Наташу все назвали Наткой. Учителя в школе вызывали к доске по фамилии – Морозова. И если случайно кто-то окликал Натальей, она не реагировала, имя казалось незнакомым.
Семья девочки жила скромно. Отец работал обходчиком на железной дороге, мать мыла посуду в столовой интерната. Брат Петька был старше на пять лет и не обращал на сестру никакого внимания. Папа с мамой тоже не очень много общались с дочкой. Нелёгкая работа и домашние хлопоты отнимали много времени и сил. Но были и моменты отдыха. Любимым праздником был Новый год.
Ната – невысокого росточка сероглазая девчушка с короткими русыми косичками ждала всякий раз новогоднего чуда, хотя сама не знала какого именно. Каждое утро первого января бежала к ёлке и находила под душистыми ветками альбом или коробку цветных карандашей, кулёк конфет с парой маленьких яблок. Радовалась, делилась с родными гостинцами. Потом подходила к окну. Обычно стекла были плотно зарисованы снежными узорами. Приложив палец ко льду, терпеливо ждала, когда вытаит дырочка, через которую можно было увидеть улицу. Жадно вглядывалась в пелену снега, надеясь увидеть что-то необычное, но во дворе всё было по-прежнему. Девочка разочарованно вздыхала и отходила от холодного окна.
Что хотело маленькое сердечко обнаружить за стеклом? Дедушку Мороза в расписных санях с тройкой белоснежных коней? Снегурочку в сверкающем наряде?
Когда была жива Наткина бабушка, она часто рассказывала маленькой внучке сказки, и в то время они были частью детского мира. Ната верила, что где-то в дальних лесах разговаривают звери, а за морями есть страны, где живут принцы, принцессы и маленькие эльфы. Там тепло. Там чудесные необыкновенной красоты деревья и цветы, всегда светит солнышко и не бывает зимы.
Не надо думать, что Натка не любила зиму! Вовсе нет! Она, как все дети того времени, пропадала на улице, каталась с ребятами на лыжах, на санках с горы. Приходила домой замерзшая, с ледяными колтунами на штанах. Вешала их на спинку старого стула ближе к печке, чтоб на следующий день были сухими. С валенок приставший снег и лёд соскрёбывала кусочком фанерки. А как здорово было, напившись горячего чаю, залезть под ватное одеяло с книжкой... А там был свой, особый, не похожий на Наткин мир.
Но больше всего зимою, действительно, ждала Новогодний праздник и всякий раз робко надеялась, что с ней непременно произойдет какое-нибудь чудо, но ожидания был напрасными.
Как-то после праздника она сказала об этом маме, а та, выпрямившись над тазом с бельем, откинув мыльной рукой русую прядь со лба обыденно сказала: «Ты в третьем классе, а все ещё веришь в сказки и чудеса? Пора уже выкинуть этот бред из головы!» Но взглянув на дочь, увидев, как та поникла и сжалась, чуть мягче спросила: «А как ты представляешь чудо? Какое оно?» Ната растерялась.
Раньше, думая о новогодних чудесах, она представляла высокую нарядную елку с яркими магазинными игрушками, с разноцветными огоньками, с подарками, и всё было залито сказочным розовато- фиолетовым светом. Дальше воображение «буксовало».
Мама стояла и вопросительно смотрела на дочь. Вдруг девочке вспомнилась сказка, где бедные дети смотрели со стороны, как празднуют Рождество нарядные богатые люди: танцуют, едят сладости и красивые пирожные. И тогда впервые Наткины мечты стали обрастать деталями.
– Ну, дождуся от тебя ответа? – громко воскликнула мать.
– Я знаю мама, у нас этого не будет. У моих подружек – тоже. Но я хочу, – она споткнулась на слове, – розовое платье с воланчиками и с цветком на плече, и много разных угощений, и такое пирожное, высокое, с белым кремом, как шапочка, и с ягодами.
Мать укоризненно покачала головой: «Да! Губа у тебя не дуррра! Только закатать губу придется. Правильно сказала, никогда такого у тебя не будет. Так что не мечтай понапрасну». Отец, стоящий в прихожей, услышал слова жены и, войдя на кухню, пробасил:
– Дарья! Ты чего так девчонку шуганула. Пусть мечтает! От этого никому не жарко, не холодно, а ей в радость.
– Да отколе такое в голову втемяшилось. Цвяток на плечо и пирожное ей с кремом и ягодами. Вон, завтра пироги с картошкой полопает и за радость! Мы в войну белого хлеба вкус забыли. Драники с картофельной кожурой уминали! За счастье было, что брюхо не сводит! А эти – послевоенные дети, голоду не видели, пирожное им подавай! С кремом! Откуда что взялось?
– Так ты сама про мечту спросила! – сквозь слезы выкрикнула Натка. – Я же ничего не прошу. Это просто мечта, – но взглянув на усталую мать, девочка вдруг заискивающе сказала. – А пироги с тобой печь буду… Они самые вкусное. Самые - самые.
Натка была обижена на жёсткие слова, но и мамку было жалко. Из рассказов близких знала, как мама с бабушкой голодали в войну, а дедушке на фронт писали, что всё хорошо, и еда есть. А когда вернулся, жену не узнал. Его встретила седая старуха и худая, почти прозрачная девушка – старшая дочь, единственная выжившая из четырёх детей.
Натин папа тоже пережил войну. Он с четырнадцати лет работал на заводе. Получал паёк, но, бывало, падал в оброки от утомления и недоедания.
Натке стало нестерпимо стыдно за свою мечту. Опустила голову и еле сдержала слезы. Отец подошёл, погладил по голове. Вдруг протянул на ладони румяное яблоко: «Ой, доню, не журись, будет сладкой твоя жизнь!» Натка подняла удивленные глаза.
– Это меня дядька Микола на работе угостил, а я вам принёс.
– Спасибо, папочка, – взяла яблоко и спросила мать, – Я поделю?
– Да, ладно, – отмахнулась она, – сама ешь. Что тут делить-то?
Но половинку Натка оставила Петьке, который в то время гонял с пацанами шайбу на школьном катке.
На следующий день, третьего января 1952 года Натку послали в магазин . Девочка задумалась, не посмотрела по сторонам и начала переходить дорогу. ... Очнулась в больничной палате. Рука была в бинтах. Болела голова. Рядом сидела печальная мама. Ната тщетно пыталась вспомнить, что произошло. Тут родительница увидела, что дочь очнулась и обрадовалась: «Наточка, как ты всех напугала! Дитя ты мое неразумное!» В голосе матери девочка услышала забытые интонации бабушки Клавы и улыбнулась.
– Как же так? Глаза-то тебе на что даны? Чего ж под машину-то полезла? –запричитала мать. «Ну, вот, – подумала дочка, – теперь будет долго ругаться». Но мать вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками: «Ты пока без сознанья лежала, я думала, если помрет дочка, следом уйду».
– Мамочка, – ласково произнесла Натка, – я тебя очень люблю.
– И я тебя люблю, Наташенька! Солнышко моё ясное! Птичка наша певчая! Без тебя в дому тихо, как в гробу! Выздоравливай, девочка.
– Хорошо, мама.
– Доча, а ты… это.. На тех, кто сбил тебя, обиду держать не станешь?
– Нет. Я, наверно, сама виновата. Машину не увидела.
– А сбил тебя, доча, человек не простой. Военный. Лётчик.
– Лётчик?
– Ага! Они с женой не раз приходили. Беспокоятся. Нас с отцом о тебе расспрашивали. Ждут, когда в себя придешь. Телефон дали. Я тогда тут, из отделения, позвоню им.
– Хорошо.. А я спать...
- Спи, моя маленькая, спи, моя сладкая.
Под необычно нежные мамины слова, она действительно спала сладко…
На следующий день после тихого часа в палату вошли двое: высокий статный мужчина в военной форме и стройная нарядная женщина. Они представились, спросили Натку о самочувствии. Мужчина попросил прощения у пострадавшей за то, что не сумел вовремя затормозить, на что девочка ответила, что сама виновата.
Тут женщина подошла ближе, зашуршала бумагой и вдруг, как показалось Натке, в её руках возникло розовое облако, а мужчина открыл картонную коробочку и протянул пострадавшей. Там лежали пирожные с белым кремом и с ягодками, и с грибочками...
А розовое облачко оказалось платьем с воланами...
_____________________________________
25. 11. 22. Автор: Татьяна Сунцова.