказала, что только что звонил директор и распорядился поселить нас в двух двухместных номерах зоны «люкс», на втором этаже.
-Там вам будет спокойней, и не так шумно. У нас постоянно ночуют водители, завозящие на завод сахарный бурак. Они рано встают, шумят, прогревают моторы. А там, на втором этаже, ничего этого не слышно. Там только иногда шипит, выпускаемый из автоклавов пар, - сказала она.
Мы с Анатолием заняли самую крайнюю, угловую комнату, на два окна. Девчата поселились за стенкой рядом. Телевизор, стоящий в комнате вместо четкого изображения, выбрасывал на экран какие-то не понятные горизонтальные линии помех, отстроиться от которых нам не удалось. Был десятый час. Спать мне не хотелось, а Анатолий после шестичасового управления автомобилем, решил отдаться неге. Он разделся и лег в постель. Я достал из дипломата книгу стихов Байрона и продолжил читать «Похождения Дон Гуана». Видя, что Анатолий засыпает, я, чтобы ему не мешал верхний свет, отключил его. В комнате темнее не стало. Мощный луч прожектора, освещающий заводской двор, пробиваясь через запотевшие оконные стекла и струйки воды, медленно стекающей по ним, делал интерьер комнаты каким-то интимным. Я включил настольную лампу и продолжил чтение. Ровно в десять за тонкой кирпичной перегородкой раздался звук от сдвигаемых по полу стульев и голоса наших попутчиц. Через несколько минут в водопроводных трубах засвистела вода, это означало, что наши девчата, принимая вечерний моцион, собирались отойти ко сну. В гостинице было тепло и уютно. Я лежал на расстеленной постели поверх одеяла в спортивных штанах и без майки. Вдруг в нашу комнату кто-то тихонечко постучал, и в приоткрывшуюся дверь просунулась Заина голова:
- Толя, Толя, ты не спишь? Спросила она шепотом.
- Га, шо? – спросонья подскочил Готовченко.
Она подошла к кровати Анатолия и сказала, не обращая на меня внимания;
- Толя, там, у Лики из очков выкрутился болтик, пойди и помоги ей, что-то сделать. Нам нужно еще досмотреть проводки. А она без очков не может.
Толя встал, и, как был в трусах и майке, вступив в комнатные тапки, скрылся за дверью. Зая осталась в комнате. Только сейчас я разглядел, что она была в длинном халате. Лежать мне, полуобнаженному перед молодой женщиной было неудобно, и я встал, решив накинуть на себя, хотя бы верхнюю сорочку. Пока я доставал ее из под пиджака, весящего на спинке стула, Зая подошла к моей кровати, взяла книгу и сказала:
- О, Да вы Байроном увлекаетесь?
- Да какое это увлечение? Просто взял почитать, о чем писал этот великий хромой британец, лорд Джорж Гордон….
- А я его люблю. Я по нему в университете защищалась. Сказав это, она начала на память читать его стихи:
Когда я прижимал тебя к груди своей,
Любви и счастья полн и примирен с судьбою,
Я думал: только смерть нас разлучит с тобою;
Но вот разлучены мы завистью людей!
Пускай тебя навек, прелестное созданье,
Отторгла злоба их от сердца моего;
Но, верь, им не изгнать твой образ из него,
Пока не пал твой друг под бременем страданья!
И если мертвецы приют покинут свой
И к вечной жизни прах из тленья возродится,
Опять чело мое на грудь твою склонится:
Нет рая для меня, где нет тебя со мной!
И в этот момент, я посмотрел на эту некрасивую женщину, совсем иными взором. При первой нашей встрече, она мне показалась «серой как моль». При ладно сложенной фигуре, красивом упругом теле, ее лицо, спрятанное за большими круглыми толстыми стеклами очков, опирающихся на маленький курносый носик, да прямые волосы, стянутые в узелок на затылке, делали ее похожей на обычную «конторскую крысу», напоминавшую Алиссу Фрейдлих, в начале « Служебного Романа». Была она не многословна и говорила тихим грудным голосом. В компании среди своих подруг по работе, как будто растворялась. Может поэтому, за кротость и покладистость наши коллеги ее называли Заей. Зая продолжала читать стихи, а я подошел к окну и смотрел, как мелкий дождь творит свой танец, на темном зеркале осенних луж. В это время за стеной раздалось мерное поскрипывание кровати и такой же стук о стенку.
И вдруг она оживилась и громко заявила:
- Я так и знала, что мне негде будет сегодня ночевать!
После этого она положила книгу на стол, решительно подошла к прикроватной тумбочке и выключила настольную лампу. Легкий шелест соскользнувшего халата, открыл прелести ее красивого обнаженного упругого тела, освещаемого уличным прожектором. Она подошла к столу, сняла и положила не него свои ужасные круглые очки и заколку от волос. Махнув ими как конской гривой, распустила по спине, по плечам, по груди. Она мгновенно преобразилась, Она мгновенно стала прекрасна. Оставаясь в одном бюстгальтере, она подошла ко мне и повернувшись спиной сказала :
– Помоги мне.
В ее голосе звучали уже не те нотки робости, которые обычно звучат в разговоре чужих или незнакомых людей. Это был уверенный голос истосковавшейся телом женщины, решившей взять всю инициативу этой ночи, в свои руки. Я расстегнул у нее на спине защипку, и ее бюстгальтер, решительно брошенный женской рукой, обрел свой покой на полу, в дальнем углу комнаты, Она повернулась ко мне лицом, заскользив своей высокой стоящей и упругой грудью, по моей обнаженной груди. От этого неожиданного соприкосновения на ее больших круглых темных сосках, выскочили столбиками бугорки сосцов. Она сорвала с меня накинутую сорочку и потащила за собой, в мир прекрасных чувств и истомной неги. Мы упали на белую простынь широкой кровати, а мне казалось, что мы, обнявшись, свалились в мураву некошеных трав, июльского луга. Мы лежали в этой высокой пахнущей свежестью траве, предаваясь взаимной ласке рук, губ, щекотанья языка, наслаждаясь запахом волос и кожи молодого тела.
И мне чудилось, как невидимые кони, на которых мы должны вскоре поехать, стоят и смотрят на нас, лежащих пред их взором, и одобрительно колышут гривами. Вскоре мы поехали, Она впереди, а я, сдерживая пыл своего буланого, за ней следом. Наши кони сперва шли не торопясь, как бы примеряясь к шагу партнера. Они то приостанавливались, разглядывая в высокой траве красивое соцветья, то резко подавали вперед, а потом снова замедляли ход. Но, тем не менее, их иноходь становилась более оживленная и стремительная. А когда за стеной раздалось очередное поскрипывание, то и они с быстрой иноходи перешли на галоп, набирая темп, чаще и глубже дыша. Мы неслись в бешенной скачке, когда ее тело сотрясла протяжная мелкая дрожь, из ее сжатых уст раздался долгий сдержанный стон. И в этот момент ее ногти с маникюром, как шпоры, вонзившись в мою спину, подзадорили меня. Я бросил поводья и, дав коню волю в «аллюр три креста», помчался следом за ней, что бы успеть в последний момент, когда в ее лоне что-то нежно судорожно задергается, испустить свой дух и почти полумертвым и опустошенным, уткнуться лицом в белую ткань наволочки и вместе с ней на выдохе простонать «Ах, как хорошо!». И я успел, и мы с ней вместе выдохнули. А потом мы лежали и ничего не говоря, набирались сил. Наши молодые соседи за стенкой скакали уже пятый или шестой заезд «дерби» и когда мы после очередного заезда совместно выпустили очередной приятный стон и я сказал ей:
- Ну что, Заенька, пожалеем лошадей, оставим скачки на следующий раз ?
Она, нежно поглаживая меня по голове рукой, сказала:
- Я тоже, хотела тебе это предложить. Я уже полностью опустошена. Я устала.
А потом, взяв мое лицо своими мягкими ладонями, нежно поцеловала и спросила,
- А ты как, старый?
-Ты же знаешь? Что старый конь борозды не портит, а ложится в нее и спит - ответил я ей.
- Ты не старый конь. Ты хороший конь. Но спать мы все-таки будем.
И мы, сплетясь телами, до утра провалились в пропасть.
Наша командировка заканчивалась. Завтра с утра мы покидаем Збараж. А сегодня в женской комнате гостиницы, мы сверяли акт проверки с директором станции и его бухгалтером.
В это время Анатолий в нашем номере с местной станционной кладовщицей накрывал банкетный стол для прощальной отвальной. Когда все вопросы были решены, мы перешли в наш «банкетный зал», оставшись впятером с Романом. Выпитое вино и чувство исполненного долга от законченной проверки подняли настроение наших молодых попутчиц. Когда по телевизору зазвучала музыка мои подгулявшие девахи пустились в пляс подхватив Романа и Толика, в качестве партнеров. Я сидел на стуле наблюдая за этим весельем. Девчата пытались пригласить меня пару раз потанцевать, но я отказывался, ссылаясь на «старость». И вдруг Лика, танцевавшая рядом со мной, бросила своего партнера и с ходу уселась ко мне поперек колен, эффектно выбросив вверх, свою стройную вытянутую ногу, обняв одной рукой меня за шею, а второй сделала подобие циркового жеста «Але-оп!». При этом громко обращаясь к окружающим спорила:
- Ну как мы выглядим? Все промолчали и только я сказал:
- Отлично. Как отец с дочерью.
Она сделала вид, что целует меня в ухо, а сама в этот момент прошептала
- Ох, как я эту Зайку-сучку, ненавижу? Сегодня ты будешь со мной. И не вздумай отказываться.
Лика была на три года старше моей дочери. Она была высока и стройна, с красивой высокой грудью, с волосами цвета свежей соломы. Зная, что имеет одной из своих ценностей, длинные ноги, она, не задумываясь носила узкую и короткую юбку, про которую можно было сказать, что из под нее, «видно не только чашечки, но и весь сервиз». Была она несколько близорука, но тонкие элегантные, позолоченные очки и голубые глаза делали ее очень даже привлекательной. Одевалась она всегда изысканно, подчеркивая стройность своих ног туфлями с каблуками-шпильками. Пришла она в бухгалтерию на нашу фирму вместе со своей матерью - бухгалтершей, которая была на пару лет старше меня, но «Тетка-теткой». Она зорко следила за Ликой, что бы ее великовозрастная дочь, ни с кем «ни-ни…». Сидели они в одном двухместном кабинете, что создавало у матери иллюзию, полной безопасности. Но Лике иногда удавалось скрываться от «всевидящего ока» и тогда она отрывалась по-полной. Особенно в командировках . И в тот вечер она своего добилась. Она выдворила из комнаты Заю и Анатолия, а потом принялась за меня. Ее длинные красивые ноги мелькали у меня перед глазами, как лопасти вертолетного винта. То ее твердые груди, то ее прямая спина, качаясь перед моим взором, закрывали все вокруг. Ее длинные, до пояса волосы, цвета свежей соломы, то падали мне на глаза, то взлетали над её головой, поднятые тонкими женскими руками. Помимо того, как мне казалось, что она пыталась за одну ночь проверить на мне все позиции «Камасутры», так еще она меня щипала, царапала, кусала. Признаюсь честно. От ее в тот вечер, я был в полном «умате», а она молодая требовала новых позиций и новых удовольствий. Для нее это было нечто вроде спорта или танцев молодого тела, а для меня уже серьезный звонок на связь с молодыми. Все, что ни делается в этом мире, оно определяется на небесах. Так, и тогда моя плотская нечистоплотность и неразборчивость была дана мне как опыт сравнения и наука что надо выбирать «Шапку по Сеньке», а партнершу по возрасту. «Богу-Богово, Кесарю-Кесарево, а слесарю –слесарево» гласит мудрость. И благодаря этому я понял и убедился, что «Лучше женщины Бальзаковского возраста на свете не бывает». За этот неожиданный обмен и оргию через стенку Зая на меня не обижалась. В качестве компенсации она свое тоже получила. Мы были квиты и больше никогда впредь об этом с ней не вспоминали. Вот и такая бывает она тайная служебная любовь, двух свободных взрослых людей.
(Продолжение следует)