В Моздоке в районном Дворце культуры открылась персональная выставка народного художника России, лауреата Государственной премии имени К. Станиславского, члена Союза художников СССР, заслуженного художника Северной Осетии, народного художника Республики Южная Осетия, члена Союза театральных деятелей России Магреза Келехсаева.
В Моздоке в районном Дворце культуры открылась персональная выставка народного художника России, лауреата Государственной премии имени К. Станиславского, члена Союза художников СССР, заслуженного художника Северной Осетии, народного художника Республики Южная Осетия, члена Союза театральных деятелей России Магреза Келехсаева.
О выставке, творчестве и детстве в снежном селении Чеселт с Магрезом Келехсаевым поговорила корреспондент Sputnik Анна Кабисова.
— Магрез Ильич, у вас открылась персональная выставка в Моздоке. Расскажите, это первая ваша выставка в этом городе?
— Да, в Моздоке впервые состоялась моя персональная выставка. Там очень хорошая художественная школа, директор которой – Наталья Ивановна Лапкова, и многие педагоги – мои ученики, которые учились у меня в Художественном училище (имени Азанбека Джанаева – ред.) и на факультете искусств в Северо-Осетинском госуниверситете. Из моздокской школы всегда приходили талантливые ученики, которые в последующем становились известными художниками и педагогами. Например, в Моздоке живет замечательный художник-график Юрий Побережный. Во Владикавказе его творчество хорошо известно. Наталья Лапкова закончила Художественное училище, затем Художественную академию, искусствоведческий факультет. Наталья Ивановна давно просила меня сделать выставку в Моздоке. И вот мы, наконец, осуществили эту затею. На выставке представлена часть работ, которые были показаны недавно на персональных выставках во Владикавказе и Цхинвале, также я включил в выставку картины, которые давно уже написал, но еще никогда не выставлял, есть и совсем новые работы. Моздок – исторический город, там живут добрые, умные и талантливые люди. Очень приятно, что там проходит сейчас моя выставка.
— На выставках можно приобрести ваши работы?
— Запросто. Я всегда говорю шутя: "Многие люди родину продают, а я что, свою картину не могу продать?" (улыбается – ред.).
— Если это удобно, то могли бы вы озвучить цену?
— Цены очень разные. Маленькие работы могут стоить около 16-20 тысяч рублей, а большие – и 800 тысяч, и миллион рублей. Причем, это местные цены. На самом деле работы стоят больше. В Москве в 2-3 раза дороже, за границей еще больше.
— От чего зависит цена?
— От размера и сложности работы.
— Какой этап на вашем творческом пути в этом смысле был самым успешным? Когда активно покупали картины?
— В советское время. Мы выставлялись на всесоюзных выставках, и хорошие работы там покупали для музеев. А когда Советский Союз развалился, то работы перестали покупать. И так до сих пор. Это плохо. Много хороших работ ушло за границу, а могли бы украшать наши музеи.
— Получается, что сейчас ваш покупатель – это частное лицо.
— Да.
— А есть такой человек, который приобрел вашу работу и вы этим гордитесь?
— Таких много. Супруга известного хоккеиста Вячеслава Фетисова сделала домашний музей и в его коллекцию приобрела три мои большие работы. Я горжусь этим. А как-то была выставка в Америке, на которую я не поехал, но мой друг Акоп Гаспарян мне рассказал, что владелец картинной галереи "Эрмитаж", который приобрел пять больших работ с зимним пейзажем, стоял перед ними, плакал и говорил: "Я никогда в жизни не видел такую зиму..."
Мои работы есть в коллекциях Русского музея, Третьяковской галереи, в коллекции Художественного музея имени М. Туганова находится около 80 моих картин.
Недавно мой портрет Коста, который я давно написал к юбилею поэта, увидел ректор Медицинской академии Олег Ремизов и купил для своего музея. Сам лично ее повесил, никому не доверил (улыбается – ред.) и еще статью великолепную написал – достойную хорошего искусствоведа.
— Вы педагог, живописец и театральный художник. Не сложно было совмещать все эти ипостаси?
— В Художественном училище я проработал тридцать лет, одновременно трудился главным художником в Осетинском театре, параллельно писал картины и участвовал в выставках. А когда Шалва Бедоев открыл факультет искусств в университете, то сразу пригласил меня. У меня там была мастерская театрально-декорационного искусства, где работал до прошлого года. Наш факультет всегда был первый, а сейчас после пандемии что-то случилось. Студенты перестали учиться. Сидят два профессора и ждут студентов. Кого учить? Друг друга?
В советское время каждый август на даче Художественного училища в поселке Фиагдон мы проводили курсы повышения квалификации, в которых участвовали педагоги всех республиканских художественных школ. Мы писали на пленэре, потом устраивали выставку в городе. Это была хорошая школа, после которой многие начинали творчески работать. Например, на таком пленэре я познакомился с художником Юрием Побережным. Он очень талантливый художник, но тогда ничего не хотел делать. Я его заставил работать, и сейчас он с гордостью говорит, что является моим учеником. Я его очень уважаю и ценю.
— Что самое главное в преподавании?
— Надо общаться, объяснять, личным примером показывать. Если мне показывают рисунки ребенка, то я сразу вижу, получится из него хороший художник или нет. Много моих учеников стали академиками – Юрий Абисалов, Олег Басаев, Таймураз Маргиев и другие.
Я люблю преподавать. В Академию художеств я поступил на отделение живописи, но потом по совету своего учителя Григория Котаева, у которого учился в Художественном училище в Цхинвале, перешел на театрально-декорационное отделение, так как на тот момент ни в Южной, ни в Северной Осетии не было специалистов по этому направлению. Когда я закончил академию, то собирался вернуться в Осетию, чтобы учить детей и развивать искусство, но ни из Южной, ни из Северной Осетии не поступало приглашения. Меня уговаривали остаться в Мариинском театре, там проходил практику. Из Владивостока приехал известный режиссер, тоже уговаривал, и даже уговорил, я уже контракт подписал, но тут приходит приглашение из Осетинского театра. Я тут же разорвал договор с Владивостоком и поехал домой. В Осетинском театре я работал от души, в год мы делали пять-шесть спектаклей.
— Какая постановка запомнилась больше всего?
— "На дне" Горького, "Фатима" Хетагурова, "Тимон Афинский" Шекспира. За этот спектакль режиссер, пять актеров и художник получили государственную премию.
— Вам давали творческую свободу?
— Тогда в Осетинском театре работал Георгий Хугаев – талантливый режиссер. Он мне абсолютно доверял и давал полную творческую свободу. С ним мы сделали лучшие спектакли.
— И все-таки как вам удавалось совмещать столько работ?
— Я работал всегда до 12 ночи, и сейчас также. Я привык так работать. И когда была пандемия и никуда не надо было уходить из мастерской, то написал очень много работ.
— Можно сказать, что зимний пейзаж – ваша зимняя карточка, как пейзажи Брейгеля? Или, даже, в каком-то смысле ваш автопортрет?
— В селении Чеселт, в котором я родился и вырос – лето бывает всего три-четыре месяца, а все остальное время – зима. В сентябре выпадает снег, и до начала июня ты видишь только снег и заснеженные горы. Очень красиво. Маленьким я сидел у окна и думал: "Когда вырасту, то стану художником и нарисую всю эту красоту".
— Как раз хотела спросить, когда вы почувствовали, что хотите стать художником?
— В детстве. Когда я учился в начальной школе, нам преподавали в том числе и рисунок. Я рисовал лучше всех, меня всегда хвалили. Но в детстве я даже не знал, что можно учиться на художника, что существуют художественные школы, училища. В детстве прочитал про Коста, что он учился в академии у самого Репина. Мне запало это в душу, и я решил, что когда-нибудь тоже буду учиться в этой академии.
— В семье поддерживали ваше желание стать художником?
— Мой отец погиб на фронте, меня с моими двумя братьями воспитывала мать. Один брат учился в Саратове, другой в Цхинвале, и мать не хотела, чтобы и я уехал. Но я тайно все подготовил и уехал в Ленинград.
— В какой момент мама начала вами гордиться?
— После того, как начал учиться и показывать первые успехи. Мой профессор Александр Израилевич Сегал часто хлопал меня по плечу и хвалил: "Молодец, народным художником будешь!" (улыбается – ред.).
— Можете назвать любимых художников, которых открыли для себя в тот период?
— Врубель, Серов, Репин, мои преподаватели в Южной Осетии – Котаев, Санакоев. Дальше уже идут художники эпохи Возрождения.
— Как вам удается не терять вдохновение и тягу к работе?
— Я получаю удовольствие от работы. Вчера не хотел спать, встал и начал работать. Вот готовый пейзаж (показывает на картину – ред.). Как-то заходит ко мне Шалва Бедоев и говорит: "Какой ты неугомонный! Картины уже никто не покупает". Я ему говорю: "Я работаю не ради продаж, а ради удовольствия". Пройдет время и картины купят.
— Какие вы ставили перед собой цели как художник?
— У меня была цель – стать большим художником, чтобы осетинское искусство могло конкурировать не только с российским, но и с мировым. Считаю, что в этом смысле уже многое сделано. Осетинские художники не похожи друг на друга. У каждого есть индивидуальность. В этом смысле осетинам помогает, что у нашего народа есть такая черта – не знаю, хорошая или плохая, каждый говорит: "А чем он лучше меня?". Поэтому никто никому не подражает, каждый ищет свой язык.
Шалва Бедоев всегда говорил: "Моя заветная мечта, чтобы художников в Осетии стало больше, чем спортсменов".
— Художники Северной и Южной Осетии отличаются по визуальному языку? Допустим, вам покажут картину, вы не знаете автора. Сможете определить географию?
— Южная Осетия – солнечный край с очень живописной природой, которую создал гениальный художник. В Северной Осетии преобладает монохромный, "сухой" цвет. Поэтому здесь живописцев мало, а скульпторов много. А все южане – живописцы.
— Если охватить ваше творчество, то какие направления можно выделить?
Мне все интересно. Я и портреты пишу, и тематические картины, и пейзажи, и натюрморты…
— У вас в семье все художники?
— Да, Эмма – супруга – художница, сын – художник, младшая не училась на художника, но цвет чувствует, у нее получаются интересные работы. Старшая дочь Кристина – была очень талантливой, великолепной художницей, с отличием окончила Художественное училище, получала президентскую стипендию. Погибла…
— Что помогает справляться с этой болью?
— Только живопись отвлекает от всего. Мне это помогло.
— У вас много работ, посвященных Южной Осетии. Вы пишете пейзажи по памяти?
— Да. У меня все отпечатывается в памяти. Я основываюсь на образах, которые видел, а потом дописываю свой выдуманный мир.
— Вижу у вас в мастерской старинные иконы.
— Когда я учился в академии, летом у нас была практика в Ивановской области – там мы писали этюды. А я же горский парень, работу любил, сено косил, и до сих пор хочется… (улыбается – ред.). И вот я вижу – старуха картошку окучивает. И так ей это тяжело, так медленно все делает. Я подошел к ней и говорю: "Давайте я вам помогу". А она знала, что мы художники-студенты из Ленинграда, и говорит: "Ты же ленинградец, разве умеешь на земле работать?". Я ей сказал, что давайте я поработаю, а вы потом скажете, умею работать или нет. И сделал всю работу за один день. Когда она пришла, то ахнула, потом пригласила домой, накормила. Сидим мы за столом и я говорю: "Что-то я иконы нигде не вижу". Послала она племянницу в сарай, и та три иконы принесла: одну большую и две маленькие. Грязные, пыльные. Я аккуратно почистил большую, и там такая красота открылась. Бабуля как увидела, то говорит: "Большую мне оставь, а эти две себе забери". И еще как-то в Ленинграде иду рано утром по дворам и вижу возле мусорки валяется сломанная пополам икона, я ее склеил и домой привез.
— А сами не писали иконы?
— Писал. Мне заказали написать святого Георгия Победоносца для церкви Покрова Пресвятой Богородицы на улице Августовских событий. Там в кирпичной стене есть ниша, туда вставили мою двухметровую работу. Красиво получилось. Потом священник позвал и говорит: "Посмотри, как бабули твою работу целуют" (улыбается – ред.). А одна из моих учениц – Оллана Айларова, стала иконописцем.
— Вы родились в селе в Южной Осетии, не тянет туда?
— Конечно. Я каждый год туда езжу. Но никогда еще мне не удавалось писать там этюды. Когда был молодым, то если приезжал, мать сразу работать заставляла. Помню, как со старшим братом целый день боролись, он у меня был мастером по вольной борьбе, а мать его ругала: "Что ты ему работать не даешь?"
— Вы, наверное, много поездили по миру.
— Да, я люблю путешествовать. В Европе много где был, в Ватикане, Японии, Сингапуре, на Филиппинах, почти весь Советский Союз объездил. В Америку приглашали, но я не захотел. Американцы никого не любят, хотят весь мир уничтожить, чтобы только они были. Больше всего мне в Японии понравилось, там очень чисто и красиво.
— Какие были ощущения, когда вы видели вживую картины художников, чье творчество изучали по репродукциям?
— Я был в восторге от художника Давида (Жак Луи Давид – ред.). Когда у меня родился сын, то я назвал его Давидом. Но, в целом, конечно, художников такого уровня в Европе много. Мы же историю искусств учили, и когда приезжаешь в Париж, то ощущаешь, что как будто ты уже здесь был, ходил по этим мансардам, лестницам, улочкам…