Гомеопат
Наступление на астму было достаточно серьезным. Ее, а заодно и меня, травили химией, так что в конце концов почки сообщили все, что они обо мне думали, попытавшись устроить забастовку.
Меня мучили невероятные боли, природа которых по-настоящему так и не была установлена. Боль разрывала грудь и солнечное сплетение, невероятно сильно тянуло поясницу. Каждый шаг, каждое движение отдавались острой болью. Так что я знала, сколько шагов до школы, а сколько до метро. Боль не проходила ни днем, ни ночью. Иногда даже во сне я продолжала ощущать ее, просыпаясь оттого, что она делалась невыносимой, начисто отменяя ночной отдых.
Понимая, что официальная медицина способна выяснить причину моих недугов не иначе, как после моего вскрытия, мама повела меня на прием к дорогущему гомеопату.
До сих пор перед глазами этот необыкновенно сильный, умный человек. Дядька, к которому меня привели на прием, был безногим и одноруким, что не мешало ему, однако, вращаться в крутящемся кресле, не ожидая ничьей помощи и пребывая в постоянном благодушном настроении.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – выпроводив за дверь маму, обратился он ко мне. – Маленькая девочка не должна ощущать такой боли, причем столь долгое время. Но что тут поделаешь. Боюсь, что до подросткового возраста ничего не удастся изменить. А это еще три или четыре года…
Он окинул меня сочувствующим взглядом.
– Вот что я могу предложить тебе, – он нежно взял мою маленькую ручку, согревая ее в своей единственной ладони. – Я дам тебе порошок, который ты должна будешь принимать на кончике ножа один раз в день. Твоя мама будет знать об этом.
Он крутанулся к столу и, открыв ящик, достал оттуда пакетик.
– Но если тебе станет невмоготу, если боль сделается нестерпимой и ты не сможешь больше сдерживаться и будешь орать в голос, тогда, – чтобы не унижать себя еще больше, поскольку дальше будет только хуже, – тогда ты должна будешь растворить весь этот пакетик в теплой воде и выпить его на ночь. Лучше вместе со снотворным. Человек, тем более ребенок, не должен так мучиться. Господь тебя простит.
Попросив меня повторить инструкцию и напомнив, что это наша с ним тайна, гомеопат вызвал маму и передал ей какие-то рецепты.
О чудо! После посещения врача боли, разумеется, не сделались меньше. Они по-прежнему терзали меня. Но теперь, когда становилось особенно больно, я думала о заветном пакетике со своей свободой. И о том, что невыносимой боль еще только может стать. Невыносимой – это когда уже последний предел. Я же месяцами топталась в предбаннике перед дверью абсолютной боли, после которой имела полное право принять желанный яд.
Это очень помогает в жизни – приучиться держать в кулаке собственную смерть.
Стон
Когда я кричу, что хочу умереть, исписанные листки на столе вопиют о жизни и я им уступаю.
Но Бог знает, как тяжелеет это согласие раз за разом.
Дворец
И все же дети – невероятно живучие существа. По крайней мере, ко мне это можно отнести в полном объеме. Вот вроде, с одной стороны, от боли на стенки лезла, без ингалятора дышать почти разучилась, но два раза в неделю во Дворец пионеров имени А. Жданова – при любой погоде и стечении обстоятельств.
Еще в конце первого класса, гордая исполнением высокого долга, мама переписала красивым почерком и отослала мою первую сказку в стихах «Аленка и колдун» на весенний конкурс «Творчество юных».
Помню, как незатейливо просто писалась сказка. Я возвращалась после школы домой, переодевалась, мыла руки, а затем садилась за письменный стол, открывала тетрадочку в 12 листов и продолжала писать оставленные со вчерашнего дня стихи.
Потом бабушка звала меня обедать. Я останавливалась, иногда даже в середине недописанного слова, и шла в гостиную. Кухня как место для принятия пищи или тем паче приема гостей не признавалась.
Далее я играла, делала домашнее задание, иногда продолжала свою сказку, а на следующий день все повторялось сызнова. Никаких пресловутых «творческих мук», когда, точно ограненный камень, выдавливаешь из себя нужное слово.
Во время написания сказки я не испытывала ничего кроме радости и очарования процессом. Просто возвращаясь из ненавистной школы, я бесшумно проскальзывала в волшебный мир сказки, где светило ласковое солнышко и было хорошо.
Позже, уже во взрослом возрасте, я умудрилась вернуть себе это состояние проникновения в сказку.
Мама отослала «Аленку и колдуна» на конкурс, и вскоре получила ответ. Сказка-де хороша, но ваша Юля еще слишком мала для того, чтобы заниматься в «Дерзании» при Дворце пионеров.
Пришлось ждать пятого класса, снова участвовать в конкурсе, победить, теперь уже законно, чтобы получить, наконец, право заниматься в «Дерзании».
Дворец сразу же поразил меня своей широкой лестницей, зимним садиком, потрясающей красоты кабинетом с лепниной и резной мебелью. Мне нравилось представлять себя маленькой принцессой или пробравшейся в замок трех Толстяков танцовщицей Суок. Нравилось, сбежав от всех, бродить в полном одиночестве по великолепным гостиным, белоколонному залу или подниматься по полутемной лестнице черного хода, где в шкафах стояли блестящие камни – сокровища гномов. Нравились расписанная в былинном стиле комната сказок и хоровод летящих неведомо куда лошадей на мозаичном полу. Лошади в зеленоватом озерце, точно над бездной.
Но больше самого дворца я была очарована нашей руководительницей – Ниной Алексеевной Князевой[1]. Маленькая старушка с почти что детскими, светящимися глазами, Нина Алексеевна не проводила наши занятия, а буквально горела перед нами, своим отношением, своей энергией делая любую, даже трудную и изначально скучную тему занимательной и потрясающе интересной.
Это именно она, водя нас по дворцу и заметив, что младшие начинают шуметь и баловаться, заводила, вдруг опускаясь до таинственного шепота, рассказ о населяющих дворец привидениях.
Одним из которых был покойный император, ммм… кажется, Александр.
Почему-то имя изобретательного монарха выветрилось из памяти, оттесненное в сторону интересной историей этого места.
Нина Алексеевна рассказывала, что император (ну пусть будет Александр II), хотя, возможно, я и ошибаюсь, был не дурак выпить. В то время как придворные доктора решительно отговаривали монарха от сей пагубной привычки.
Однажды, когда императору нездоровилось, его венценосная супруга была вынуждена поставить возле кабинета монарха бдительную стражу, в обязанности которой, в частности, входил обыск посетителей на предмет обнаружения у них водки.
Все шло отлично. Но к вечеру император был вдребезги пьян.
Оказалось, что водку ему поставлял начальник стражи.
Позже, дабы не создавать новых трудностей с поставкой во дворец огненной воды, во дворце был создан водкопровод, коим и пользовался государь.
Нина Алексеевна утверждала, что по полутемным залам дворца по сей день бродит призрак икающего с перепоя императора.
Впрочем, компанию ему вполне могли составить и другие выдающиеся личности прошлого, например, императрица Елизавета, по приказу которой дворец собственно и начал строиться. И архитектор Михаил Земцов – первый архитектор Аничкова дворца, и, конечно уж, Бартоломео Франческо Растрелли, завершивший строительство в стиле высокого барокко.
Здесь вполне мог бродить по ночам Алексей Григорьевич Разумовский, которому собственно Елизавета Петровна и подарила это гнездышко любви, и Григорий Потемкин, которому в свое время этот дворец подарила уже Екатерина II, присовокупив к подарку 100 тысяч рублей и пожелание, чтобы фаворит обустроил дворец по собственному вкусу и в соответствии с бытовавшей тогда модой на классицизм. А значит, сюда вполне мог захаживать и работавший здесь Иван Егорович Старов, перестроивший дворец по желанию Екатерины и Разумовского, а позже и Джакомо Кваренги, Карл Иванович Росси.
Императоры Александр I, Николай I, Александр II, Александр III, великие князья и княжны.
На нескольких языках говорили бы эти пришедшие побродить по коридорам его призрачные гости.
И, наверное, нередко сюда слетаются выпускники клуба «Дерзание», живые и нет. Кого же мы увидим в красной гостиной, белоколонном зале, в кабинетах, в которых традиционно проходили занятия кружков?
Своими мечтами, наверное, возвращаются в «Дерзание» поэты Глеб Горбовский[2], Александр Гущин[3], Николай Голь[4], Елена Шварц[5], Полина Беспрозванная[6], Виктор Ширали[7], покойный ныне Геннадий Григорьев[8]…
Когда-то… я не знаю точно когда, здесь читали свои стихи Бродский[9] и Соснора[10]. До сих пор стены дворца хранят воспоминания о Викторе Топорове[11] и Михаиле Гурвиче (Яснове[12]), Николае Беляке – режиссере известного в Питере «Интерьерного театра», Евгение Вензеле[13], Елене Игнатовой[14]. Известный всем, кто хотя бы один раз выпил маленький двойной в «Сайгоне»[15] Виктор Колесников (Колесо). Вот ведь – мир тесен!
Все эти люди – живые или уже перешагнувшие порог вечности – часть необыкновенной ауры Аничкова дворца, его духовной составляющей, еще не раз сойдутся, привлеченные светом лампы Нины Алексеевны Князевой, услышав ее взволнованный и одновременно с тем ласковый и добрый голос…
К слову, моя мама тоже из «Дерзания», только она там занималась не стихами, а прозой, так что у нас это семейное.
[1] Нина Алексеевна Князева. Работала во Дворце с 1957 по 1988 год. Педагог кружка юных поэтов литературного клуба «Дерзание». Ее воспитанники пополнили большой отряд литературоведов, поэтов, прозаиков, критиков и журналистов Санкт-Петербурга. Нина Алексеевна – отличник народного просвещения РСФСР, ее работа отмечена Грамотами городского отдела народного образования.
[2] Глеб Яковлевич Горбовский – род. 4 октября 1931 в Ленинграде — русский поэт, писатель. Член Русского ПЕН-центра (1996). Академик Академии российской словесности (1996).
[3] Александр Геннадьевич Гущин родился в Ленинграде в 1963 году. Первые рукописные книги: «Облако без штанов»(1982), «Моноголосие» (1984), «Песни ветра и огня» (1986), «Неоконченная поэма» (1986), «Объятия Земли» (1989), «Песни травы» (1991), «Стая товарищей» (2000), «В казино» (2001). В 2002 году в издательстве «Синтез-Полиграф» вышла книга стихов «Избранное Избранного». А. Гущин выступал на Санкт-Петербургском радио в передаче «Антология современной поэзии Санкт-Петербурга», принимал участие в деятельности поэтических фестивалей и литературных объединений Санкт-Петербурга, ведущий передач телеканала «ВОТ!» («Ваше Общественное Телевидение!»).
[4] Николай ГОЛЬ – род. 17 апреля 1952 года. Поэт, детский писатель, переводчик, драматург. Окончил институт Культуры имени Крупской. Первая публикация – в журнале для детей «Искорка» в 1975 году. Поэт, переводчик, детский писатель, драматург. Автор множества книг для детей младшего возраста, переводов стихов и прозы (от Эдгара По до Филипа Рота), научно-популярной книги о спиритизме и др. Лауреат премии журнала «Нева» (2003 г.) Член СП и СТД.
[5] Елена ШВАРЦ. Поэт, прозаик. – Род. 17 мая 1948 года
[6] Беспрозванная Полина Владимировна ( 22.09.1951 ) Родилась в Ленинграде в семье служащих. Окончила физический факультет ЛГУ (1975). Работала в Кольском филиале АН РАН, в администрации г. Апатиты Мурманской обл., была литературным редактором журнала "Пчела". Автор кн. стихов: Тени на снегу. Мурманск, 1980; Смальта. Мурманское изд-во, 1984; Суглинок. Мурманское изд-во, 1990. Печаталась как поэт в журнале "Север", в альм. "Ключ" (1995). Живет в С.-Петербурге.
[7] Виктор ШИРАЛИ (Санкт-Петербург) — родился в 1945 году в Ленинграде. Поэт, писатель. Член СП.
[8] Генна́дий Анато́льевич Григо́рьев – род. 14 декабря 1950, Ленинград — 13 марта 2007, Санкт-Петербург) — российский поэт, драматург и анаграммист.
[9] Иосиф Александрович Бродский (24 мая 1940, Ленинград — 28 января 1996, Нью-Йорк) — выдающийся русский и американский поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года, поэт-лауреат США 1991—1992 гг.
[10] Виктор Александрович Соснора (род. 28 апреля 1936, Алупка) — русский поэт.
[11] Виктор Топоров (1946) – критик, редактор, писатель, переводчик поэзии и прозы. Автор теории «плохого перевода». Самая известная его книга – «Записки скандалиста».
[12] Михаил Давыдович Яснов (Гурвич; р. 8. 01. 1946) Род. в Ленинграде. Окончил филол. ф-т ЛГУ (1970). Печатается с 1961.
[13] Евгений Вензель (Санкт-Петербург) — поэт и прозаик. Родился в 1947 году. Публикации: в альманахе поэтов Малой Садовой "Fioretti", 1965; "Голос", 1978; журнале "Часы" № 10; антологии "Острова", 1982.
[14] Елена Игнатова. Родилась в Ленинграде. С 1975 года постоянно публиковалась в изданиях русского зарубежья. Поэт, сценарист.
[15] Сайгон — неофициальное название легендарного кафе в Ленинграде (Невский просп., 49) при ресторане «Москва», место обитания героев андеграунда, «непризнанной» творческой интеллигенции, т.н. «неформалов».