— Что, Григорий, опять новенькому байки из склепа травишь?
На расшатанную лавочку, разбухшую под проливными осенними дождями с заскорузлой краской, присел хмурый тип в обвисшем костюме. Мужики подвинулись и молча поглядывали на подошедшего, да переводили заинтересованый взор на Григория. Тот усмехнулся, поскреб острым ногтем щетину и вздохнул:
— Кто ж еще молодость просветит, как не мы?
Ночь мягко опустилась на землю, освещая лунным светом уснувший городок и округу. Звездное небо раскинулось над полями и близлежащим погостом.
— Дядь Гриша, расскажи, почему одни уходят на небеса, а другие по земле кочуют? — спросил парнишка в щеголеватом новеньком костюме, прислонившись к тонкому стволу молодой акации.
Григорий достал из кармана пиджака пачку сигарет, вытащил зубами одну. Чиркнул спичкой раз-другой, но тщетно. Крохотный огонек не слушался бледных в лунном свете скрюченных пальцев. Так и остался сидеть с незажженной сигаретой, а после поменял ту на спичку и гонял из угла в угол.
— Мертвяки, парень, делятся на две группы: родители и заложные. К первым относят тех, кто ушел на тот свет по старости естественным путем. Души счастливчиков обитают далеко, их поминают часто, но прийти к тебе могут лишь в том случае, если призвать, да и то не всегда.
Остальных издревле называют заложные: кто почил по болезни, насильственной смертью, самоубийцы, убийцы, даже случайные утопленники. Колдуны и ведьмы в этот же котел. Их не отпевают и никогда не поминают. Так и бродит неприкаянная душа по земле, привязанная к могиле да к месту, где жизнь закончилась.
Исключение для тех, кто по болезни ушел: шанс на спасение их души остается. Но это зависит от старания родственников. Порой не доводят они до конца ритуалы, и душа так и остается на земле и вынуждена влачить тот срок, который был отведен, доживи бедняга до старости.
Паренек отслоился от ствола дерева, подернул штанины и присел на корточки перед сидевшими на лавке мужиками. Выдернул возле начищенного ботинка сухую травинку и размял пальцами.
— А дети, дядя Гриша? Как же они? Тоже заложные?
— О, это отдельная тема, — протянул Григорий, вытягивая ноги и распрямляя спину. — Дети чисты душой, однако тоже относятся к этой группе. Но и шанс у них велик найти проводника, который отведет юную почившую душу к вратам вечной жизни.
— Расскажи ему лучше, почему земля не всех принимает, — подал голос хмурый тип в обвисшем костюме и хрипло закашлялся. — Почему порой могилки проваливаются, и гроб наружу торчит.
— А что тут говорить? — усмехнулся Григорий и выплюнул спичку под ноги. — Ты и сам поведаешь об этом не хуже меня. Давай, Митяй, колись уже!
Хмурый встал, отряхнул ноги да подтянул спадающие штаны, засунув руки в карманы. Поддел носком ботинка камушек и пнул в ночь. С глухим стуком тот ударился о твердую поверхность.
— Ладно, слухай, парень, байку от Хмурого. Авось слышал выражение: "... чтоб тебя святая земля не приняла." Это проклятие, которое накладывают матери на нерадивых детей при их жизни, а когда того смертушка забирает, земля не принимает тело и всячески норовит вытолкать из недр. Бывает, при раскопках находят заброшенные могилы, а мертвяки будто только схоронены, тела не тлеют. А то и в сидячем положении находятся, не лежится проклятым в святой земле. При жизни над матерью измывались, да порой руку подымали. А материнское проклятие сильнее смерти.
— Случай был, — ввернул мужичок с другого края лавки, — вздумали на кладбище церковь заложить. Яму под фундамент вырыли и мертвяка нашли, не истлевшего за долгие годы, а руки женской косой связаны. На Руси-то по обычаю женщин с распущенными волосами хоронили, чтобы душа свободу чувствовала, а коса крепко держит. Вот у того несчастного мать руки-то и связала своей косой, когда схоронила, чтобы в ином мире их не распускал. Да тот так и остался неприкаянный. Следствие провели, выяснили кто таков, да мать нашли, жива оказалась. Рассказала про буйный нрав сына, да что с горяча прокляла того. Пришла на кладбище тело сына перезахоронить, косу-то развязала, перекрестила, да и отпустила с богом. Говорят, на глазах собравшихся тот и рассыпался в прах, нашел покой.
— Кстати, о покое, который нам только снится, — Григорий выпрямился и поднялся со скамейки. — Глядите, мужики, Семеныч на обход из сторожки вышел. Сейчас гонять нас будет!
Паренек поднялся и обернулся, высматривая в темноте одинокий луч фонаря, резво скачущий поверх могил. В темноте да на расстоянии парень не разглядел, о ком говорил Григорий. Однако минут через пять луч скользнул по бледным лицам собравшихся мужиков и замер. Фонарь потух, а по гравийной дорожке послышались неторопливые шаги.
— Что, шельмы, опять собрались? Чего вам не лежится в могилах-то? — раздался грозный окрик. — Как моя смена, так и норовят кучковаться.
— Дык, Семеныч, полежи с наше, — воскликнули мужики, — хочется и косточки размять.
— Какие там косточки? Ничего давно не осталось в сырой земле. Одни души неприкаянные бродят. А ну, расходитесь по своим могилам, нечего тут парню молодому мозги забивать! У него еще шанс есть вырваться на свободу, да покой обрести!
— Эх, Семеныч, хороший ты человек! — воскликнул Григорий. — Живи долго и счастливо, да нас на кладбище сторожи!
— Всенепременно, Григорий, иди к себе, да Хмурого забери. Если этот паскудник еще раз руку из земли вытащит, да бабку какую напугает, как помру, дам ему чертей, каких еще не видывал.
Души неприкаянные грустно рассмеялись и разбрелись по могилкам. Сторож кладбища Семеныч повернулся к молодому парнишке, покачал удрученно головой и махнул рукой:
— Иди, не слушай их. Все будет у тебя хорошо! И чтобы на девятый день я тебя здесь не видел!
— Я постараюсь! — улыбнулся парень, и рассеялся дымкой при первых проблесках зари...
