И зачем я переехал в Россию? - мрачно думал Майкл, теплее кутаясь в вязанный шарф. На улице смеркалось. В окнах пятиэтажек зажигались огни. Некоторые из них украшали мерцающие гирлянды, и Майкл тяжело вздохнул. Это Рождество ему предстояло провести без семьи. В обычные дни тоска по дому была не так сильна. Они часто созванивались с мамой по скайпу, переписывались с Элис в мессенджерах, но с приближением праздников ему все чаще хотелось бросить чертов Новосибирск и уехать в Архангельск. Город, само название которого он с трудом мог выговорить.
Он думал, что все будет проще. Хотя большая часть жизни Майкла прошла в Бирмингеме, он всегда был связан с родиной мамы, дома говорил по-русски, читал в оригинале Пушкина и Толстого. После развода отец просил только одно - не уезжать из Англии. Он платил за их дом, за образование Майкла и Элис, и мама держала свое слово. Лишь когда дети подросли, а у отца появилась вторая семья, она заговорила о возвращении домой. Бабушка Таисия, Тася (еще одно слово, которое давалось ему с трудом), уже разменяла восьмой десяток, и ей было тяжело жить самостоятельно.
И тогда они оказались в России. Здесь все было не таким, как он себе воображал. Россия была страной контрастов. Только Майкл ловил себя на мысли, что центр города ничуть не уступает Бирмингему, как оказывался в спальном районе, с его безликими пятиэтажками и разбитыми дорогами. И люди здесь были не такими, как в Англии. Они то удивляли своей неприветливостью, то, напротив, поражали добротой и открытостью. Как-то раз он провел два часа слушая рассказ попутчицы о внуках, и рассматривая их фотографии на плохеньком кнопочном телефоне. К тому моменту, когда нужно было выходить на вокзале, он уже все знал и про Аленушку, и про ее непутевого брата Виталика. Клавдия Васильевна, так звали соседку, на прощание долго напутствовала его тепло одеваться и носить шапку, а потом и вовсе вытащила из огромной сумки вязанный шарф и подарила его Майклу.
-Я Виталику еще свяжу, - строго возразила она, когда Майкл попытался отказаться от неожиданного подарка. - По правде сказать, я уже и так кучу ему навязала. А он не носит, сердце мне рвет и нервы не жалеет!
Шарф Майклу нравился. Он носил его не снимая, каждый раз тепло вспоминая Клавдию Васильевну. Если бы все люди здесь были бы такими, как она. Хотя бы его однокурсники.
Наверное, стоило выбрать университет в Архангельске. Рядом с семьей было бы проще привыкнуть к новому дому. Но он все еще мыслил английскими шаблонами, и, выбирая вуз, думал о его учебных программах, а не месторасположении. В Москву и Питер подавать документы было страшно. Да и подспудно Майкл старался держаться от столиц подальше. В конце концов, жизнь в Бирмингеме была тихой и размеренной, такой же, как в провинциальных городах России.
Почему-то ему казалось, что таким же окажется и Новосибирск. Как же он ошибся! Единственное, что спасало, сам университет располагался в стороне от центра. Но безвылазно находиться на территории академгородка было невозможно. Очень скоро Майкл понял, что завести друзей в России ему будет непросто. Он быстро привлекал к себе внимание смуглым цветом кожи и английским акцентом, но очень скоро новые знакомые понимали, что образ англичанина, который они создали в своей голове, сильно отличается от реальности. Необычный иностранец при близком рассмотрении оказывался... обычным парнем. Какое разочарование!
Поэтому, когда Майкла приглашали провести вечер в компании, он никогда не отказывался. Тем более, когда там была Маша. Он увидел ее в самый первый день учебы. Глаза сами выхватили ее из толпы студенток, и Майк уже не смог отвести взгляд. Маленькая, худенькая, она куталась в смешную вязаную кофту, которая была ей откровенно большой. У нее были тонкие, точно у куколки, черты, маленький вздернутые носик, внимательные карие глаза. Но больше всего Майкла поразили ее волнистые рыжие волосы, непослушной гривой расплескавшиеся по плечам и спине.
- Знаешь, кто это? - спросил он у соседа по комнате, но Алик только пожал плечами.
Потом он выяснил, что Маша учится на филолога, и что она прекрасно поет. Ни один творческий вечер не проходил без ее участия. У Маши оказался глубокий красивый голос, и Майкл бросал все дела, чтобы послушать ее выступления. Он пытался за ней ухаживать, но Маша воспринимала его исключительно, как друга. А потом он узнал, что ей нравится Стас.
Чертов Катаев был обычным мажором, по которому сохли все девчонки. Почему из всей толпы обожательниц он выбрал именно Машу, Майкл не понимал. Ну что ему стоило влюбиться в Свету, дочь состоятельных родителей, или Катю, чей фигуре позавидовала бы любая модель? Но нет, из всех девчонок Стас обратил внимание на тихоню Машу. Его Машу.
Майкл не хотел приходить в гости к Катаеву. Это было выше его сил, видеть, как Катаев обнимает Машу за талию, а та улыбается ему в ответ. Но сегодня было Рождество, да и друзья его не могли упустить случай посмотреть, как живет Стас.
С первой минуты, как он оказался в квартире, Майкл понял, что зря сюда пришел. Знакомых лиц среди собравшихся было немного, да и те прихвостни Катаева. Алик еще не пришел, зато пришла Маша. Майкл успел заметить, как мелькнула в толпе ее рыжая грива. Немного понаблюдав, как парни режутся в приставку, он вновь попытался найти среди толпы знакомых, но вновь потерпел неудачу. К тому же, присмотревшись, он понял, что многие уже порядком успели набраться. Двое парней и вовсе перешли на повышенный тон и в воздухе отчетливо пахло дракой.
Протиснувшись сквозь толпу, он вышел на лоджию и вытащил из кармана телефон. Нужно было сказать Алику, что он уходит, и что им тоже нет смысла сюда приходить. Алик не отвечал. Весь день шел наперекосяк. Вот тебе и Рождество!
Майкл потянулся к ручке двери, но та вдруг отпрянула от его пальцев, и на балкон вышла Маша. От неожиданности Майкл опешил.
- Привет, - натянуто улыбнулась Маша. - Не помешала?
Майкл только и смог, что покачать головой.
- Я не знала, что ты здесь будешь, - продолжила она. - Мне казалось, что тебе не нравится компания Стаса.
- Не нравится, - подтвердил Майкл.
- Тогда почему ты здесь?
Потому что мне нравишься ты, - чуть ли не сорвалось с его языка, но он вовремя успел себя остановить. Майкл просто пожал плечами.
- Просто сегодня Рождество. Не хотел быть один.
- А я и забыла! - Маша встала рядом и выглянула на улицу. - Здесь все совсем другое, правда? Тебе, наверное, сложно без семьи?
Майкл кивнул. Об этом и говорить даже не стоило. Одного упоминания Маши было достаточно для того, чтобы у него больно сжалось сердце.
- Я по ним скучаю, - неожиданно для самого себя сказал он. - Особенно по Элис. Она младше меня на восемь лет, но мы всегда были очень близки. Это первое за двенадцать лет Рождество, которое я провожу без нее.
- Я тоже скучаю по родным, - призналась Маша. Бабушка и тетя живут в Мошково, просто так не наездишься. Дорого и далеко. Но скоро Новый год, - на ее лице появилось мечтательное выражение.
Такое выражение Майкл замечал на лицах многих однокурсников, когда те говорили о празднике. Конечно, от мамы он слышал, что в России Новый год празднуется гораздо шире, чем Рождество. И все равно каждый раз его изумляло, с каким трепетом все относились к новогодней ночи. Как будто все, от детей до стариков, верили в ее волшебство. Сам он ничем не отличал ее от всех остальных.
- У нас маленький домик в поселке, - тем временем продолжала Маша и ее глаза блестели, - и в Новый год в нем будет тесно. Придет тетя Женя с семьей и дядя Коля. Бабушка с тетей Тоней будут печь пирожки. Знаешь они какие вкусные? У бабушки осталась на кухне печь, хотя она ею почти не пользуется. Дядя Коля давно подключил плиту. Но пирожки она печет только в ней. Тетя Тоня будет месить тесто и защипывать начинку. У бабушки руки болят. Но начинку и печь она никому не доверит. Тетя Женя и ее дочка Лена нарежут салаты и накроют стол, дядя Коля и дядя Жора приготовят мясо на мангале, а Петька будет всем мешать, - она улыбнулась. - А потом все сядут за стол и, как всегда, забудут принести из ледника холодец. Дядя Коля будет жаловаться, что это скорее мороженное, а Петька требовать, чтобы ему дали таким. А потом бабушка начнет подпевать "Голубому огоньку", и заснет до поздравления президента. Проснется, накинется, чтобы открывали шампанское и обязательно хлопнули пробкой под последний бой Курантов. И наступит Новый год.
Майкл не сводил с Маши ласкового взгляда. И хотя его тронули ее слова, и он на мгновение словно и сам перенесся в их домик в Мошково, ему по-прежнему было сложно понять, отчего все говорят о волшебстве новогодней ночи. Волшебства не существует. Оно осталось лишь на книжных страницах детских сказок.
- А поехали со мной, - вдруг предложила Маша. Сердце Майкла пропустило удар. - Я тебя со всеми познакомлю. Бабушка будет только рада, что ты проведешь с нами праздники.
- А как же Катаев? - тупо спросил он.
- А Катаев останется в этом году.
Не веря своим ушам, Майкл несмело улыбнулся. И, надо же, Маша улыбнулась ему в ответ. А затем он просто шагнул к ней и поцеловал. Маша была такой крохотной в его объятиях, такой хрупкой. Он мог бы простоять так вечность, не выпуская ее из своих рук. Мерцание гирлянды, огоньками пляшущее на ее лице, казалось Майклу волшебными искрами доброго волшебника.
А потом они долго гуляли за руку по городу и пили какао в маленьком кафе. А затем заскочили в третий трамвай, и он проводил Машу до подъезда. И снова ее поцеловал.
На лице юноши светилась улыбка, и редкие прохожие улыбались ему в ответ. Ночной Новосибирск тонул в свете гирлянд, в витринах магазинов и на входе кафе возвышались украшенный шарами елки. Весь мир показался Майклу ожившей сказкой. Мимо, раскачиваясь, медленно проплыл травмайчик, на котором они с Машей ехали домой, и улыбка его стала еще шире. Он вспомнил песню, которую Маша пела на прошлой концерте.
В лунном сиянии снег серебрится,
Вдоль по дорожке троечка мчится.
И тогда он подумал, а, может быть, русские и правы? Может быть, Новый год и впрямь особенное время? Ведь кажется, здесь и в самом деле происходят чудеса.