Странное явление — отложенная ссора. Конфликт, который мог бы случиться давно, но взаимное недовольство, обиды, претензии — все это скапливалось, тянулось и медлило проявиться, пока не полыхнуло ярко и неожиданно.
Такое бывает в семейной жизни.
Бывает, что муж и жена постепенно устают друг от друга, отдаляются, мелко и глупо ссорятся из-за случайной ерунды («куда ты все деваешь?», «сколько раз я просил положить там и не трогать!»), а потом и вовсе изменяют друг другу, живут отдельными жизнями, но все-таки сохраняют внешнее единство, привыкли, им даже кажется, что не все потеряно, и еще можно продлить этот совместный быт и отложить все неприятное, – но однажды их отношения, так долго уже мертвые внутри, взрываются, и тогда приходит время разводиться и делить вещи, если не детей.
Именно так произошло со странами бывшего Советского Союза.
Не со всеми, конечно. Некоторые, особенно на Кавказе, уже в момент официального распада СССР, а то и до того, начали энергично воевать, пошли погромы, поехали беженцы, но это была практика южных окраин, и мы смотрели на них с чувством ужаса и непонимания. А так-то считалось и этим принято было гордиться, что Советский Союз умер уникально бескровно, нам повезло, ура.
Были, впрочем, и тогда, лет тридцать назад, отдельные трезвые голоса. В Youtube есть знаменитая запись февраля 1992 года, когда на патриотическом митинге на Манежной площади Эдуард Лимонов вдруг начинает говорить следующее:
«Вы отдаете себе отчет в том, что будет завтра на Украине? Это сейчас можно сказать, что отношения между русскими и украинцами более-менее дружественные. Но это все изменяется. Сейчас была история с Черноморским флотом, завтра будет из-за Крыма. Каждый раз это эскалация эмоций… (рассказывает про Хорватию, про тамошние жертвы) … вот то же самое будет и на Украине — будет, я вам говорю! Кто хочет этого? Никто не хочет. Но почему им должен принадлежать Крым? Почему им должна принадлежать Харьковская область, почему им должен принадлежать Донбасс?»
Но Лимонов был одиноким гением, и его тогда никто не услышал.
Русское общество девяностых годов, легко и без всяких переживаний воспринявшее безумные Беловежские соглашения, согласно которым Ростов и Донецк, Белгород и Харьков, Краснодар и Симферополь провозглашались городами разных государств, исходило из забытой ныне логики, которая тогда, однако, представлялась единственно разумной.
Считалось, что СССР развалился понарошку.
Да, навсегда ушла Прибалтика, но она никогда и не была по-настоящему своей, а еще какая-нибудь Туркмения и тому подобная экзотика, но и не жалко. Зато все остальное, хоть и было преобразовано из советских республик в полноценные страны, — нет, это пустая формальность, ну, будут у всех свои места в ООН, посольства-гимны-спортивные команды, чепуха, а так-то, на самом деле, вместо СССР у нас теперь СНГ, и через некоторое время, когда все уляжется, в рамках этого СНГ или любого другого союза все соберется обратно.
Укорененные целыми поколениями в идее общего существования как минимум России, Украины, Белоруссии и Казахстана, люди просто не поверили, что именно здесь и сейчас – жизнь меняется навсегда.
Кстати, именно благодаря этой их наивной вере в нерушимость единой страны те самые соглашения получилось сделать такими абсурдными, преступными, легкомысленными, когда государство было разорвано по случайным административным границам, некогда проведенным большевиками. И никто не сопротивлялся, никто не протестовал. Какая разница, если все равно все по-прежнему.
И все-таки отложить неприятности получилось.
Впереди были долгие годы, когда иллюзия несерьезного, игрушечного распада — и такого же игрушечного суверенитета той же Украины, — благополучно поддерживалась. Граница не была на замке, и кому хотелось, тот свободно ездил хоть в Киев, хоть в Крым, замечая попутно, что «там» отчасти даже и лучше, чем «тут»: все точно так же говорят по-русски, но зато законы заметно мягче. У нас, например, уже запретили покупать алкоголь по ночам, а в Ялту приехал — и бежишь за шампанским, когда захочешь.
Но ситуация медленно менялась.
Новые страны создавали свои машины образования и пропаганды, где Россия естественным образом оказывалась в роли главного врага, и свежие поколения, уже не заставшие прежнюю жизнь, впитывали знание о «плохой московской империи» как нечто логичное и даже вдохновляющее. Но и заграница не осталась в стороне: конечно, уже само наличие целого пояса этих отделившихся от России государств гарантированно вело к тому, что мировые обкомы начнут игру по их противопоставлению Москве. Где-то и когда-то эта игра шла с помощью старых тузов, хитрых секретарей обкомов, ставших президентами, но чем дальше, тем чаще этот элементарный внешний интерес совпадал с внутренним, революционным и молодежным пафосом изгнания всего отжившего, и значит, всего русского и советского. Дальнейшее мы видим.
И вот теперь мы находимся в процессе того самого, в свое время отложенного развода, который много лет назад мог бы быть и попроще, без крови и катастроф, ну а теперь — мы знаем, что это такое на самом деле, распад СССР, которому тут когда-то так радовались.
И всех очень жалко. Не только тех, кто проходит этим путем вместе с нами, но отчасти и тех, кто на той стороне, тех, кто «против» — своих и чужих, то есть бывших своих. И невозможно вернуть якобы идеальное общее прошлое — оно потеряно давно и насовсем. Но и повторять ошибки конца двадцатого века, опять сдаваться и опять отступать — тем более глупо и самоубийственно.
И это значит, что у России есть только одна, трудная и печальная, но неизбежная дорога.
Подлинный, уже рациональный раздел когда-то общей страны и ее общего хозяйства. И защита той его части, которую мы вернули, той, где живут русские, да и просто все те, кто хотят остаться с нами, а не по ту сторону вечного, как теперь ясно, забора.
Россия должна защитить это их простое право: не уходить.
Автор: Дмитрий Ольшанский