Найти тему

Очищение огнем. Перезагрузка.

«Когда-нибудь у меня будет кабинет, а
в нем - камин.

Я хочу смотреть на свой огонь».

Виктор Тишков

Роман

Глава 1.

Открыть свое сердце.

Когда больно, зажги свечу и постарайся отыскать фонарик. А потом загадай желание и потуши свечу. Это наверняка поможет. А если нет – то иди в степь, к земле. Там наедине с ней излей свою душу. Выплесни свою боль.

Никто Дору этому не учил. Она всегда делала так, что горе свое не доверяла никому. Сначала в своем поселке, а потом, когда в родниках иссякла вода, переехала с семьей в другой, где рядом была небольшая речка.

К воде у нее особая привязанность. И не потому, что надо поить домашнюю живность, готовить суп детям. Просто любит окунуть в воду натруженные руки, опустить ноги в тазик или в ручей. Когда работала в школе, постоянно выводила малышей на природу. Показывала им муравейники, норки сусликов, лекарственные травы.

Обустроившись на новом месте, она часто выходит на бережок под иву и сидит в тиши. И пусть рядом расплескаются окуни, засвистает свою вечернюю мелодию коростель.

Интересно наблюдать за молодыми, которые собирались на мостике через речку. Раньше туда ходили два ее сына и дочь. А теперь никого нет. Молчит мостик, не скрипнет доска, не простучат колеса. Умирает поселок.

Дора откидывается на спину, на сухую траву, потом поворачивается и начинает стонать. Негромко вполголоса, чтобы никто не услышал.

Руки ее цепляются за траву, скребут землю. Мотает головой, словно не соглашаясь со своей долей.

– Почему? Почему все беды на меня? Одна я осталась. Некому помочь, некому горе поведать. Тебе землица, прими слезы мои.

Рыдания сотрясают все тело женщины, она рвет на себе поседевшие волосы. Боль ее долгая, ноющая, как тяжелый камень давит на сердце. И, кажется, нет такой силы, чтобы поднять ее с земли, заставить жить дальше.

Младший сын Джамбал, вернувшийся из тюрьмы, признался, что продал сестру сокамернику, вору и бандиту из Уфы. Тому еще три года сидеть, а потом придется отдать Зайтуну. Был бы жив Сулим, он не позволил бы обидеть Зайтуну, думает она о старшем сыне, которого призвали на службу по весне вместе со сверстниками. А через 8 месяцев пришла похоронка.

Супруг, прикованный тяжелой болезнью к кровати, узнав о смерти сына, ушел в мир мертвых в течение недели.

Дочь в тот же год, окончив школу, куда-то уехала. Сказала, чтобы ее не искали, не будет она жить с бандитом. Потом сообщила письмом, что учится и работает на Алтае.

А Сулим стал героем посмертно. Погиб со своей ротой в Чечне, защищая высоту.

Чью высоту, от кого защищал – мать до сих пор не понимает. Приехали с военкомата, привезли похоронку, красивый орден в коробке. Тело сына, сказали, осталось в братской могиле. Потому, как он сильно обгорел. Враги, как волки, разорвали его на части.

Хотела было обсудить это с Джамбалом, но он в поисках наркотиков уехал в город. И уже два месяца не кажет носа домой.

Жеребенок, за которым Сулим бегал по полю до призыва, вырос в красивого жеребца. Некому поставить его под седло. Поплакала-поплакала Дора, да отвела красавца на базар.

На вырученные деньги решила навестить могилу сына в Закавказье. По совету соседки обратилась в районный военкомат. Там ее внимательно выслушали, выдали удостоверение, и прикрепили сопровождающего Керима. Молодой лейтенант и чемодан помогал нести, и билеты на самолет покупал.

Не долго думала, как одеться: черный платок на голову, темную курточку с вышитым серебром орнаментом по груди да широкие зеленые шаровары под такого же цвета юбку. Благо, лето, не замерзнешь в дороге.

Передала наказ соседке: кормить собаку да куриц. А теленок пускай пасется в огороде, там все у него есть.

В городе Минеральные Воды, где стоит обелиск на братской могиле погибшим, которые остались на этой земле навечно, Дора пробыла недолго. Постелила на мраморную плиту в белую клетку платок, вынула из чемодана лепешки, высушенное мясо, несколько яиц. Пригласила лейтенанта:

– Помянем Сулима, сынок. Он был моложе тебя лет на пять. Перекусим да поедем дальше.

– Куда, мать?

– В Чечню. Посмотреть ту самую высоту, где погиб Сулим, где полегли его товарищи.

– Да вы что? У нас средств не хватит. Мне командировочные выдали только до Минвод.

– Ничего, я оплачу.

– Если так, то можно. Только я сначала сообщу военкому.

– Давай, пожалуйся на старуху да поедем на автостанцию. Нам до Черкесска надо, почти сто километров.

Дора давно высчитала маршрут, неоднократно проходила его по картам. Правда, куда потом, не знала. Где высокогорное селенье Улус-Керт, где перевал, на котором был последний бой сына? Впрочем, это ее не смущало. Язык до Киева доведет.

В Черкесске, куда они прибыли во второй половине дня, на автостанции их встретил молодой военный. Назвался Казбеком, сообщил:

– У меня приказ: сопроводить вас на перевал, где погиб ваш сын.

Пригласил в зеленый джип, стоявший невдалеке.

Проглотив комок, застрявший от волнения в горле, Дора кивает, губы ее дрожат, глаза заволакивает слезами. Вместе с Керимом размещается на заднем сиденье автомобиля.

Всю дорогу, в молчании, она поглядывает по сторонам. Горы, заросли орешника, дикого винограда, иногда небольшие селеньица, зеленые пастбища со скотом. Первым решается заговорить Казбек:

– В Шатойский район въезжаем. Сейчас будем пробиваться по руслу реки, а потом перед Улус-Кертом выедем на дорогу. Там этот злополучный перевал.

– Ваших много погибло на этой войне? – Дора внимательно глядит на водителя.

– Здесь да, много, считай, полсела вырезали бандиты. А вообще в Чечне более ста тысяч.

– А ты не воевал? – Дору словно за язык кто дергает, не может смолчать. Поди, такой и стрелял в ее сына, думает она.

– Воевал, – отвечает водитель, – только я в Грозном, в милиции служил. А потом наемников вылавливал по лесам да горам.

У женщины отпускает на сердце, не будет она свою боль изливать на парня.

– Международный терроризм сделал из нашей республики крайнего в проклятой войне. Столько народу полегло! – Слова Казбека полны горечи, – в моей семье не стало двух братьев, сестры.

Когда вдали появляется село, машина останавливается. Прямо у дороги во все пространство перед глазами Доры встает памятник. Гранитная плита и крест в круглом обрамлении, как нимб, и надпись «Ника». А на самой плите золотом выбито: «Памяти павших». Буквы плывут перед матерью хороводом, растекаются слезами.

– Да, это им. Двадцать два Героя России и шестьдесят восемь награжденных орденом Мужества, – Казбек опускается на колени перед памятным знаком, потом четко декламирует, – рота уходит на небо, один за другим…– помолчав, добавляет, – уходили они под свинцовые трели, это слова из песни о них.

Услышав сзади рыдания женщины, Казбек вскакивает, подхватывает ее с земли.

– Много слез было пролито здесь, когда открывали памятник в 2017 году, и потом, когда приезжали гости, – рассказывает он, – человек 30, наверное, было. В основном все матери из Пскова.

– Сынок, а где бой то был? – спрашивает Дора, – отведи меня туда.

– Это здесь недалеко, – отвечает Казбек, – пойдемте.

По тропе они поднимаются на невысокую гору. Останавливаются среди тонкоствольных деревьев с высокими кронами. Площадка вся в воронках, заросших травой.

– Тут и укрыться негде, если мины сверху сыпались как горох, – отмечает Дора, – а где же ты, мой Сулим?

У кого она спрашивает, может быть – у этой рощицы, у земли, нашпигованной свинцом, у красного цветка, появившегося перед глазами.

Неожиданно Дора оседает возле одной небольшой воронки.

– Сулим, – шепчет она, – что же ты не выкопал поглубже?

– Времени не хватило, мама, – звучит в голове ответ сына, – враги лезут со всех сторон. Нас только четверо осталось, и патроны кончились. Но у меня еще есть лопатка, да левая рука перебита. Прости меня…

– Сыно-ок, сыно-ок, – тянет Дора, возвращаясь в реальность, – как же мне плохо без тебя! А жеребчика твоего я продала. И Зайтуна сбежала из дома. Одна я осталась, не на кого опереться.

Дора не глядит на сопровождавших ее мужчин. Обняв кучку земли, которую полил своей кровью сын, она неслышно вздрагивает всем телом. Боль матери всеобъемлющая, пронзительная и такая понятная, как этот притихший лесок, камни, прозрачный вечерний воздух.

Наконец она поднимается с земли, отстраненно смотрит на Казбека. Все еще под впечатлением встречи с сыном, молча идет к машине. В голове звучит боевой клич рода, который издал Сулим в своем последнем бою: «А-а-о-а-а-м-м!»

Обратный путь тяжел и горек. Глядя на посеревшее лицо женщины, Керим думает, что в этом месяце, у него случилась важная миссия, которую он запомнит надолго. Задает вопрос водителю: можно ли их доставить сразу в Минеральные Воды?

Тот не возражает, говорит, что это даже ближе, чем снова в Черкесск. И он знает короткую дорогу, так что должны успеть к вечернему рейсу на самолет.

В аэропорту мужчины оставляют Дору в машине, а сами уходят в дирекцию. Через полчаса они уже жмут друг другу руки, тепло прощаются.

– Будешь в наших краях, забегай, если что, – шутит Керим.

– Да, спасибо, у нас своих проблем хватает, – отзывается Казбек и замирает перед Дорой на коленях, – прости нас, мать, непутевых и безжалостных сыновей.

Дора хочет обнять его, но что-то удерживает ее. И она лишь кивает головой, отчего платок сползает с нее и седые волнистые волосы закрывают лицо.

В самолете она односложно отвечает на вопросы лейтенанта, обмениваться впечатлениями нет сил. Она прикрывает глаза, откидываясь в кресле.

Всплывает письмо сына, которое пришло после того, как они всей деревней оплакали смерть Сулима. Он писал, что служба проходит нормально, просил не выдавать замуж Зайтуну, пока не вернется домой.

В конце письма признавался, что воевать в Чечне ему не нравится. Очень коварны и жестоки бандиты. Бойцы понимают, что головорезы – это наемники, профессиональные убийцы. Но основную массу бандитских отрядов составляют местные чеченцы. Зачастую просто жаль молодых парней, взявших в руки оружие. И еще у десантников растет понимание, что ответной жестокостью войну не остановить. Нужно политическое решение. А для политиков, наверное, главное – набить карманы. Продажные все.

Дора могла бы поспорить с сыном, но не успела. Многое хотела сказать ему. Например, нельзя саперными лопатками убивать людей. Грех это.

Вспомнила, что, когда она точила свою лопату напильником, та ей напевала: «Идет, идет, идет», а потом «Копай, копай, копай».

Удивило его сообщение о том, что газированным напитком можно быстро удалить любую ржавчину. Он писал: когда привезли газировку, они с товарищами до блеска начистили свои лопатки. Это было как раз перед тем злополучным боем.

Хотела рассказать ему, какие чудесные песни распевают птицы в роще у речки по вечерам.

Однажды она засиделась на бережке допоздна. Последние лучи солнца уже покинули землю, и только высоко среди туч изредка вспыхивали светлые пятна. Природа готовилась ко сну.

Неожиданно в глубине рощи раздался робкий посвист: «Кто здесь? Кто здесь». И сразу длинный ответ: «Все здесь, все здесь». Прямо с соседней березы Дору спросил кто-то: «А ты зачем? Вот она, вот она!».

Дора крутила головой, прислушиваясь к птичьим переговорам, переводила на свой лад их пение, чириканье, поскрипывание и покашливание. Узнавала характерное потрескивание коростеля в поле, зависающее блеяние дупеля в ночной прохладе. Какая красота, думала она с восторгом. Конечно, заглавную роль она бы отдала соловьям. Такие мастера!

От воспоминаний ее отвлекает голос соседки. Рядом с ней сидит пожилая женщина в белой накидке. Повернувшись в кресле к Доре, она участливо спрашивает, далеко ли та летала и почему такая грустная?

Дора отвечает, что побывала на могиле сына, который погиб в Чечне. И теперь в душе у нее такая пустота, такая боль, что не знает, как дальше жить.

– Я предлагаю вам сейчас освободить пространство сердца, – соседка смотрит прямо в повлажневшие глаза Доры. – Это поможет пережить утрату и отпустить ее. Принять одиночество и двигаться дальше.

– Как я это сделаю? – автоматически спрашивает Дора.

– Впустите в свою жизнь любовь и расширяйте ее территорию. Понятно, что будет трудно, особенно в вашей ситуации, ведь семья для вас – все.

– У меня нет сил. От костра даже углей не осталось – один пепел.

– Пусть надежда поддержит вас. Объявится дочь, и сделает вас бабушкой, любимой бабушкой.

Дора с удивлением смотрит на собеседницу. О дочери она не говорила, кажется, ничего. Откуда она знает?

– Знаю, знаю, – улыбается Валентина, так представилась соседка, – пока ей не легко приходится, но все наладится. Обретет она свой дом, мужа, дочь родит. Оливковая ветвь достанется хорошему человеку.

Зайтуна по-русски – Оливковая ветвь. И это она знает? Дора лишь качает головой. Рассказывает, что дочка с золотой медалью окончила школу, собиралась стать врачом. Но в одночасье покинула дом. Родной брат продал ее бандиту. И ей пришлось бежать. Сейчас даже не знает, где она скрывается.

За разговором дорога короче. Стюардесса объявляет, что полет заканчивается, самолет идет на посадку.

Она пока не знает, что Зайтуна снимает квартиру в Барнауле, после окончания медучилища, затем экономического колледжа поступила в Заочный финансово-экономический институт. Нашла интересную работу в налоговой инспекции.

Дочь неоднократно порывалась обо всем написать матери. Но ее останавливала боязнь, что мать проговорится кому-нибудь, и местопребывание Зайтуны станет известно бандитам.

Будем терпеливы, хорошая весть не заржавеет, а плохая пусть останется за воротами.

Не важно, кто объект твоей любви: партнер, друг, родственник, окружающий мир или вы сами.

Пока в сердце присутствует негативный опыт, нет возможности полностью прожить это божественное чувство.

Каждому человеку судьба может преподнести глубокое и многогранное чувство. Оно порой возносит до небес и окрыляет, либо причиняет самую большую боль.

Когда нервы накалены до предела, начни совершать какое-то простое действие, максимально замедляя движения. Например, заваривай чай, представляя, что ты погружена в банку с медом, где резкие движения просто невозможны. Замедлись настолько, насколько можно. От этого дыхание станет глубоким. Вот ты и успокоилась.

Слова Валентины надолго западают в сердце Доры. Она с сожалением расстается с попутчицей, выйдя из аэропорта.

Памяти павших