Найти тему
Последний причал

Последний причал - 3

Фото из личного архива.
Фото из личного архива.

Продолжение-3

Все ранее опубликованные части можно прочесть в отделе подборки. Туда-же буду добавлять новые.

=================================================

Растроганная скупой ласковостью и смиренностью Ковина, Вика попросила:

- Юра! Скажи мне что-нибудь хорошее.

Он без сожаления выплыл из тумана зыбких раздумий. Да что же это за любовь такая, с вновь вспыхнувшей досадой воскликнул он про себя, если она в согласии только с телом и бренным бытом и в незатухающем разладе с умом и душой?

Когда у Ковина резко менялось настроение – она давно это уяснила, — ей нужно быть чуткой и послушной. Быть такой в несущественном она умела. Главным для нее в оставшуюся неделю до отпуска было – напроситься в Краснодар. Она боялась на целый месяц оставить Ковина одного: а ну как встретится ему какая-нибудь бойкая, еще красивее и много моложе ее?

Такая опаска постоянно жила в ней, но был еще очень важный, более веский предлог: я хочу и должна познакомиться с твоей мамой и заверить, что ее любимому, но разнесчастному сыночку, каким она тебя до сих пор считает, живется совсем не так плохо, как ей думается. Хотя бы потому, что она, Вика, этого разнесчастного сыночка любит, не жалеет для него ни рук, ни души, и впредь все будет делать как для него, так и для их совместного счастья, в которое она всегда верила, верит и будет верить, не смотря ни на что.

Глава 2.

Викиной безоглядной уверенности Ковин не разделял. Именно сомнение их предполагаемой безоблачной будущности не позволило ему взять ее в Краснодар. Ему не хотелось признаваться Вике в том, что он боялся суда своей совести.

Ведь он ехал проведать могилу отца, — где он бывал с бывшей, не столь дорогой его сердцу, женой. Навещая могилу он мысленно говорил с отцом. В чем-то отчитывался, в чем-то просил совета.

Образ отца, для Ковина, был святыней и при воспоминаниях о нем Ковина не покидало чувство вины, потому что при жизни отец ни как не мог найти подход к замкнутому и обделенному судьбой мальчишке, который был самым дорогим человеком во всем свете. Отец очень тяжело переживал семейные неудачи Юрия, но ничего сделать не мог – сын закрыл свою душу на замок, а ключ видно потерял.

Смерть отца стала для Ковина такой трагедией, что жизнь его вроде бы к тому времени как-то наладившаяся, после пошла под откос…

Он начал пить, пить с такой яростью, что жена, знавшая его ласковым и добрым, увидела жестокого и грубого человека. Три года его личного горя, а личного потому, что он и близко никого не подпускал к своей беде. Ни жена, ни дети не знали что с ним. А он с каждым днем уходил от людей все дальше и дальше, а назад дорогу найти не смог, потому что шел с закрытыми глазами.

- Что же я скажу отцу? – «Извини, папа, но у меня очередная жена».

- Нет! Пусть он знает ту, которая была.

От воспоминаний, нахлынувших так неожиданно, по щеке Ковина покатилась слеза. Он незаметно смахнул ее и, прислушиваясь к стуку собственного сердца, встал, подошел к окну. На улице была хорошая погода. По тротуару шли пешеходы – каждый со своими мыслями, радостями, бедами.

Вика, заметив перемену в его поведении, подошла к нему, прижалась к его спине и так они долго стояли у окна, думая каждый о своем.

Она вдруг почувствовала, что он пошатнулся, хотела ему что-то сказать, но увидев вдруг без единой кровинки лицо, отпрянула.

Потом спохватилась, обняла его, падающего, прижимая к стене, чтоб удержать, позвала Сережу. Видно голос матери, и интонация заставили его сделать незамедлительно. Вдвоем они подвели его к дивану и уложили. Вика сразу дала ему сердечных капель, надорванного где-то или отданного без остатка кому-то.

Постепенно Ковин приходил в себя, но воспоминания, ставшие причиной приступа, как будто не покидали его, затуманенного сердечной болью, сознания. В ушах опять стояли глухие удары, этот звук навечно вошел в его сознание, потому что исходил он от ударов земли о крышку гроба, которая навсегда закрыла от Ковина такое родное и мужественное лицо отца

- Эх., батя, батя! – одними губами прошептал Ковин, но Вика, научившаяся понимать его с полуслова, услышала и догадалась, что с ним происходит.

- Успокойся, хороший ты мой.

«Господи, — подумала она, — если бы Юрий смог дать мне хотя бы сотую часть вот этой любви, я была бы самой счастливой на свете. Но!.. Видно на столько она крепка, что просто невозможно оторвать от нее хотя бы крошечный кусочек».

Продолжение следует.